Детектив и политика - Устинов Питер

Кружась и пританцовывая, медиум постепенно приближался к Малько. Иногда он нагибался, и острие мачете царапало глинобитный пол, поднимая фонтанчики пыли. Малько боялся, что, когда клинок окажется у его лица, нервы у него не выдержат и его реакция может быть непредсказуемой и чреватой большими неприятностями. Сквозь рубашку он машинально пощупал рукоятку своего пистолета.

Медиум был уже перед четвертым от Малько зрителем и кружился все быстрее. Малько собрал все силы, чтобы не поддаться панике. Нельзя было терять лицо — просто из уважения к самому себе. Вдруг его заледенила ужасная мысль: а если все это только инсценировка с целью от него избавиться? Клинок мачете описал сложный рисунок вокруг шеи и груди Симоны и едва не отрубил ей нос. Малько даже не успел испугаться, когда увидел перед собой медиума и блестящее лезвие мачете. Почувствовав движение воздуха у своего лица, он инстинктивно подался назад, но глаза не закрыл. Хладнокровие, хладнокровие любой ценой, пронеслось у него в голове. Он был натянут как струна, ожидая, что вот-вот почувствует обжигающее прикосновение стали, и, для того чтобы не фиксировать внимание на грозном оружии, посмотрел на белки глаз медиума. Бой барабанов был оглушительным. Прошло несколько секунд — и медиум прошел дальше. Малько чуть не рассмеялся: в самом деле, он едва не уподобился дикарям! "Церемония" была не чем иным, как дешевым, представлением для наивных гаитян и легковерных иностранцев вроде него. Малько вновь охватило нетерпеливое желание, чтобы все это поскорее закончилось. Однако медиум не торопился: теперь он "обрабатывал" какую-то женщину с бельмом на глазу. В экстазе, словно ее ласкал бог, она смотрела здоровым глазом, как клинок совершает зигзаги перед ее лицом. Хумси молчали, сбившись в белую кучку. Барабанщики продолжали отбивать все тот же будоражащий ритм. Медиум почти завершил свой обход. Малько взглянул на мамбо — и чуть не подскочил на стуле: толстуха пристально смотрела на Финьоле, к которому, потрясая мачете, приближался медиум. Барабанщики изменили ритм. Уши у Малько заложило, как при канонаде. Он мысленно спросил себя, уж не подмешал ли хумган в ром какого-то зелья.

Мамбо поднялась, вытянула вперед свои толстые руки и закрыла глаза. Финьоле, как и остальные, казался загипнотизированным блеском мелькающего клинка. Потухшая сигарета приклеилась к его нижней губе, глаза навыкате утратили сколько-нибудь осмысленное выражение. Медиум уже был перед ним.

Сердце у Малько учащенно забилось…

И вдруг перед его глазами словно начали прокручивать замедленный фрагмент фильма: медиум все кружился, Финьоле по-прежнему стоял совершенно неподвижно, а из его горла брызнула длинная струя крови. Выражение его лица не изменилось, сигарета все так же свисала с нижней губы. Затем все вошло в нормальный темп. С видом крайнего удивления Финьоле поднял руку и прикоснулся к своему подбородку, будто хотел удержать голову на месте. Кровь забила уже фонтаном: удар мачете почти отделил голову от туловища. Финьоле не издал даже стона. Послышалось только бульканье — и он упал лицом вниз, забрызгав кровью своих соседей. Раздался истошный женский визг. Словно игрушка, у которой кончился завод, медиум стоял как вкопанный в центре комнаты, с перекошенным лицом и совершенно пустыми глазами, все еще сжимая в руках окровавленный мачете. Барабанный бой оборвался. Симона истерически крикнула: "Он сошел с ума!" Отрезвевшие зрители обступили Финьоле. Отпихнув стоявших на его пути и растолкав локтями кольцо зевак, Малько склонился над посланцем Жакмеля. Тот умирал. Хлеставшая из его горла кровь впитывалась в глинобитный пол, глаза остекленели, только губы еще шевелились — но беззвучно: голосовые связки были перерезаны. Медиум вслепую нанес смертельно точный удар! Кто-то тронул умирающего за голову, и она почти совсем отделилась от туловища. Взгляду предстало трепещущее кровавое месиво. Это зрелище в душной, грязной комнате оказалось слишком сильным испытанием для нервов Малько: его вырвало прямо на ботинки высокого негра в очках, который этого даже не заметил. Запахи крови и пота образовали ужасающий "букет".

Финьоле уже ничем нельзя было помочь. Немного придя в себя, Малько бросился к хумгану. Перед ним прошли две хумси, ведя под руки медиума, который еще не вышел из транса. Его завели в смежную комнатушку, служившую хумси раздевалкой. Малько толкнула огромная туша: мамбо величественно удалялась, равнодушная к трагическому финалу церемонии и ко всем этим крикам и суете.

Малько схватил Захарию за локоть и тихо сказал:

— Вы его убили!

Хумган замотал головой:

— Нет, нет! Это случайность. Удар нанес Огум-Ферай. Человек, в которого он вошел, не понимал, что делает. Для него это тоже было опасно — он сильно болен!

В Малько закипела ярость. Очень удобно свалить все на таинства вуду! У него под носом ликвидировали человека, который должен был привести его к Жакмелю, — и сделали это открыто, вызывающе, для того чтобы ни у кого не возникло желания принять эстафету. Для начала следовало выяснить, кто стоял за этим убийством: сам ли Жакмель, демонстрирующий таким образом, что он не хочет вмешательства американцев, или тонтон-макуты? Ведь дальнейший ход операции зависел от ответа на этот вопрос. И единственным, кто мог на него ответить, был убийца.

— Что за человек этот медиум? — властно спросил Малько.

Хумган уклончиво ответил:

— Я его почти не знаю. Но медиум он хороший: боги вселялись в него несколько раз. Сегодня это было опасно, потому что Огум-Ферай — бог войны.

Зрители начали расходиться. Только подростки, усевшиеся на перекладинах лестницы, похоже, не торопились. Одна из хумси накрыла тело Финьоле белой простыней, на которой стало расплываться красное пятно.

Хумган продолжил, стараясь быть убедительным:

— После церемонии он ничего не помнит. Его рукой водил бог…

Подавленная Симона молча слушала их разговор. Малько пристально посмотрел на хумгана своими золотистыми глазами и сухо произнес:

— Я хочу с ним поговорить!

Хумган замялся, но под настойчивым взглядом золотистых глаз в конце концов уступил:

— Он в маленькой комнате. Только не причиняйте ему зла! После пробуждения он бывает очень усталым. И потом, он не говорит по-французски.

— Я говорю по-креольски, — напомнила ему Симона.

Отталкивая расходящихся зрителей, Малько, а за ним и Симона устремились к маленькой комнате.

Дверь была заперта.

Малько постучал. Молчание. Он сильно толкнул дверь, и она распахнулась. Медиум неподвижно лежал на соломенном тюфяке, закрыв глаза и сложив на груди руки. Кто-то до подбородка укрыл его одеялом. Рядом на корточках сидела хумси. При виде посторонних она вскочила, заслонила лежащего медиума и что-то сказала по-креольски. Симона стала кусать себе губы. Потом перевела для Малько:

— Она говорит, что за ним пришел барон Самди…

— Что, что?

— Он мертв. Барон Самди — бог смерти вуду.

— Кто его убил?

Симона долго объяснялась с хумси. Та постепенно успокоилась и взахлеб начала о чем-то рассказывать. Малько посмотрел на медиума: казалось, он спит…

Симона вздохнула:

— Она думает, что когда бог из него выходил, то взял с собой его душу… А по-моему, его отравили.

Малько быстро подошел к мертвецу и откинул одеяло. На груди медиума в области сердца виднелось красное пятнышко. Рана была такой маленькой, что почти не кровоточила. Он наклонился и пощупал грудь убитого вокруг раны. Судя по всему, его ударили в сердце чем-то вроде длинного отточенного шила. Малько вспомнил про огромную шпильку, закреплявшую шляпу толстой мамбо. Хумси задумчиво посмотрела на кровавое пятнышко, негромко вскрикнула и выбежала из комнаты. Малько показал Симоне на рану:

— Мамбо убила его своей шпилькой.

Симона в ужасе потянула его за рукав к выходу. Все это напоминало кошмарный сон. В хижине было пусто и тихо, словно ничего не произошло.

— Уйдем отсюда, — прошептала Симона. — Мне страшно!