Если о нас узнают - Кейл Дитрих

Спасибо, господи, за еду. Каждый из нас запихивает в рот по карамельке, и я с трудом заставляю себя смаковать сладость, вместо того чтобы тут же проглотить. Это не похоже ни на одну конфету, которую я когда-либо пробовал: идеальный баланс сладости и соли, густая вязкая текстура, которая обволакивает рот подобно сливкам.

– О да, – произносит Джон низким голосом, разворачивая очередную конфету, – мне нравится Париж.

Зак откидывает голову на сиденье и закрывает глаза, на его лице появляется еле заметная улыбка. Когда он так выглядит, у меня в груди все сжимается.

В моем распоряжении было достаточно времени, чтобы обдумать, не пытается ли Эрин задобрить нас этими сладостями, но она делает объявление:

– Появились результаты топ-50 самых сексуальных мужчин по мнению Opulent Condition. Рубен и Джон, вы оба попали в этот список!

Честно говоря, сначала я был весьма доволен новостью. Ничего не могу с собой поделать. Хвалебные отзывы – мой хлеб насущный, нельзя осудить человека за то, что огромное количество людей считают его красавчиком. Мне требуется чуть больше времени, чтобы осознать: если назвали только мое имя и Джона, то Энджела с Заком в этом списке нет.

– Каким образом он туда попал, а я – нет? – спрашивает Энджел, указывая на Джона.

– Некрасиво так говорить, – говорит Зак. – Джон очень сексуальный.

– Джона пропихнули, – огрызается Энджел. – Красивый не значит сексуальный. Да он краснеет всякий раз, когда на него смотрит девушка.

Джон быстро моргает, его брови ползут вверх от удивления.

– В следующий раз расскажи мне, что ты чувствуешь на самом деле.

– Только не говори, что это дерьмо не было подстроено, – хмурится Энджел.

– Конечно подстроено, – огрызается Джон, прежде чем повернуться к Эрин. – Они ведь не сами так решили. Отец обо всем позаботился, верно?

Когда Эрин не пытается отрицать, я вдруг понимаю, что был глуп, полагая, будто за меня проголосовали любящие фанаты. Конечно же, Chorus выбирал, кто из нас попадет в этот список. Я с самого начала понимал, как важно сохранить свою роль в чьих-то романтических фантазиях. Когда я впервые рассказал Джеффу о своем желании совершить каминг-аут в шестнадцать лет, он доходчиво мне все объяснил: «Думай об этом как об одном из своих мюзиклов, Рубен. Ты играешь роль в спектакле. Те, кто хочет получить эту роль, должны доказать, что они лучше остальных подходят на это место». Он также сказал, что незаменимых людей не существует. Других объяснений не потребовалось.

– Ты же попал в список, Джон. Почему не радуешься? – спрашивает Эрин.

Джон сжимает в кулаке обертку от карамели, но не смотрит женщине в глаза.

– Тебе не показалось бы странным, если бы твой отец отправил в журнал твои полуголые фотографии?

– Я еще ни разу не снималась обнаженной, – произносит Эрин.

Думаю, она пыталась пошутить, но никто не смеется. Женщина вздыхает.

– Мне кажется, что именно это и происходит, когда твой отец – менеджер группы. Попытайся найти здесь нечто позитивное. Это хорошая реклама.

– Ты по крайней мере в ней участвуешь, – бурчит Энджел.

В его голосе слышится раздражение.

Зак, который больше всего на свете ненавидит конфликты, замирает рядом со мной.

– Это не твой бренд, Энджел, – с отчаянием говорит Эрин. – Но я понимаю, что ты расстроен.

– Я не расстроен, – огрызается он. – Я в бешенстве.

– Ну чего ты, не казни гонца.

– Я чертовски красив и в десять раз круче Рубена, я переспал с большим количеством девушек, чем Джон когда-либо здоровался. Однако же Chorus совершенно случайно отдал мне роль «милого девственника».

– Хорошо, – говорит Эрин, ее улыбка выглядит натянутой. – Принято к сведению. Я лишь подумала, что вы будете рады этой уникальной возможности, которая поможет с продвижением группы. И конечно же я буду рада передать ваши отзывы Джеффу.

Джон вдруг с интересом начинает рассматривать пол, и даже Энджел неодобрительно качает головой. Единственное, на что можно пожаловаться Джеффу, – когда тебя раздевают догола. Ничего не изменится. Даже если пожалуется его собственный сын.

– Если тебя это успокоит, – подает голос Киган из передней части автобуса, – то я тоже не попал в список.

Зак прочищает горло.

– Поздравляю, – негромко говорит он, улыбнувшись сначала мне, а потом Джону.

– Видите, именно такое отношение к своим товарищам я и искала, – щебечет Эрин.

Джон бросает в ее сторону взгляд, а затем сдается.

– Итак, кто хочет подняться на Эйфелеву башню? – напряженно спрашивает он.

– Ох, у нас нет времени, чтобы подняться на самый верх, – отвечает Эрин. – Только сфотографироваться, а потом нужно ехать на очередное интервью в M6 Music.

Судя по выражению лиц, никто из нас не удивлен услышанным.

Когда Эрин возвращается обратно в переднюю часть салона, Энджел скрещивает руки на груди.

– Ты же знаешь, что они не выбрали меня, потому что считают, будто парень-азиат не может быть сексуальным, – бубнит он. – Просто, черт возьми, невероятно.

На губах Джона расползается горькая улыбка.

– Папа считает, что не может быть расистом только потому, что он женился на темнокожей женщине. Он никогда этого не понимал, чувак. И сомневаюсь, что до него когда-нибудь это дойдет.

Энджел с отвращением фыркает и переключает внимание на мобильник. Джон наблюдает за ним, теряясь в раздумьях, после чего откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.

Зак смотрит на меня, его лицо такое же мрачное, как, наверное, и мое.

Зак в моем гостиничном номере без футболки, что одновременно удивительно и невыносимо.

Я изо всех сил стараюсь на него не пялиться. И, признаться честно, это безумно трудно.

Он постучался в мой номер около пяти минут назад, попросил одолжить что-нибудь из моей одежды, чтобы надеть к Энджелу, потому что его уже тошнит от подобранных стилистами Chorus рубашек. И теперь мне нужно смотреть куда угодно, только не на него, чтобы все не испортить. Удивительно, но игнорировать полуголого парня в переполненной комнате гораздо проще, чем тет-а-тет.

Я утыкаюсь в свой телефон, повернувшись к нему спиной. Молча считаю до десяти, давая Заку достаточно времени, чтобы надеть рубашку. Но когда я поднимаю глаза, он все еще полураздетый стоит перед зеркалом и копошится с волосами. Небольшая полоска трусов видна над узким поясом джинсов, а его кожа гладкая и бледная от недостатка солнца.

Дело в том, что Зак очень красив. Я всегда так считал, даже когда это чувство было лишь платоническим. Он стройный и высокий (не долговязый), а в его густые каштановые волосы так и хочется запустить пальцы, чтобы убедиться в их исключительной мягкости. Ямочки на щеках, длинные ресницы, обрамляющие глубокие карие глаза, точеное лицо, заметные мышцы на руках. Если бы сегодняшний список зависел от внешности, а не рекламы, он был бы в нем. Гораздо ближе к вершине, нежели я.

Звуки шуршания сигнализируют мне, что он наконец-то надевает рубашку.

– Ты выглядывал на улицу? – спрашивает