Консервация ненависти - Александр Тамоников

Бакаров спустился вниз, перебежал дорогу и залег в небольшой яме, повернувшись лицом к шоссе. В течение следующих десяти минут обстановка не изменилась. Он посмотрел на часы – 11.02 – и начал перебежками от балки к балке, обходя глубокие овраги, уходить в глубь равнины, выдерживая направление на хутор Калач. К полудню старший лейтенант отошел от шоссе примерно на километр и сделал очередной привал. Он еще не чувствовал себя в безопасности, боевики могли догнать его на машинах, но эта опасность теперь была из разряда маловероятных. Мадьяр не будет рисковать, увеличивая время и районы поисков, ему надо думать о собственном отходе. В принципе, Павел успевал дойти до хутора раньше запланированного времени, если бы… не случай, который часто коренным образом меняет все планы, а нередко угрожает и жизни.

Бакаров отошел уже на три километра и уперся в овраг, что тянулся на восток и запад метров на триста в каждую сторону. Павел осмотрел склоны. Они были пологими и внешне не таили в себе опасность. Дно неровное, глиняное, но сухое. Он шагнул вниз, и тут его левая нога поехала вместе с пластом земли, ступню вывернуло, и дикая боль пронзила все тело. Опрокинувшись на правый бок, старлей скатился вниз. Попытался подняться, но боль в ступне и в икроножной мышце не позволила сделать этого.

– Черт, черт, черт! Ну, надо же, вывих! Так глупо. И так больно, – выругался Бакаров.

Если бы при нем была боевая аптечка, он сбил бы боль и на обезболивающем пошел бы дальше, нога ведь не была сломана, однако аптечки он не имел. И что теперь? Ползти? Так он и за сутки не доползет. Придется что-то делать с ногой. Ему бы помощника, рвануть ступню, чтобы сустав вошел на место, но рядом никого. Кое-как, со стонами, иногда с криком, он вставил сустав, боль в ступне поутихла, а вот голень опухла на глазах. Видно, все же или сильно потянул мышцу, или порвал. Пришлось резать куртку и лоскутами затягивать голень, после чего он вновь попытался встать, но боль ударила по ноге, как молотом. Павел осмотрелся, ничего подходящего для костыля не увидел. С огромным трудом он поднялся на равнину, опираясь на автомат, и только в ближайшем кустарнике нашел крепкую ветвь, на которую можно было бы опереться. Срезав ее и очистив от мелких веток, используя гнущийся под весом костыль, сильно хромая и страдая от боли, Бакаров пошел дальше. Боль не давала покоя, но офицер усилием воли заставлял себя идти дальше. Как он прошел эти километры, затратив на переход более десяти часов, Павел и сам не понимал, а когда миновал ферму и вышел на окраину хутора, потерял сознание…

Девять вечера летом для молодежи любого населенного пункта – самое время для гулянья. Собрался на улицу и Коля Дунин. Но сегодня мать запретила сыну гулять. Днем Колька провинился, не залил водой бак для полива огорода, за что и был наказан. Но сердце матери отходчиво. Колька же, пообещав завтра исправить забор, добился все же своего.

Он выскочил на крыльцо и вдруг увидел непонятно как отвязавшегося пса по кличке Тор.

– Куда? – крикнул на него Николай.

Но Тор не обратил внимания на голос хозяина, он вдруг застыл, сделав стойку, повернул морду в сторону новой фермы.

– Иди на место, придурок! – крикнул на него Колька, но собака рванулась в темноту окраины хутора.

«Что там?» – подумал парнишка и побежал следом за псом.

Тор остановился перед лежащим в пыли старшим лейтенантом, рядом с ним валялись палка и автомат. Парень не узнал Бакарова, да и видел его мельком, а в темноте и подавно разобрать не смог. Он схватил автомат и побежал обратно к дому. Пес остался около Бакарова, не спуская глаз с незнакомца.

Когда Колька вбежал на кухню с автоматом, Валентина охнула, выронив тарелку, разбившуюся на мелкие куски, и опустилась на стул.

– Откуда это у тебя? – показала она рукой на автомат.

– Там, мам, военный на окраине лежит, в такой форме, в какой были солдаты, которых убили на ферме. Автомат валялся рядом, я и подобрал, от греха подальше.

– Дай-ка мне его!

Колька послушно передал матери оружие. Валентина осторожно поставила его в уступ за печью и спросила:

– Он что, лежит, и все?

– Ага. Не шевелится. Может, помер? Или кто прибил его, хотя нет, тогда бы автомат забрали.

– Давай-ка, беги к дядьке Степану, расскажи о военном, а я пойду посмотрю, кто он и что с ним. Ухват на всякий случай возьму и Тора.

– Он уже там.

– Ты отвязал его?

– Сам отвязался и за мной на улицу выскочил. Тор и почуял мужика, я-то его в темноте не видел.

– Ну, давай, беги к Гулебе. И пусть быстрее подходит.

– Ага! Бегу!

Парнишка выскочил из хаты. Следом, вооружившись ухватом и фонарем, вышла Дунина. Идя по улице, она освещала путь фонариком, пока не увидела Тора, ожидавшего возле мужчины.

Валентина узнала в лежащем офицера, который уходил с другим офицером и скотником, покойным Михаем, к старой ферме, и от неожиданности воскликнула:

– Ох ты! Тот самый! Но как? Откуда? Господи, спаси и сохрани! – и быстро перекрестилась.

Затем положила руку на запястье офицера. Пульс бился тихо, но прощупывался четко.

– Живой! Слава богу! Эй, офицер, – потрясла слегка Бакарова Валентина, – глаза открой!

Прибежал Гулеба с ружьем, в сопровождении Кольки.

– Кто тут, Валька? – выдохнул хозяин фермы.

– Тот офицер, которого вроде как захватили бандиты.

– Откуда знаешь, что кого-то захватили? – Гулеба повернулся к Кольке: – Ты растрепал?

– Чегой-то я? – насупился парнишка. – Может, сам и сказал кому по пьянке. На поминках Михая много чего говорили про тот случай.

– Я дам тебе, «сам и по пьянке»! – возмутилась Валентина. – Ну ладно, теперь это не важно. Дайте, я на него посмотрю. – Она повернула к себе голову Бакарова.

– Точно, это старший, что пошел с прапорщиком и Михаем к старой ферме.

– Он живой? – спросил Гулеба.

– Пульс есть, но без сознания.

– И чего делать?

– Воды надо плеснуть на лицо, если не ранен сильно, то должен очнуться.

– Ну, чего стоишь, быстро принес полведра воды, – приказал Кольке Гулеба.

Парнишка бросился к дому и вскоре принес целое ведро.

– Куда столько? – проговорила мать, плеснув воду на лицо Бакарова.

Тот очнулся, открыл глаза, сморщился и прошептал:

– Где я?

– На хуторе Калач, – ответила Валентина.

– Значит, дошел. Нога!

– Что «нога»?

– Боль в ноге, порвал мышцу, наверное, у вас есть обезболивающее?

– Найдем анальгин.

– Хорошо! Я узнал вас, – попытался он улыбнуться ей. – Вы готовили обед к нашему возвращению.

– Да, это я.

– Вот только не пришли мы. Черт, как же нога болит!

– А меня узнаете? – наклонился к нему Гулеба.

– Хозяин фермы?

– Он самый, Степан Сергеевич.

– У вас есть телефон?

– Найдем.

– Срочно сообщите в отряд, что на хутор вышел старший лейтенант Бакаров.

– Угу, а номер?

– Запоминайте.

– Я лучше запишу. – Гулеба внес в записную книжку номер дежурного по отряду и побежал домой за телефоном.

– Что случилось, Степа? – спросила жена, выходя из спальни.

– Случилось, Варя, офицер, которого бандиты взяли в плен, объявился.

– Да ты что?!

– Вот тебе и «что». Геройский малый. Раненый сбежал.

Он набрал номер. Послышались длинные гудки, затем:

– Дежурный по части старший лейтенант Гаранин.

– Это Гулеба!

– Гулеба? – переспросил офицер. – Что еще за Гулеба?

– Не «что», а «кто». Я хозяин фермы, у которой ваших ребят положили.

– Так. Что произошло?

– На хутор вышел старший лейтенант Бакаров.

– Что?! Бакаров?!

– Да! Он, видно, ранен, мы его на окраине без сознания нашли, сейчас пришел в себя, жалуется на сильную боль в ноге. Мы перенесем его в хату, но помочь ничем не сможем. Поспешайте, а то как бы чего не случилось, слаб он.

– Вы уверены, что к вам вышел старший лейтенант Бакаров?

– Да что ты время тянешь? Уверен. Я же провожал его с прапорщиком и Михаем к старой ферме.

– Так! Понятно. Боевиков возле хутора не замечено?

– А кто смотрел? Сейчас подниму мужиков, посмотрим!

– Сигнал принял, совсем скоро дежурная группа будет у вас! В полицию о выходе офицера на хутор не сообщайте.

– Я и не собирался. Поспешайте. – Гулеба положил трубку, взглянул на жену: – Вот так! Я помогу Дуниной перенести офицера к ней в хату, а ты накинь халат да пробегись по домам ближним, подними мужиков наших, пусть ружья возьмут да выйдут, посмотрят, нет ли поблизости чужаков.

– Ой, я боюсь, Степа!

– Ну, тогда ты беги к Валентине, а я людей подниму.

– А дотащим с ней?

– Твою мать! Ты будешь что-нибудь делать?

– По домам пойду. Но боюсь.

– Кому ты нужна? Не бойся, я же рядом буду. И спецы скоро подъедут.

– Ладно.

– Я к Вальке!

Гулеба вернулся к Дуниной, которая не смогла даже с Колькой поднять офицера. Степан же, будучи мужиком крепким, взвалил на себя Бакарова и потащил в дом, где уложил на диван в большой комнате.