Новый Аладдин - Александр Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ты выдумал брата? — спросил Хмелик у Озерова.
— Надо же было что-то придумать.
— Короче говоря, у нас нет билетов, господин полицейский.
— Как же вы прошли контроль?
— Вы же не верите в привидения.
— А есть ли у привидений документы? Скажем, паспорта, визы?
— Остались в отеле, — нашелся Хмелик.
— В каком?
Хмелик смущенно взглянул на Озерова: может быть, тот знает хоть один отель в Монте-Карло? Но седоусый перебил:
— Не выдумывайте второго брата русского гонщика. Кстати, он имеет все шансы на гран-при. А вас, господа, попрошу проследовать за мной в управление.
— Что же делать? — испуганно зашептал Гиллер на ухо Хмелику. — Ведь это пахнет международным скандалом.
— Выкрутимся.
В полицейской дежурке, как это ни странно, было чисто и безлюдно. Только отполированная до блеска скамья перед деревянным загончиком свидетельствовала о том, что здесь сиживало великое множество клиентов полицейского комиссара. Стол за барьером с полудюжиной телефонных аппаратов и пухлых телефонных справочников тоже пустовал.
— Все на гонках, — пояснил Карачевский-Волк. — А вам, увы, придется подождать, — с деланным сожалением прибавил он. — Комиссар, видимо, не уйдет до финиша, хотя я и поспешу предупредить его. Надеюсь, вы не соскучитесь в своей компании, да и осталось до финиша каких-нибудь двадцать минут — не больше. О результатах узнаете, если откроете окно: отсюда все слышно. — Он поскучнел и присовокупил: — А бежать не советую: окно выходит во двор и все выходы охраняются. О ревуар, господа.
Он ушел. В наступившей тишине гулко отсчитывала минуты большая стрелка на круглых стенных часах. Валя сидела с видом наказанной школьницы. Губин с наигранным равнодушием разглядывал ногти. Остальные просто молчали: Только Гиллер, нервничая, то вскакивал к деревянному барьеру, словно пытался достать телефонную трубку, то садился опять.
— Да перестаньте же, профессор, — сказал Хмелик.
— А вы понимаете, что произошло? — гневно спросил геолог. — Сошин был прав, говоря о вашем легкомыслии. Полицейский участок в чужой стране — финал вашего экспериментум круцис! Что мы скажем комиссару?
— Ничего не скажем. Комиссар найдет только пустую скамейку. Озеров, давай!
И за деревянным барьером дежурки показался знакомый уголок комнаты Хмелика — навощенный паркет, стулья в беспорядке и диван у стены, на котором одиноко сидел озабоченный Сошин.
Полицейская дежурка исчезла. Все уселись с веселым недоумением, перебивая друг друга:
— Как будто ничего и не было.
— Мираж.
— Расскажешь кому — никто не поверит.
— Ничего вы никому уже не расскажете, — требовательно вмешался Сошин. — Это первое. О браслете забудьте — это второе. Кстати, ваша авантюра продолжалась не полчаса, а час десять минут.
— Произошло осложнение, — сказал Хмелик.
— Я это предвидел.
— У меня такое впечатление, — обиженно заметил Хмелик, — что вы расцениваете наши действия как нечто противозаконное.
Профессор ответил не сразу. Он прищурил один глаз и то ли с иронией, то ли всерьез сказал:
— Конечно, противозаконное. Переход границы без соответствующих документов. Ни один прокурор не помилует.
— Какой же это переход границы? Это нуль-переход.
— А чем он отличается от перелета на самолете без опознавательных знаков? Или на воздушном шаре? Или под водой с аквалангом? Во всех случаях использование техники для одной цели. — Увидев смущенные, даже растерянные лица, Сошин улыбнулся и прибавил: — Но нам, я думаю, это простят. Из-за техники. Очень уж она необыкновенна…
— Простите, профессор, — перебил Губин, — вы предложили забыть о браслете. Я не ослышался?
— Не ослышались. Я имел в виду, конечно, не нашу докладную записку в Академию наук, а обывательские пересуды о происшедшем. Предположите, друзья, что за границей узнают об этой штуковине? Какие средства будут ассигнованы, какие силы приложены, чтобы раздобыть ее! С этой минуты жизнь Озерова будет в опасности величайшей: ведь только она будет стоять между ним и браслетом. И наша задача с этой минуты оберегать ее, и наша удача в том, что находка Озерова досталась не какому-нибудь крупному или мелкому хищнику, не болвану, мнящему себя гением, а просто честному советскому человеку. Великий соблазн таит в себе эта лампа Аладдина. А владелец ее не соблазнился ничем, кроме нескольких туристских походов в майн-ридовском вкусе.
— Кстати, один туристский поход все-таки понадобится… — сказал Хмелик. — Вы о роще забыли.
— Верно, — согласился Сошин. — С нее-то мы и начнем. Кто знает, может, именно там и состоится встреча, о которой мы до сих пор и мечтать не могли.
Прошла только минута молчания, но в эту минуту в сознании Озерова промелькнула вся его жизнь. Где-то далеко — детство, ближе — институт, лекции и лингафон, Диккенс и Уэллс в подлинниках, первые шаги учителя и робкие мечты об аспирантуре. И вдруг как вспышка магния — диковинный браслет, одинокие забавы глобтроттера и вмешательство Хмелика, поставившего последнюю точку. И потом вспышка гаснет — еще закрыт занавес, еще не засветился экран перед первыми кадрами нового фильма, еще не открылась калитка в стене. Она так и не открылась перед героем Уэллса, но Озеров знает, что нужно только толкнуть ее.
И знает, что за калиткой. Новое дело, новые обязанности, новая жизнь.
Может быть, риск, может быть, подвиг.
Может быть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});