Пилигримы - Сергей Шведов

– Хорошее дело, – неожиданно вмешался в разговор Хабар. – Я бы подумал, архиепископ Нифонт. Вряд ли Господа будет возражать.

– Тебе и без того есть о чем подумать, боярин Яромир, – насупил брови хозяин, отчего его худое лицо стало почти злым. – Сына сбереги от дьявольских наущений, а дела церковные позволь решать нам. Мы подумаем над предложением тамплиеров, рыцарь Филипп. Возможно, нам придется испрашивать благословения у патриарха Константинопольского, дабы не навлечь на свои головы новых бед. Такие дела не делаются в один день.

– Тамплиеры не ждут от тебя немедленного ответа, святой отец, – склонил голову Лузарш, – они понимают, что принятие решения может затянуться, тем не менее, сенешаль де Бове от имени ордена гарантирует защиту паломникам из Руси и заверяет тебя в глубочайшем почтении.

Архиепископ широким жестом благословил гостя из далекой земли, после чего Лузаршу осталось только откланяться. Впрочем, уже находясь за дверью, он услышал продолжение разговора между архиепископом и Хабаром.

– И не проси меня о снисхождении, боярин Яромир. Твой сын грешник, преступивший законы божьи и человечьи. И получить отпущение он может, только преклонив колени пред гробом Спасителя. Иное уже не в моей власти.

Хабар догнал Филиппа уже на выходе из патриарших палат. Боярина буквально распирало от гнева. Благородный Яромир нисколько не сомневался, что против него составлен заговор, вдохновителем которого был не только тысяцкий Мстислав, но и архиепископ Нифонт.

– А на меня он произвел очень благоприятное впечатление, – попробовал возразить боярину Филипп.

– Впечатление, – скривил губы Хабар. – Хитрый грек. С новым митрополитом Климентом Смолятичем он на ножах. Зато к Долгорукому благоволит, чтоб тому пусто было. Хотя у князя Суздальского в Новгороде врагов поболее, чем друзей.

– Почему? – удивился Лузарш.

– Охоч больно до чужого добра, – хмыкнул боярин. – Пря у нас недавно с ним вышла. До драки дело дошло. Так что ты о своей поездке в Суздаль не слишком распространяйся, рыцарь Филипп, а то до Ильменского озера не доберешься. Эх, маху я дал в свое время. Поссорился из-за куска земли с игуменом Юрьевского монастыря, а теперь мне этот лай выходит боком.

– Сколько лет твоему сыну? – спросил Филипп, садясь на коня.

– В прошлом месяце минуло двадцать. Вырос в добрую орясину, а ума не набрался. Кабы их у меня было семеро по лавкам, я бы смолчал. Единственный он у меня, рыцарь. Еще две девки на выданье, да какой с них толк. Сгинет Олекса в чужой земле и кончится род Хабаров на Новгородчине. А мы здесь еще до Рюрика жили. Вот тогда все мои вотчины, все нажитки монастырям отойдут, более принять их некому.

– Не оплакивай сына раньше времени, боярин, – утешил Хабара Филипп. – Я в тех землях родился и живой, как видишь. Слышал я, что боярин Глеб в Иерусалим собирается, Гробу Господню поклонится, вот с ним своего сына и отправь. Глеб родился в Святой Земле, у него там родные и близкие. Не даст он в обиду твоего сына.

– Глеб, говоришь?! – встрепенулся Хабар. – Спасибо тебе за совет, рыцарь. Но и ты не оставь Олексу своим вниманием. Все-таки ты в Иерусалиме не последний человек.

– С чего ты взял? – удивился Филипп.

– По лицу вижу, – усмехнулся Хабар. – Абы кого в наши края не пошлют. Да еще с письмами от патриархов.

Глава 5 Княжеская охота.

Олекса Хабар поглянулся Филиппу с первого взгляда. Похоже, боярин Яромир хоть породил одного только сына, зато вложил в него все свои силы и умение. Олекса был высок ростом, широкоплеч, русоволос, примечателен лицом и большими синими глазами. Если судить по движениям ладно скроенного тела, то и бойцом он был изрядным. Такой и себя в обиду не даст и за товарищей сумеет постоять.

– Хлебнем мы с ним горя, – подпортил общее впечатление от гостя скептически настроенный Глеб. – Уж больно он до женщин охоч. И в драках удержу не знает, дурья голова.

Гаст говорил эти слова прямо в лицо гостю, но тот только щурился да улыбался. Словно не видел в тех словах ничего для себя обидного. К столу он присел только после приглашения, поперед старших в разговоре не лез, словом начисто опровергал нелестное мнение, только что высказанное Глебом. Яромир Хабар попробовал было заступиться за сына, но потом рукой махнул:

– Что есть, то есть, рыцарь Филипп. Не смиренную овцу в твои руки передаю, а свирепого тура. Да и зачем тебе овца в землях, не просыхающих от крови.

– Золотые слова, – усмехнулся Вузлев. – Ты лучше скажи, Яромир, сколько мечников пошлешь с сыном?

– Троих пошлю, – вздохнул Хабар.

– Сколько? – переспросил Глеб.

– Пятерых, – откашлялся боярин. – Больше мне не понять и не прокормить до самого Иерусалима.

– Двадцать, – жестко сказал Глеб. – В Палестине по мечникам встречают, по ним же почет и уважение оказывают.

– Да ты что, боярин, на войну собрался? – аж взвился с лавки Хабар. – Богу поклониться – двадцать мечников бери! Ты меня без штанов оставишь. Вон, рыцарь, полмира прошел один как перст, а тут до Византии рукой подать, а там, говорят, сразу за околицей – Иерусалим.

– Ты кому это рассказываешь, боярин Яромир, – нахмурился Глеб. – У Филиппа замок в тех землях поболее новгородского детинца. Одних сержантов под рукой двести человек. Его тамошние князья боятся, с императором Мануилом он на дружеской ноге. А тут какой-то Хабар из Новгорода с тремя хромыми мечниками. Твоего сына никто на порог не пустит. Ты что хочешь, чтобы новгородский боярин жил на постоялом дворе среди нищих пилигримов? Да там ему за медяк сунут нож в бок. Не в Торжок мы едем, Хабар, – в Иерусалим, это понимать надо. Хочешь, чтобы сын назад вернулся – не жалей денег.

– А ты сколько человек берешь? – полюбопытствовал прижимистый боярин.

– Тридцать. На своей ладье мы с Олексой пойдем сначала в Киев, а уж потом через пороги и Черное море – в Византию. Дорога, конечно, хоженая, но оттого не менее опасная.

– Глеб дело говорит, – поддержал младшего брата Вузлев. – Не тот случай, боярин, чтобы мошну зажимать. Мечи сам подбери, ты в них толк знаешь. Кольчуга лучше двойная, поверх нее панцирь. Шлем с личиной. Сулиц десяток. Тула полная стрел. Лук боевой с костяными пластинами. Мечников подбирай побойчее. И снаряжай получше. От их сноровки будет зависеть жизнь твоего сына.

– Задали задачку, – вздохнул Яромир, почесывая затылок. – Ладно, будь по-вашему. За мной не пропадет.

Хабары, отец и сын, покинули чужой терем в разном настроении: сам боярин выглядел озабоченным и озадаченным, зато молодой Олекса смотрелся соколом, нацелившимся на добычу. Вузлев с Филиппом проводили гостей с красного крыльца, да так и остались здесь стоять, наслаждаясь прохладой. День сегодня выдался жаркий, но к вечеру с Волхова потянул ветерок, перебивший запахи скотного двора.

– Ты мне еще не сказал, зачем тебе Юрий Суздальский понадобился, – проговорил Вузлев, не оборачиваясь.

– Долго рассказывать, – вздохнул Филипп.

– Время у нас есть, – пожал широкими плечами боярин.

Антиохия переживала нелегкие времена. После внезапной смерти графини Алисы у нее объявился наследник – Рожер Сицилийский. У нурмана были обширные планы не только в отношении Жемчужины Востока, но и Византийских земель в Средиземноморье. Дошло до того, что он заключил союз с Фатимидами и теперь всерьез угрожал не только Константинополю, но и крестоносцам – Антиохийскому и Триполийскому графствам. Раймунд де Пуатье оказался слишком слаб, чтобы в одиночку бороться с напористым Рожером. Тем более что в самой Антиохии не было единства. Бароны-нурманы готовились поддержать соплеменника, что, естественно, не нравилось французам, обратившим взоры в сторону Мануила. В свою очередь Византия заключила союз с германским королем Конрадом Гогенштауфеном. Исходя из принципа: враг моего врага – мой друг. Гогенштауфенам в Германии и Италии противостояли сторонники Вельфов, которых поддерживали папа, Рожер Сицилийский и венгерский король Геза. К союзу с последними склонялся и Людовик Французский.

– А как же крестовый поход? – удивился Вузлев, внимательно слушавший старого товарища.

– В Константинополе опасаются, что возможной целью похода является вовсе не освобождение Эдессы от мусульман, а разгром Византийской империи. И участие в этом походе Конрада вовсе не является гарантией сохранения имперских земель. Тем более что изрядную часть армии алеманов составляют сторонники Вельфов. Любая провокация с их стороны может привести к катастрофическим для Византии последствиям.

– А при чем здесь князь Юрий? – нахмурился Вузлев.

– Дело не в Юрии Суздальском, а в Изяславе Киевском, заключившим союз с венгерским королем. В результате его действий Русь может оказать под опекой папы Евгения. И тогда не только Гогенштауфены, но и Комнины останутся в полной изоляции, чем немедленно воспользуются их враги. Мне, Вузлев, нужен поход крестоносцев на Халеб и Мосул, где сидят сыновья покойного Зенги, Нуреддин и Сейфутдин, а вовсе не на Константинополь. Византия пока является единственным гарантом независимости Антиохийского графства, вот почему я отстаиваю здесь в Руси ее интересы.