Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие - Наталья Дужина

Платоновский «активист» водку не пил, но зато «запустел, опух от забот и оброс редкими волосами по толстому лицу, похожему на женскую наружность» (67) и был «до того поганый», что «даже самые незначительные на лицо бабы и девки» не хотели выходить за него замуж (110). Да и причина его активности заключалась не в одной преданности партии, но и в стремлении «хотя бы в перспективе заслужить районный пост» (107).

Остальные детали коллективизации и раскулачивания, равно как и поведения активиста в изображении Платонова, тоже имеют под собой реальную почву. Многие реплики активиста основаны на сталинских цитатах. Остановимся на тех действиях и высказываниях активиста, которые могут вызывать вопросы у современного читателя.

Активист пугает уже записанных в колхоз крестьян тем, что он их «расколхозит»: «А знаете ли вы, что такое расколхозивание? Имейте же в виду, что это вам будет не раскулачивание, когда каждый неимущий рад! Я и неимущего расколхожу!» (72).

И периодические издания конца 1929 г. — начала 1930 г., и отчеты в ЦК областных партийных руководителей, и письма самих крестьян наряду с информацией о коллективизации полны свидетельств об обратном процессе — «чистке колхозов» и изгнании из них некоторых членов. Официальная версия этого мероприятия такая: многие колхозы «засорены» кулаками и являются «лжеколхозами», поэтому и подлежат «чистке». Газеты бьют тревогу о «попытках кулачества пролезть в колхозы» и «взорвать их изнутри»[93]. В ответ на это ОГПУ рапортует о массовом исключении из колхозов: «Всего по округу вычищено 1168 хозяйств». Но уже и сами партийные лидеры признают, что многие «товарищи наделали глупостей, когда исключали середняков из колхозов»[94]. Крестьянские же свидетельства об этом — самые горькие: некоторых из них сначала загнали в колхоз со всем имуществом, а потом выгнали — уже без имущества:

«В 1930 году отец вступил в колхоз и все сдал: и скотину, и мельницу, и инвентарь. А зимой нас из колхоза вычистили»[95].

Понятно, что таким «расколхозенным» крестьянам было гораздо хуже, чем раскулаченным.

А тех крестьян, которые еще не решились вступать в колхоз, активист агитирует такими словами: «Вы, что ж, опять капитализм сеять собираетесь, или опомнились?» (82). «Сеять капитализм» — это очередная платоновская переделка излюбленных оборотов Сталина, в данном случае — «насаждать колхозы» или даже «пересаживать» их:

«Советская власть правильно учла растущую нужду крестьянства в новом инвентаре, <…> вовремя оказала ему помощь в виде <…> насаждения колхозов»[96];

«Необходимо еще кроме всего прочего насаждать в деревне крупные социалистические хозяйства в виде совхозов и колхозов»[97];

«Нельзя насаждать колхозы силой. <…> Нельзя механически пересаживать образцы колхозного строительства в развитых районах в районы неразвитые»[98] и пр.

Платонов пародирует сельскохозяйственную образность в высказываниях вождя: «сеять капитализм» есть некое отрицательное поведение, противоположное положительному — «насаждать колхозы».

Разделение крестьян активист осуществляет на основании «поминальных листков» и им же составленной «классово-расслоечной ведомости», в которой он «метил знаки» своим разноцветным карандашом, применяя то синий, то красный цвет (83). В этой «расслоечной» ведомости активист помечает, кто из крестьян подлежит «на плот», а кто — в колхоз (87). О наличии подобных «списков» у реальных проводников коллективизации и о фактическом разделении деревни говорят документы:

«Главным коньком дубровинских головотяпов при проведении коллективизации было два списка <…> Громогласно заявлялось, что один список для тех, кто идет в колхозы, кто за советскую власть, а другой для тех, кто против колхозов, кто желает выселиться из пределов района на пески»[99];

«Разделили деревню на два лагеря и открыли полный террор»[100] и др.

Разноцветный карандаш (красный — с одной стороны, синий — с другой) активист завел в подражание Сталину, использовавшему красный и синий цвета такого карандаша для разных по содержанию резолюций.

Ликвидировав кулачество как класс «посредством сплава на плоту» (84) и отрапортовав об этом в район, активист все же не доволен своей деятельностью и выражает свое недовольство в таком внутреннем монологе: «мог бы весь район стравить на коллективизацию, а ты в одном колхозе горюешь; пора уж целыми эшелонами население в социализм отправлять» (101). В последней фразе этого монолога М. Золотоносов и другие исследователи[101] отмечают перекличку с высказыванием Сталина в статье «Год великого перелома»: «Новое и решающее в нынешнем колхозном движении состоит в том, что в колхозы идут крестьяне не отдельными группами, а целыми селами, волостями, районами, даже округами». Свою мысль о росте колхозного движения Сталин повторяет неоднократно: «Крестьяне пошли в колхозы, пошли целыми деревнями, волостями, районами».

Сталинская фразеология во многом формировала язык периодики и через нее — части населения страны. Оборот «не отдельными группами, а целыми селами, волостями, районами» или «целыми деревнями, волостями, районами» тоже стал штампом и породил серию подобных высказываний, например: «Целыми сменами, цехами, заводами вступали рабочие в ряды большевиков»[102]. Внешнюю форму этого оборота не оставил без внимания и Платонов: в его повести посетители приходили в пивную «целыми дружными свадьбами». Но фраза «пора уж целыми эшелонами население в социализм отправлять» совершенно другого порядка. Здесь перекличка Платонова с вождем, как часто бывает у него при цитации чужого материала, подчинена другой логике: Платонов не столько воспроизводит структуру и лексику первоисточника, сколько корректирует его реальностью. Построенная на сталинской цитате фраза «пора уж целыми эшелонами население в социализм отправлять» — это итог реального построения социализма на фоне былых идеалов. И слово «эшелон» здесь совершенно не случайное. Именно оно присутствует почти во всех как официальных, так и не официальных сообщениях о высылке раскулаченных крестьян в северные районы:

«Органы ОГПУ обязаны тщательно наблюдать за отбором высылаемых и за проведением раскулачивания. <…> Коменданты сборных пунктов непосредственно связаны с ячейками органов ТО ОГПУ, ведающих составлением эшелонов»; «Перевозка производится целыми эшелонами в составе 44 теплушек»;

«Спецсводка ПП ОГПУ по Северному краю о приеме и размещении ссыльно-кулацких семей, прибывших эшелонами № 401, 501, 302, 103, 104»; «На 26 марта принято из намеченных нам 130 эшелонов по краю 95 эшелонов кулацких семей в количестве 169 901 чел., мужчин 54 447, женщин 51 967 и детей 63 487 чел.»[103];

«В лагере уже поселены десятки тысяч людей всех возрастов и каждый день прибывают все новые и новые эшелоны»; «Кого вы раскулачиваете? Кого ссылаете? Тех, кто годами трудился своими мозолями в своем хозяйстве, <…> в эшелонах вы убиваете голодной смертью»[104] и т. д.

Слово «эшелон» Платонов употребляет в «Котловане» еще два раза: он называет плот, посредством которого активист «ликвидирует кулачество», «кулацким речным эшелоном». Кроме того, вернувшиеся на котлован строители дают такую характеристику своему прежнему жилищу:

«Завтра надо опять к Пашкину сходить, — сказал Жачев, успокаиваясь в дальнем углу барака, — пускай печку ставит, а то в этом деревянном эшелоне до социализма не доедешь» (113).

Так писатель подводит печальный итог коллективизации и индустриализации как составных частей сталинской политики по построению социализма в СССР. И делает он это с помощью сталинской же цитаты, в которой заменяет слово на то, которое более соответствовало реальности.

Главный герой повести Вощев обращается и к активисту со своим сакраментальным вопросом: «А истина полагается пролетариату?» Ответ активиста с точки зрения реального контекста тоже весьма любопытен: «Пролетариату полагается движение, — произнес справку активист, — а все, что навстречу попадется, то все его: будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта, все пойдет в организационный котел, ты ничего не узнаешь» (71).

Убеждение в том, что «пролетариату полагается движение», активист почерпнул из таких устойчивых оборотов времени, как «революционное движение», «рабочее движение», «освободительное движение», «ударное движение», «профдвижение», «физкультурное движение» и, наконец, близкое сердцу активиста «колхозное движение», а также из сталинской манеры сокращать эти обороты до ключевого слова, например:

«Теория преклонения перед стихийностью решительно против революционного характера рабочего движения, она против того, чтобы движение направлялось по линии борьбы против основ капитализма, — она за то, чтобы движение шло исключительно по линии „выполнимых“, „приемлемых“ для капитализма требований <…> Она за то, чтобы партия вела за собой движение, — она за то, чтобы сознательные элементы движения не мешали движению идти своим путем»[105];