Измена. (не ) Его невеста - Лада Зорина

Дверь за нами беззвучно закрылась. Я невольно поёжилась. Сколько ещё подобных комнат-секретов хранил этот дом?..

Ситуация складывалась не в мою пользу — я застыла посреди комнаты, а Уваров остался стоять у самой двери. Теперь разговор не закончится, пока он этого не захочет. Оставалось надеяться, он не фанат наших диалогов.

— Мне жаль, что… я не хотела… — я ожидаемо начала спотыкаться о собственные слова, — это ведь ваш главный повар?

— Шеф-повар, — поправил Уваров, — больше не мой.

— Он, конечно, тот ещё эксцентрик, но, может, не стоило с ним так… жёстко?

— Я не спрашивал твоего совета по этому поводу. Ты об этом хотела со мной поговорить? Замолвить словечко за человека, который тебя оскорбил?

Я потупилась:

— Ну… я на него зла уже не держу. Я ему отомстила.

Уваров фыркнул. От удивления я вскинула голову и уставилась на него, потому что, должно быть, впервые за время нашего с ним общения он не язвил и не выливал на меня ушаты сарказма. Мой ответ его искренне… развеселил?

— Месть заключалась в съеденном соусе?

Я кивнула и отчего-то густо покраснела. Сейчас этот поступок казался мне откровенно детским, глупым.

— Это того хотя бы стоило? — в тёмно-карих глазах продолжало плескаться веселье.

— Более чем, — невольно сорвалось с моего языка.

— Так ты за него просишь из-за этого? Потому что не хочешь лишаться возможности время от времени совать пальцы в кастрюли с креветочным соусом?

Он что, по цвету или по запаху определил, каким соусом я лакомилась?

— Господи, нет, конечно! — запротестовала я. — Просто…

— Он сказал, ты шпионишь, — неожиданная смена темы изменила и его настрой. Он снова излучал свою привычную мрачную надменность. — С чего бы ему так говорить?

— Я… понятия не имею. Испугался, что умыкну у него рецептуру? — предположила я, и моё искреннее недоумение, кажется, убедило его, что за словами блондина не крылось ничего, кроме параноидальных иллюзий.

— Тем более не вижу смысла держать у себя в доме помешавшегося. Смилянский скоро окончательно выгорит, начнёт подозревать всех подряд и однажды подсыплет нам в кашу мышьяк. Лучше принять превентивные меры.

Кто бы говорил о подозрительности… Но вслух я сказала вовсе не это.

— Поступай как знаешь. Мои слова всё равно ничего здесь не решат. И всё-таки… раз я теперь тут живу… я не могу сидеть сиднем дни напролёт. Я буду учиться готовить.

Уваров смотрел на меня так, будто не был до конца уверен, что всё расслышал правильно.

— Готовить?..

— Ну… да. Я хочу научиться.

Мне определённо удалось его поразить. Ожил он только после очень продолжительной паузы.

— Как тебе будет угодно. Только я здесь при чём?

Я очень надеялась, что пришедшая мне в голову шальная мысль, которая могла бы с невероятным удобством убить двух зайцев, позволит мне хотя бы поторговаться за свободу. Хотя бы за её иллюзию.

— Дело в том, что я не хотела бы никого стеснять. Может, для меня найдётся какое-нибудь место… Я подумала… я подумала, может, я могла бы жить где-нибудь на территории. В каком-нибудь коттедже. Я знаю, что вокруг поместья есть такие, где живёт прислуга.

Тёмный взгляд Уварова так и впился в меня:

— Ты хочешь жить… отдельно.

Он не спрашивал. Он утверждал.

Моё сердце упало, но я продолжала гнуть свою линию:

— Но это было бы удобно нам обоим. Я никому не буду мешать, ни у кого не буду путаться под ногами. И эти вечные скандалы наконец прекратятся. Чем меньше мы будем контактировать, тем лучше. Разве нет? Это же выгодно нам обоим!

Уваров сжал челюсти так, что желваки проступили.

— Нет.

— Н-но…

— Никаких «но»! — громыхнул он. — Не обсуждается. И никаких больше бредовых идей о расселении.

Я поджала губы, не решившись ему возражать.

Впрочем, возможность отвести душу мне всё-таки вскоре представилась.

Глава 20

Кухонная шпионка оказалась его собственной женой… Когда он в сопровождении причитавшего Смилянского шёл в рабочие помещения, в нём теплилась надежда, что им наконец-таки удалось схватить за руку кого-то действительно подозрительного. Даже мысли не промелькнуло, что у шеф-повара поехала крыша.

Это о чём-то да говорило.

Это говорило о том, что маленькая Канатас оказалась права, называя его параноиком. Он хватался за всё, видел угрозу во всём, подозревал каждого.

И свою жену — в первую очередь.

Бешеную девчонку, макавшую палец в драгоценный соус в качестве мести Смилянскому, а потом кинувшейся его защищать. А потом заявившей, что посвятит жизнь кулинарии. При этом желательно съехав из поместья.

Его дом стремительно превращался в заведение для умалишённых.

Она попыталась ему возразить, приводя идиотские доводы вроде того, что жизнь порознь каким-то образом облегчит им бремя несчастливого брака, но он не стал бы даже выслушивать её аргументы — подобный вариант не допускался.

— Нет.

— Н-но…

— Никаких «но»! Не обсуждается. И никаких больше бредовых идей о расселении.

Она замолчала, но о согласии не могло быть и речи. Просто понимала, что сейчас он не в настроении спорить. Но девчонка ошибалась, если рассчитывала, что время сыграет ей на руку и позже она сумеет его переубедить. Девчонка так до конца и не поняла, с кем имеет дело.

— Возмечтала готовить? — он пожал плечами. — Бога ради. Но только у меня на виду, здесь, где я смогу видеть, что ты… готовишь.

Двусмысленность последнего слова она уловила, потому что гневно сверкнула глазами, предпочтя презирать его приказ молча.

Её безумное предложение жить отдельно так и крутилось у него в голове, даже несколько дней спустя, когда после завтрака он заперся в рабочем кабинете и хмуро смотрел в монитор на своего собеседника.

— Ладите? — старый Канатас скрывал в густой седой бороде кривую усмешку, будто наслаждался мрачностью Уварова.

— Не то слово, — процедил он.

— О, я уверен, что слово не то, — хмыкнул Зевс и поморщился, меняя положение в кресле.

Он выглядел бледным, уставшим, но голос его звучал по-прежнему властно.

— А как насчёт свадебного путешествия?

Издевается, старый чёрт. Глеб потёр нижнюю губу и бросил взгляд в окно, на роскошные кроны яблонь.

— Не в нашем случае.

— Девчонка до восемнадцати лет кочевала по интернатам, а потом несколько лет вкалывала в захудалом магазинчике, пока её не погнали на улицу и оттуда, и из съёмного жилья.

Он что, решил его разжалобить?

— Не из-за её ли ангельского характера?

Зевс проигнорировал «шпильку»:

— Она жила впроголодь всю свою жизнь.

Да, это объясняло её неуёмную тягу к еде. Глеб невольно нахмурился:

— И какой я из этого должен сделать вывод?

— Никакой, — вздохнул Канатас. — Но уверен,