Босс скучает (СИ) - Тэя Татьяна

15

Следующие полчаса являются самыми неловкими в моей жизни. Мне совсем не хочется заходить в квартиру к его матери. Не потому, что мне это неприятно, а потому, что чувство упущенного счастья слишком остро.

Я всячески мнусь и отнекиваюсь, пока Лидия Васильевна чуть ли не силой втаскивает меня в светлую прихожую, чтобы провести дальше и усадить за стол, где уже всё накрыто к чаю.

— Да я ненадолго, — что-то там бормочу себе под нос.

— Это я прекрасно понимаю, но никакие дела не пострадают, если мы немного поболтаем.

Вот этого «поболтаем» я очень боюсь.

Матери Островского немного за пятьдесят. Она не растеряла ни своей моложавости, ни бодрости духа. Да и настойчивость при ней. В её тёмной копне густых волос совсем немного седины, а в зелёных, как у сына, глазах — острый ум и любопытство.

— Вот ключи. Убери сразу, чтобы не забыть.

Я прячу ключи в сумочку и расправляю плечи. Надо собраться с силами, что это я тут закисла? Правда, одно дело — бодаться с Германом, другое — держать марку перед Лидией Васильевной.

— У вас тут уютно, — начинаю с дежурной фразы.

Хотя это истинная правда. Квартира просторная и светлая, обставленная современной мебелью, а из окна видны купола собора Иоанновского монастыря на другом берегу реки.

— Спасибо. Герман уж расстарался устроить меня с комфортом. Честно говоря, большевато тут для меня одной, но я уже привыкла. Да и из района этого не хотелось уезжать, понимаешь? — подтверждает она мои догадки.

— Понимаю.

— Как у тебя-то дела, расскажи?

А я даже не знаю, с чего начать. Чувствую себя, будто на языковом экзамене или на собеседовании, когда просят рассказать о себе, а ты и не понимаешь, о чём говорить, потому что не готовился.

— Да… у меня всё хорошо. Я в Москву переехала несколько лет назад, сейчас обратно вернулась. Основную часть года провожу в командировках, — благодарно киваю, когда Лидия Васильевна наливает чай и пододвигает ко мне кружку.

Я плотно позавтракала в кафе и совсем не хочу пить, да и кусок в горло не лезет, но отказаться будет совсем невежливым.

— А у вас как дела?

— Да у меня тоже всё отлично. Грустно было, когда Гера в Европу уехал. — Она досадно вздыхает. — Жаль, что у него с аспирантурой не сложилось.

Я вскидываю взгляд, смотрю ей в лицо, но не нахожу никакого осуждения. Впервые у меня закрадывается подозрение: а может быть, она не в курсе?

— А то если б с аспирантурой вышло, может, и у вас что-то тоже б вышло, а? Отношения на расстоянии — это не всякий выдержит, так?

Её вопросительный взгляд впивается в меня.

Аспирантура? Не вышло? Отношения на расстоянии? Я уже отказываюсь что-либо понимать.

Лидия Васильевна всё ещё ждёт ответа.

— Так, — хрипло подтверждаю я, а она кивает вполне себе довольно.

— Но он меня к себе забирал на какое-то время, — тем временем продолжает Лидия Васильевна. — Только мне там не прижиться, не мой ритм. Подруги просто обзавидовались. Я здесь живу полгода, считай, и в Цюрихе полгода. Шикарно по их мнению.

— Могу представить, — киваю я.

— Вот, Варя, так они и думают. А мне то, что шикарного? Работу оставила, сижу и бездельничаю. Да и знаешь, как говорят, тот, кто вырос в Петербурге, нигде больше жить не сможет. Нет другого такого города, как наш. Я люблю путешествовать, но жить. Нет. Только здесь. Так что это точно про меня. Я так рада, что Герман решил вернуться.

— Да, это точно. Я тоже рада, — говорю и внезапно осекаюсь, — ну, что, я тоже решила вернуться рада, я имею в виду.

Не рада я, конечно. Вернее вернуться рада, а что именно Герман вынудил меня это сделать — вот нисколечко ни рада.

Однако моя, как говорится, оговорочка по Фрейду не ускользает от внимания Лидии Васильевны. Она смотрит на меня и улыбается. Приходится прятать взгляд за чашкой с чаем.

Она ведь сейчас думает, что я рада видеть Германа. А рада ли я? Когда первый шок прошёл, можно сказать, что отчасти рада. И боязно, и радостно. Странные какие-то ощущения, в общем-то. В любом случае, Островский меня равнодушной не оставляет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мы ещё немного болтаем. Лидия Васильевна не поднимает болезненных тем, поэтому я расслабляюсь потихоньку. Всё-таки я ужасно приятно её видеть. Она ведь особо не изменилась. Всё такая же — родная и знакомая. Бывают люди, с которыми не виделся целую вечность, а встретился и продолжил ровно с той же ноты, на которой вы расстались. Без скованности, без напряжения и излишней неловкости. Вот мать Германа как раз из такой породы людей.

Когда я прощаюсь и выхожу из её гостеприимного дома, моё настроение разительным образом меняется. Это не ощущения из серии: отмучился, наоборот — приятная встреча с прошлым. Приятная, а не мучительная, как я думала.

Вот на этой приподнятой ноте я и открываю сообщение Островского, чтобы уточнить его адрес и застываю. Ничего не могу поделать, но нервный смешок вырывается сам собой. Интересно, почему меня даже особо не удивляет, что мы с Германом, оказывается, практически соседи.

Таврическая улица дом пять. Чудно. Чудно. Помню этот классный вековой дом с террасами на пятом этаже. Как-то мы прогуливались мимо и фантазировали: вот здорово было бы там жить, попивая кофе поутру на личном просторном балконе. Выходит, кто-то осуществляет свои мечты, которые когда-то были нашими. Пускай и встречались мы с Германом совсем недолго, зато нафантазировали на целую жизнь вперёд.

Завожу машину и стартую с места. Что ж ехать мне так уж далеко, тем более субботний Питер в полдень пока не так уж переполнен транспортом.

Меня понемногу отпускает от встречи с прошлым, а ещё просыпается любопытство, что же я обнаружу в квартире Германа, кроме необходимой мне белой папки с документами? Какие-то таинственные подсказки, намёки на его отношение?

В целом, неделя прошла, а я уже перестала ждать от Островского подвоха. Ну, хотел бы отомстить, уволил бы, пустил мою деловую репутацию под откос. Шепнул там, намекнул здесь, и я бы мигом оказалась в чёрных списках работников.

Хотя даже Пашка не особо обиделся, когда я увела следом за собой несколько сотрудников из конторы Варгановых. Кстати, они все так и работали на Возова эти несколько лет, и сделала я это не из вредности, а из практичной заинтересованности. Во всяком случае, никакие слухи Павел обо мне не распространял, да и в Нижнем мы, кажется, окончательно стёрли остатки недопонимания между нами.

Путь до дома Германа оказывается ещё короче, чем я ожидаю, а подъём на пятый этаж так и вообще незаметен. Поворот ключа и я в обители Островского. В квартире высокий современный потолок, выложенный бежевой плиткой пол, мебель под старину, стены местами под кирпичную кладку и масса заполненных разной литературой книжных полок: от бизнес справочников до художественных произведений. Я ожидала увидеть какой-то намёк на европейский минимализм что ли, но тут личный стиль вперемешку с традиционно питерским. А ещё совсем не чувствуется женской руки. Почему-то последняя мысль приносит мне облегчение. Странное такое чувство в нашей ситуации.

Кабинет я нахожу достаточно быстро. Письменный стол у широкого окна и белую папку на нём. Мне немного не по себе, я колеблюсь. Не хочу уходить, но и шастать по квартире, удовлетворяя собственное любопытство, тоже не могу.

В коридоре поворачиваю на кухню, думая, что уж стакан воды я выпить заслужила. Помещение просторное, и чем-то напоминает традиционные итальянские «cucine» с их большим очагом, деревянными шкафчиками и характерной плиткой с фруктовым орнаментом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В сушилке над мойкой нахожу чистый стакан и наливаю воды из фильтра. Делаю глоток, поворачиваюсь, прислоняясь поясницей к столешнице и… замираю.

Фото…

Фото на дверце холодильника. Одно единственное фото.

16

Почти шесть лет назад