РННА. Враг в советской форме - Дмитрий Жуков

Белорусские партизаны

В августе 1942 г. соединение «Граукопф» участвовало в борьбе с партизанами. В этом же месяце в результате разложения ряды соединения покинуло не менее 200 человек[217]. Поэтому к началу сентября в РННА могло находиться около 1500 человек.

Осенью 1942 г. численность бригады увеличилась. В ноябре в первых трех батальонах соединения было приблизительно по 1028 человек[218]. По немецким данным, на 2 декабря 1942 г. при 700-м полковом штабе находилось 3325 военнослужащих[219].

Оценки общей численности РННА разнятся. К. Кромиади и С. Фрелих, например, пишут, что в соединении служило 8 тыс. человек. Такое же количество военнослужащих указано в работе В. Захарова и С. Колунтаева. П. Полян пишет о 10 тыс. человек. Исследователи А. Окороков, С. Дробязко и К. Александров определяют численность РННА в 4 тыс. солдат и офицеров. Д. Литтлджон вслед за А. Доллертом (Штеенбергом) полагает, что в июле 1942 г. в РННА было около 3 тыс. человек, а к декабрю численность соединения достигла 7 тыс. бойцов[220].

Чтобы подготовить разведывательные и диверсионные кадры, штаб РННА утвердил распорядок дня и учебный план. Агентам НКВД удалось выяснить, в каком режиме протекала жизнь коллаборационистов: «Подъем в 6 часов утра, физзарядка, завтрак, занятия по строевой и специальной подготовке, обед, мертвый час, затем личное время, ужин и отбой»[221].

При чтении этого документа несколько смущает то, что вторая половина дня практически полностью отдавалась военнослужащим в качестве личного времени, тогда как в разведывательных школах и специальных формированиях ее занимали либо новые занятия, либо самостоятельная подготовка.

Интенсивные учебные занятия, как отмечает Кромиади, начинались в подразделениях с того момента, как личный состав получал оружие. На занятия отправляли всех без исключения солдат и офицеров. «Это нужно было делать из тех соображений, — объясняет Кромиади, — что соблюдение уставных требований внутренне казарменной жизни военных укрепляет дисциплину и субординацию так же, как строевые и тактические занятия укрепляют воинов физически»[222].

В Осинторфе занимались не только боевой, но и разведывательной выучкой личного состава. Известно, что разведподготовка является составной частью боевой и тактической подготовки. Цели разведподготовки сводятся к изучению противника, выработке у личного состава навыков в ведении разведки противника и местности в различных видах боя и условиях обстановки, слаживанию подразделений и т. д. В ходе разведподготовки читаются специальные лекции, проводятся семинары, групповые упражнения, летучки, штабные тренировки, организуется самостоятельная работа.

Личный состав подразделений «Граукопф» проходил и диверсионные курсы. Партизанская агентура не случайно обратила внимание своего руководства на занятия по «специальной подготовке». Отряд ОМСБОН НКВД СССР «Грозный», которым командовал лейтенант госбезопасности Ф. Ф. Озмитель, подтвердил эту информацию, а также установил, что в Осинторфе «готовили шпионов, террористов, диверсантов, лжепартизан и лжеподпольщиков»[223]. О подготовке в составе РННА специальных групп и отрядов для засылки в тыл Красной армии с диверсионными и разведывательными заданиями также пишет в своих мемуарах Калинин[224].

Командир отряда ОМСБОН НКВД СССР «Грозный» лейтенант госбезопасности Ф. Озмитель

В дальнейшем, когда начался перевод соединения «Граукопф» под начало охранных войск группы армий «Центр», учебные часы, отведенные на диверсионную подготовку, скорее всего, сократили до минимума. Тем не менее некоторое время РННА продолжала формально подчиняться абверу. Поэтому продолжали решаться разведывательные вопросы и связанные с ними подготовительные мероприятия. К примеру, в соединении было создано учебно-тренировочное авиазвено (идея принадлежала капитану Ф. И. Рипушинскому[225]), которое предполагалось использовать для доставки разведчиков и диверсантов в советский тыл.

По сообщению НКВД, все занятия с личным составом проводились бывшими командирами РККА, опиравшимися на устав Красной армии[226]. Однако в данном случае речь идет о стандартных военных дисциплинах, в то время как лекции по разведывательному и диверсионному делу могли читать лишь отобранные для этой цели офицеры, уже прошедшие подготовку.

Кроме диверсионных курсов с личным составом проводись политзанятия и политинформация. Этими вопросами занимались эмигранты, в частности Н. Н. Иванов. На лекциях, вспоминал Кромиади, «лучшими примерами из дореволюционной народной жизни мы старались разбудить в сознании этой обманутой и обобранной большевиками молодежи любовь и преданность к прошлому своего народа, к его истории, без чего человек остается с пустой душой»[227].

В ходе учебного процесса преподавателям, по всей видимости, приходилось сталкиваться с проблемами. Не стоит забывать, что с началом войны советские пропагандисты, исходя из тактических соображений, обратились к истории России и в целях мобилизации народа на борьбу с немцами активно эксплуатировали образы русских военачальников и полководцев, которые в период становления советской власти всячески попирались и очернялись. Манипулируя этими образами, Сталин и его подручные сумели переломить ситуацию в лучшую для себя сторону и получили возможность для тотальной мобилизации населения страны для ведения войны[228].

Поэтому большое внимание на политзанятиях в РННА уделялось разоблачению псевдопатриотической риторики «вождя народов», идеологических установок, соединявших в единое целое советское и русское, коммунизм и патриотизм. Учитывая, что во главе соединения «Граукопф» стояли люди с традиционно консервативными, ультраправыми и фашистскими взглядами, вполне очевидно, от какой идейной платформы они отталкивались, когда проводили свои лекции.

Пытаясь переубедить бывших военнопленных, эмигранты делали все возможное, чтобы люди им поверили. По словам Кромиади, штаб РННА пошел даже на то, что его представители при личных беседах с солдатами и офицерами никогда не спрашивали, состояли ли те в коммунистической партии или комсомоле. Более того, когда некоторые военнослужащие доставали свои партийные билеты и демонстративно клали их на стол, документы якобы всегда возвращали их владельцам, так как главным был не билет, а сам человек, «его сердце, его преданность»[229].

Подобные утверждения, честно говоря, вызывают большие сомнения, так как еще при пленении красноармейцев обыскивали, отбирали документы и награды. Кроме того, в пересыльных лагерях, где осуществлялся прием в РННА, проводилась «фильтрация» военнослужащих. К тому же известно, как в дулагах работали сотрудники лагерной администрации и представители полиции безопасности и СД, занимавшиеся не только поиском подходящих кандидатов, способных пойти на сотрудничество, но также евреев, политкомиссаров и коммунистов, которых во многих случаях расстреливали.

Партизанские разведчики зафиксировали некоторые высказывания руководителей РННА. Так, С. Н. Иванов, выступая перед военнослужащими соединения, заявлял: «Москву будут брать не немцы и не японцы, а мы, русские, своими руками будем брать ее и восстанавливать свои порядки. Поэтому после окончательного сформирования наша армия должна занять один из участков фронта для борьбы против советских войск». К. Г. Кромиади также выступал перед рядовым и офицерским составом бригады: «Нам необходимо создать двухмиллионную армию и полностью вооружить ее. Немцы после этой войны ослабеют, тогда мы и ударим по ним. Возьмем власть в свои руки и восстановим в России монархию»[230].

Информационно-пропагандистскому обеспечению в бригаде уделялось значительное внимание, однако поставить эту работу на серьезную основу удалось не сразу. Приблизительно с весны до начала лета 1942 г. в соединении выпускалась стенная газета «Родина». Но с увеличением личного состава назрела необходимость в полноценном печатном органе. До осени 1942 г. вопрос с изданием продолжал оставаться вторичным, пока за дело не взялся бывший бригадный комиссар РККА Г. Н. Жиленков, ставший в сентябре начальником организационно-пропагандистского отдела. Благодаря его инициативе и организаторским способностям штат газеты (редактор — Родин) удалось довести до 40 человек[231].

Стоит заметить, что первоначально Жиленков был встречен личным составом с недоверием; А. Доллерт (Штеенберг) замечает, что тот «был как-никак партийным функционером и комиссаром, но что еще хуже — первая речь, с которой он обратился к личному составу, изобиловала пропагандистской риторикой и льстивыми реверансами в адрес немцев. Недоверие достигло такой степени, что некоторые офицеры обратились к Кромиади за разрешением ликвидировать Жиленкова — он казался им плохо замаскированным агентом-провокатором»[232].