Черный Проводник - Александр Конторович

Девушка зарделась — это было видно даже в сумерках.

— Красавицы… — пробормотал польщенный старшина. — Пигалица она, а не красавица… Да привез я тебе краски, привёз — не стой над душой!

Москва

Где-то в большом городе…

— Ну-с, Олег Иванович, рассказывайте! Рапорт я ваш прочёл, но хотелось бы, чтобы вы своими словами мне всё подробно разъяснили.

— С чего начать, Абрам Аронович?

— Здешний расклад я знаю, так что начинайте с Германии.

— Слушаюсь! Итак, после того как бывший подполковник Рафалов дал свое согласие на сотрудничество, мы, согласовав это с руководством, выехали с ним в Дрезден. Поскольку семья подполковника оставалась здесь, риск был сведён к минимуму.

— Постойте, но ведь он сам к нам пришёл? Чего ж вы тогда опасались?

— Ну… всё-таки он бывший офицер… мало ли…

— Понятно. И что же было в Дрездене?

— Рафалов пояснил, что его однокашник по академии Генерального штаба, капитан Яровцев, был в свое время направлен именно туда. Поскольку, по роду своей деятельности, они были в Германии достаточно близки, подполковник знал, где и под какой легендой он должен был проживать. По нашей просьбе, местные товарищи осторожно навели справки и выяснили — есть такой человек! Далее всё зависело уже от Рафалова.

— Так. Продолжайте.

— Для встречи был выбран ресторан, куда Яровцев заходил каждую субботу. Мы заказали соседний столик и, дождавшись капитана, подполковник ему показался. Несмотря на то, что с момента их последней встречи прошло почти двадцать лет, тот его узнал. Но виду не подал, лишь выходя, сделал тому знак, чтобы он следовал за ним. Дабы не создавать излишнего напряжения, я отпустил Рафалова одного. На улице нас подстраховывала группа местных товарищей, о чём он не знал. Но данные предосторожности оказались излишними — встреча прошла в дружеской обстановке. Яровцев узнал подполковника и поверил своему бывшему сослуживцу. На следующий день мы втроём увиделись уже на конспиративной квартире. Капитан, (кстати говоря, он уже успел стать подполковником, о чём Рафалов не знал) выслушав меня, выразил своё согласие продолжить работу уже в качестве нашего агента. О чем дал соответствующую подписку. Помимо этого, он через три дня представил обстоятельный доклад о своих возможностях. А они оказались достаточно велики!

— Да, — кивнул комиссар госбезопасности, — читал я эти документы. Впечатляет!

— А вот теперь, Абрам Аронович, то, о чём я писать не рискнул…

— Ну-ну!

— В разговоре со мною, Яровцев сказал, что давно ожидал чего-то подобного. В смысле — такого предложения. Только вот ждал он, естественно, не Рафалова.

— Кого же он ждал?

— Тут вот в чем дело, Абрам Аронович… Ещё в конце семнадцатого года его навестил один человек. Сам капитан его ранее не встречал, но знал о его существовании. Этот человек занимался обеспечением безопасности агентов русской разведки. Организовывал их эвакуацию в случае провала или оперативной необходимости. Да и многие другие вопросы тоже мог разрешить успешно — были прецеденты. Его можно было вызвать самому — такой сигнал существовал.

— Интересно! — Слуцкий подтянул к себе блокнот и сделал в нём пометку. — Продолжайте!

— Этот человек — его знали как Проводника, передал капитану известие о производстве в чин подполковника. Сообщил приказ руководства…

— Кого именно?

— Генерала Сомова.

— Так!

Ещё одна пометка в блокноте.

— Приказ следующий: прекратить всякую активность, «лечь на дно» и спокойно жить, ожидая дальнейших указаний. Для этого подполковнику были сообщены номера двух счетов в различных банках, условия их использования и передана некоторая сумма денег наличными.

— Про такие случаи и я слышал.

— В последующие годы Проводник появлялся ещё трижды, проверял, как живется его подопечному.

— Когда именно?

— В 1923, 1928 и в прошлом году. Подполковник говорит, что всякий раз перед своим появлением тот тщательно изучал обстановку издали. После чего давал условный сигнал. Но встречал Яровцева всегда по дороге к месту встречи.

— Новые задания?

— Нет, ничего такого не было.

— Сигналы для экстренной встречи?

— Вот они, — собеседник комиссара положил на стол лист бумаги. — Текст объявления в газету и почтовый адрес для телеграммы.

— Харбин? Хм… Ещё что?

— Яровцев сказал, что знает ещё одного своего коллегу. На этот раз — Гамбург. Правда, лично они не знакомы, и помочь нам устроить встречу он не может. Рисковать столь ценным агентом я не хотел и сказал подполковнику, что мы всё сделаем сами.

— Правильное решение, Олег Иванович! Рафалова вы тогда и отправили назад?

— Совершенно верно, Абрам Аронович. Он свое дело сделал.

— Так… И что же было в Гамбурге?

— Указанного Яровцевым человека, мы нашли далеко не сразу. Он сменил место жительства и работы. Хорошо, что мы смогли сделать запрос и получить из Москвы его фото, он сильно изменился, и даже по карточке его узнали не сразу. Понаблюдав за ним несколько дней, я принял решение не освещать перед ним свою принадлежность к НКВД.

— Почему?

— Он имел обширные контакты среди эмигрантов… зная их отношение к СССР…

— М-м-м… спорное утверждение. Хотя… вам на месте было виднее. Продолжайте.

— Мы разработали легенду прикрытия. По ней я представился ему сотрудником второго отдела Генерального штаба Польши. Соответственно — экспозитуры номер четыре.

— Краковской? Почему?

— Дело в том, что в этот момент в Гамбурге находился их сотрудник — помощник военного атташе посольства, капитан Адам Кравец. Удалось узнать, что он будет на спектакле в городском театре. Интересующий нас человек тоже должен был там быть, удалось проследить факт приобретения им билета.

— Кстати, а как его зовут?

— Полковник Марецкий, Павел Григорьевич.

— Угу… — Слуцкий записал имя в блокнот.

— Выбрав момент, я обратил на себя внимание полковника, находясь поблизости от капитана.

— Как именно?

— Опрокинул на поднос бокал. Брызги попали на мундир капитана. Полковник обернулся на звук и увидел, как я помогаю тому очистить рукав. Всё прошло гладко, я извинился перед поляком, тот тоже что-то сказал мне в ответ.

— Неплохо придумано.

— А на следующий день я подошёл к Марецкому. Передал ему привет от старых друзей и предложил поужинать вместе. Полковник удивился и спросил — что это за друзья? Тогда я назвал ему фамилию Сомова.

— И что же?

— Он вторично удивился и сказал, что не знает такого господина. А знакомых генералов никогда в жизни не имел. От ужина отказался. Так что этот блин вышел комом…

— Печально… теперь к нему не подойдёшь…

— Я принёс свои извинения и покинул место встречи. Однако же наблюдение за ним мы не прекратили. В тот день он свернул с обычного маршрута и зашел на почту. Дал телеграмму.

— Кому?

— Увы… этого не удалось установить.

— Жаль. Надо думать, он сигнал тревоги дал.

— Мы тоже так и подумали. Наблюдение усилили, но прошел месяц — ничего. Уже хотели его снять, как вдруг Марецкий исчез из нашего поля зрения! Правда, ненадолго, всего на три часа. Я полагаю, что встреча всё-таки состоялась. Не знаю, какие инструкции там получил полковник, но вот дальнейшие события заставили напрячься уже нас!

— А именно?

— Через неделю капитан Адам Кравец разбился на своём автомобиле. Пьяный был, вот и зазевался…

— Сочувствую его руководству и семье.

— Один момент — он был язвенником и вообще не пил. Ничего, крепче молока.

— Даже так?

— Да. А его начальник, полковник Ежи Энглищ, получил множество соболезнований. В том числе — и из Великобритании.

— Надо думать, погибший капитан был известной личностью.

— Угу. Был. Только вот одна из телеграмм была отослана до этого несчастного случая. Кравец разбился в четверг утром, а телеграмму отправили в среду вечером. Любопытна также и подпись на ней.

— И кто ж был столь осведомленный отправитель?

— Он подписался именем Харон…

— Проводник в царство мертвых, если верить грекам?

— При определённых условиях, он мог оттуда и вывести…

— Хм! Так вы, Олег Иванович, полагаете, что это тот самый Проводник?

— Это наиболее логическое объяснение всего происшедшего. Ничего, более подходящего, я найти не могу.

— Полтора месяца… Он получает сигнал, проверяет Марецкого. Встречается с ним и, выяснив личность предполагаемого вербовщика, делает толстый намёк полякам. М-м-да… А ваше наблюдение, как полагаете, Олег Иванович, он заметить мог?

— Не знаю. Во всяком случае, никто из нас ничего подозрительного не видел.

— А Марецкий где?