Доверие - Вячеслав Рыбаков

Не выходя из номера, Мэлор узнал, что террористы и саботажники покушались на целостность кораблей и жизни экипажей и пассажиров. Мэлор узнал, что уже двенадцать тысяч техников и инженеров ракетно-космодромного персонала, некогда запятнавшие себя изоляционизмом, выявлены и арестованы, что содержатся они в крайне суровых условиях, полностью отсечены от внешнего мира и вскоре понесут наказание. Мэлор узнал, что агенты изоляционистов проникли даже в Совет. Мэлор узнал, что председатель комиссии по переселению пал смертью храбрых от рук главарей саботажа, которым пытался помешать. Мэлор узнал, что отправка лайнеров на Терру приостановлена до тех пор, пока Служба Спокойствия не даст гарантии, что диверсанты не смогут больше угрожать жизни и здоровью переселенцев.

Мэлор решил было, что он сошел с ума. Или что по всем каналам радио и теле передают какой-то детективный роман. Но радио с неумолимым постоянством продолжало сообщать о новых раскрытых группах, о новых попытках что-нибудь взорвать, о кошмарных перестрелках в здании Кейптаунского космопорта… А теле транслировало выступления ошарашенных членов Совета, которые спешили отмежеваться от проникших в их ряды изоляционистов, заявить о своей непричастности, напомнить, что тогда-то и тогда-то данный член указывал на необходимость более строгой охраны лайнеров и их катеров, более тщательного подбора персонала и отказа от использования на космодромах членов группировки изоляционистов… Земля была напугана. Земля была в панике.

А потом пришел Чжу-эр.

— Вас зовут, товарищ Саранцев, — сказал он, покачиваясь с каблука на носок, и высокие коричневые ботинки его тоненько и грозно поскрипывали на столбенеющего Мэлора. — Прошу вас учесть, товарищ председатель комиссии только что после тяжелого приступа, ведите себя… потише. Идемте.

Ринальдо был белым, словно мел, а под глазами его набрякли фиолетовые мешки, подрагивавшие при каждом движении. Маленькие руки дрожали сильнее обычного, и Ринальдо с силой сцепил их на коленях, укрытых жестким колючим пледом.

— Здравствуйте, — сказал он, глазами сделав Чжу-эру знак выйти. Труп уже убрали и стены почистили, но оплавленный след от врубившегося в пластмассу луча еще щербился за спиной Ринальдо, и виднелись поспешно затертые натеки. Впрочем, Мэлор не мог догадаться, что это за потеки, и подумал только, с усилием продираясь мыслью через обьятую туманом, кружащуюся от недоумения и ужаса голову: «И здесь стреляли…»

— Здравствуйте… — ответил он маленькой синеватой мумии, согбенной в огромном кресле, где она, казалось, вполне могла бы затеряться, и не нашли б ее никогда…

— Садитесь, — сказал Ринальдо. Мэлор сел.

— Спасибо, — сказал он.

— Что у вас там с нейтринными запалами? — спросил Ринальдо. Мэлор задохнулся.

— Это мы!.. — прохрипел он. — Я… Это никакие не изоляционисты! Вы отпустите их… ведь это я же…

— Да что вы говорите? — спросил Ринальдо и улыбнулся всем лицом. — А я и не знал.

Мэлор не нашелся, что ответить.

— Я спросил, — терпеливо сказал Ринальдо.

— Это мы… — выхрипнул Мэлор. — Моя установка… Мы пытались найти надпространственную связь, а полоса другая, и при излучении выделился фон из расщепленных нейтрино… запал не мог их переварить; стоило дать на него энергию, как он тут же захлебывался…

— Чуточку популярнее, — попросил Ринальдо.

— Это мы! — крикнул Мэлор. — Моя установка, а не группировки эти ваши! Вы ошиблись!!

Он замолчал, шумно дыша. Он вдруг почувствовал, что мокр от пота, даже волосы на висках слиплись. Он провел ладонью по щекам.

Ринальдо чуть поморщился от крика.

— Ну, понятно, — произнес он, чуть подумав. — Вы хотите сказать, что ваша установка непонятным для вас образом… нет, прошу прощения — до последнего времени непонятным для вас образом воздействовала на запалы столь фатальным образом. Не так ли?

— Так, — сдавленно сказал Мэлор. Ринальдо облизнул губы.

— Корабли… погибли?

Ринальдо слабо кивнул, думая о чем-то своем.

— Бож-же мой… — простонал Мэлор. Слезы вдруг выхлестнули у него из глаз, и он, совершенно не в силах владеть собой, уткнулся лицом в сгиб руки и заплакал.

Ринальдо ждал ровно пять минут.

— Ну, ну, любезный Мэлор Юрьевич, — произнес он потом. — Все бывает. Бывает хуже, — сказал он с задумчивой, глубинной интонацией. — Бывают такие эксперименты…

Мэлор усиленно зашмыгал носом, пытаясь унять нервный плач. Слишком много всего свалилось сразу — этот сумасшедший перелет, чудовищный бред теле- и радиопередач, и вот теперь окончательный приговор.

— Мы не виноваты… — пробормотал он, вытираясь рукавом. Потом вспомнил. — Я один виноват. Это была моя серия… моя установка. Больше никто из персонала института к этому не причастен!

— Прекратите, любезный Мэлор Юрьевич, — Ринальдо откинулся на спинку кресла и рассеянно поправил сьехавший плед. — Вас никто не обвиняет.

— Да, но все это! — крикнул Мэлор, в его голосе еще дрожали слезы.

— Это — да, — ответил Ринальдо задумчиво. — Вот что. Вы состоите в списках переселенцев?

— Нет.

— Не пропустили врачи?

— Я не подавал заявления! — ожесточенно ответил Мэлор.

— Отчего же?

— Не захотел!

— Вы женаты?

Зачем ему еще Бекки, подумал Мэлор испуганно и сказал:

— Нет.

Ринальдо опять поправил плед.

— Что все это значит? — шепотом спросил Мэлор.

— Как вам обьяснить… Это — меньшее из зол. Нам нужен ваш Институт, нужна связь. И нам нужно доверие к администрации. Вы понимаете, нельзя сказать: погибло двести тысяч человек, и в этом никто не виноват. Необходимо, чтобы родственники погибших имели в кого кидать камнями, и эти кто-то не были бы ни вы, ни мы. Хотите соку?

— Ч-что?

— Соку хотите? По-моему, у вас очень пересохло в горле.

— А… Да… Нет, спасибо… Я не понял. Зачем… камнями?

— Чтобы все скорее забылось, — чуть раздраженно обьяснил Ринальдо. — Чтобы нам продолжали верить, понимаете?

— Верить… Верить… Во что?

— Ну, сейчас трудно сказать. Во что понадобится.

Милый мальчик, подумал Ринальдо. Неужели он и впрямь не женат? Не может быть, обязательно есть рядом с ним какая-нибудь Чари, очень гордая и сильная со всеми и удивительно покорная и мягкая с ним. И готовит ему с наслаждением окрошку, вкуснее которой каждый раз еще свет не видывал…

Ринальдо глубоко впустил воздух в легкие. Нейтринные запалы. Нейтриноскопия. Смешно.

— Зачем вы вызвали меня?

— Хотел познакомиться, да и поговорить о делах насущных.

— А… Вы что, будете их казнить? — свистящим шепотом спросил Мэлор.

— Нет, я полагаю, до этого не дойдет.

— А… а ведь там стреляют…

— Это кино.

— Кино? Вы все придумали?

— Разумеется. Транслируемые порты оцеплены, там бегают и прыгают сотрудники Службы Спокойствия, и за тех, и за других.

— Зачем?!

— Ф-фу, — Ринальдо потер пальчиками лоб. Сунул руки под плед — мерзли.

— Я понимаю, да… Чтобы… как это вы сказали… ну… Ринальдо нахохлился, выжидательно глядя на Мэлора.

— Чтобы поверили…

Как?! Мэлор ужаснулся сказанному. Лгать, чтобы верили? Да что же это такое? Что за бред свалился на голову? Работал себе… взрывал науку… Господи, да я же корабли взрывал. С живыми людьми!

— Поймите, — Ринальдо потер ладони под пледом. — Мы не можем позволить себе роскошь говорить сейчас правду.

— Роскошь?! Ринальдо подумал.

— Собственно, любезный Мэлор Юрьевич, не это является темой нашего собеседования. Я попросил вас бросить работу…

Мэлор не дал ему договорить. Он угрожающе поднялся с кресла, и Ринальдо запрокинул голову, чтобы видеть.

— Нет уж, теперь я спрошу, — прохрипел Мэлор. — Ведь такое… Это же черт знает что такое! Ну, опростоволосились, массу народу убили, и даже не вы убили, а мы убили… Чего ж вы тут делаете-то? Еще больше убиваете? Хватаете людей совершенно посторонних? Зачем?! Чего ради воротить нелепость на нелепость!.. Почему просто не обьяснить?

Ринальдо медленно кивал со слабой, отстраненной улыбкой.

— Разумеется, — сказал он. — Но вся беда в том, что одно обьяснение повлечет за собой другое, а вот этого-то допустить и нельзя… Вы сядьте, сядьте, Мэлор Юрьевич, мне очень трудно так смотреть.

Мэлор поспешно сел.

— Бред… — пробормотал он, когда понял, что Ринальдо не собирается продолжать.

— Это не совсем так, — сказал Ринальдо. — Просто вы не в курсе.

— Так введите меня в курс! — заорал Мэлор. — Что же это такое! Право на информацию — одно из важнейших прав, это по Конституции, это я не сам выдумал!

Ринальдо опять кивнул.

— Да, я помню. Но вы… знаете, любезный Мэлор Юрьевич… Каждое право налагает обязанность, не так ли? И вот в какой-то ситуации осуществление всех прав повлечет за собой такое возрастание обязанностей, что человеку, занятому своей работой, производительным трудом, семьей, воспитанием детей — просто не справиться. Он окажется не в состоянии управляться даже со своими прямыми обязанностями, вытекающими из таких базовых, изначальных прав, как право на труд, на образование, на частную жизнь, на неограниченное количество детей… Поэтому нам приходится некоторым образом… в определенных ситуациях… регулировать реализацию прав, поддерживая приоритет основных, естественных для нормальной жизнедеятельности человека прав над правами второстепенными. Понимаете?