Другая страна. Часть 1 - Ма. Лернер

— Это такие интересные бумажки с цифрами? Я их видел, но вообще-то нам дают талоны на питание, денег пока не наблюдается.

— Ладно, это мы потом обсудим, а теперь, — сказал я, разливая по стаканам, — А теперь, выпьем за Победу.

Мы посмотрели друг на друга, встали одновременно и молча выпили.

— Ребят помянем, — сказал он негромко, — тех, кто не дожил. За тех, кто не струсил и не предал. За наших погибших товарищей.

Мы просидели до самого вечера. Выпили основательно, вспоминая погибших. Ко мне он не захотел. Говорит, первое время, как вернулся все прикидывал, кому что поручить если вон тот, погибнет. Так и свихнуться недолго. Строить хочет, чтобы вернуть что разрушили. Тоже какой-то заскок. Когда его понесло в туалет, я окликнул официанта:

— Тут телефон, есть? Ага, спасибо. Привет. Что значит кто? Начальство надо узнавать сразу, даже если голос нетрезвый. Нина где то рядом? Ну, позови к телефону. Нина, солнышко, что ты там мне рассказывала про своего дядьку? Что, такая проблема людей найти? Настолько разборчивый? Частник со старым воспитанием — халтуры не терпит и гистадрутовцев на дух не переносит. Это хорошо. Есть у меня работник. Молодой, здоровый, окопы копать умеет. Я знаю, что это не по профилю, зато переучивать не надо. Пусть посмотрит, не понравится — выгонит. Будет, будет стараться. Давай — потом перезвонишь. Какой тут номер? — это официанту. — Жду.

Махнул Дану, — Садись. Еще один звонок и к тебе съездим.

— Анна, извини, тут дело у меня дело появилось. Часом к одиннадцати подъеду. Ну, что ты, совсем не много. Бутылка на двоих — это нормально, — успокаивающим тоном сообщил ей, одновременно показывая кулак подмигивающему мне официанту, тыкающему пальцев в стоящую на столике посуду. — Все будет в порядке, посмотрю, что к чему и приеду. Назад ты поведешь. Целую.

Он смотрел на меня с изрядной завистью.

— И когда это, ты так говорить, на иврите, насобачился?

— А, сунь любого, чтобы вокруг никто по-русски ни бум-бум, быстро научишься. Некоторые еще принципиально делают вид что не понимают. Давай-ка последнюю, за то что мы встретились.

— Да. Записываю. Очень хорошо. Объявляю тебе благодарность от моего командования. А в патрулирование, все равно не возьму. Ты свое дело делай. Некормленый солдат — это не солдат, а сплошное недоразумение, идти не может, в цель попасть не в состоянии.

Повесил трубку и помахал официанту. Он притащил сверток.

— Значит, слушай, сам напросился. Есть такой мужик, Шломо Вайс, из Австрии. Занимается отделкой — штукатурка, покраска, ну всем что нужно. Воспитание у него немецкое — порядок и качество. Зато выходит у него красота, даже по здешним стандартным домам. Помощника, на днях, погнал, за пьянку. Вот тебе адрес. Завтра суббота. Послезавтра, в восемь утра, чтоб как штык был у него перед глазами. Проверишь, на практике, на что способен. А теперь, поехали, посмотрю где живете и с матерью твоей поговорю. Она, наверное, уже волнуется, куда ее обормот девался. Это? Это шашлык дополнительный с салатами. Да, брось, знаю я, как люди едят, когда у них только по карточкам — а у нас нынче праздник.

Я впервые попал в такой лагерь — для репатриантов. Ну, бараки, покрытые жестью. Летом, конечно, духота внутри будет страшная, сердечник и помереть может. Мусор на улицах и дети прямо в грязи возятся. Общая территория барака, поделенная фанерой на маленькие закутки, где есть место только для кровати и прекрасно слышно, что там, у соседей делается. Прямо как в 12 стульях, «А они всегда примус заводят, когда целуются». Только в жизни это совсем не смешно. Но жить можно, бывает и хуже. А пугали, меня, пугали. Я такого добра насмотрелся еще в Союзе. Нет, если люди приехали с какой-нибудь Германии, или имели собственный дом в Ираке, их понять можно. Нас, советских такой ерундой не запугаешь. Я почти в таком же бараке вырос. Потом в общаге и казарме жил. Только там отопление было, а здесь охлаждение требуется. Печку давно придумали, а вот кроме не спасающего от жары вентилятора пока еще ничего нет.

— Я химик-органик. Работала по металлоорганическому синтезу, получению бутадиена, высших олефинов. Пытались найти катализатор, на основе тяжелых металлов, для получения полиэтилена с регулярной структурой. Мы изучали механизм реакций полимеризации и циклизации ненасыщенных углеводородов, таких как этилен и пропилен, под действием металлоорганических соединений, — рассказывала мать Даниила.

— Так, теперь то же самое, только по-русски. Такие высокие материи нам не преподавали. Все больше — левой, правой.

Она улыбнулась.

— Полиэтилен используется как изоляционный материал в кабелях, в строительстве и в радарах, для покрытия труб и топливных баков. Мы искали возможность получать материал при комнатной температуре и атмосферном давлении.

— Звучит интересно.

— Да, вот только проект передали в военное ведомство, а у меня анкета неподходящая. Бывший муж троцкист, умер в лагере и сын, служил в Еврейском Легионе. Так что уволили, во-избежание. Может и к лучшему. Получила бы доступ к секретности, нас бы не выпустили.

— Вы сейчас напишите, чем занимались, чтобы я ничего не напутал. Ну, и биографию — где учились, где работали, если какие то публикации были. Я покажу кой кому.

— Не похоже, что у тебя есть знакомые химики, — поползли вверх ее брови.

— Мария Лейзеровна, меня есть знакомый Изя Штивельман, — гордо ответил я. — Он знает всех. Если он кого-то не знает — значит такого человека нет в стране. Место директора он не организует, не его уровень, но если есть лаборатория по профилю, он узнает. Быстро это не будет, но через пару недель, я с вами свяжусь.

— А про папу, я в первый раз слышу, — сказал я, уже возле джипа.

— Такими вещами, как-то не принято хвастаться, — ответил он, махнув рукой.

— У меня в роте есть оружейник, натуральный троцкист, еще с инербригад. Золотые руки у человека, но как начнет про политику говорить, сразу уши затыкай. Точно, как лекция от политрука-коммуниста. Что они там, в Союзе, делили, мне не понять. Власть, наверное. Ладно, поеду. Вот, держи, — достал из под сиденья толстую книжку. — Это Изин подарок. Русско-ивритский словарь. Тут таких не найдешь. Польские, румынские, немецкие — русских нет. Это еще издание 20-х годов. Потом русские не ехали. Удачи тебе у Вайса!

Газета А-Арец

Продолжаются вооруженные беспорядки в Аммане. По сообщению ВВС более 300 человек погибло в перестрелках. Трупы никто не убирает. Городские службы парализованы, мусор не убирают, телефоны и электричество не работает.

Пятеро солдат, с виноватыми мордами, стояли передо мной.

— Ну, и что с вами делать? — риторически спросил я. — Я все понимаю, вернулись с рейда — пошли расслабиться, выпили, подрались. Бегать по пересеченной местности, от противника, вас что не учили?

— Так это не полиция была, — ответили из строя.

— Ах, не полиция! — обрадовался я. — Значит вас повязали гражданские прохожие!

— Это английский патруль был, — сообщили из шеренги.

— А вы в какой армии служите?

— Израильской.

— Не слышу?

— Израильской, — орут.

— Значит, сдались в плен. И хотя, я обычно сразу никого не наказываю, утро вечера мудренее — знаете прекрасно, но вы заслужили. Отпуска, вам, естественно, отменяются. Будете отрабатывать нормативы. Сутки сидели в полиции и отдыхали, вот трое суток будете отрабатывать в двойном размере, по сравнению с остальными. Взводным я скажу, чтобы персонально вами занялись. А на будущее запомните и другим скажите — кто англичанам сдается, получит двойное наказание. Разрешаю им бить морды, но без излишеств. Оружия не применять. Убийства нам ни к чему — все-таки союзники, хоть и хреновые. Вольно! Разойдись.

Я подошел к Изе, который давно наблюдал за представлением.

— Привет. Что это ты такой не веселый?

— Все, — сказал он. — Заехал попрощаться, демобилизуют.

— Ну-ка, пойдем, в канцелярию. Расскажешь.

— Всех, старше сорока и не окончивших училища увольняют, — говорил Изя, деловито шаря по ящикам стола.

— Что ты там ищешь?

— Стаканы. Бутылки у тебя нет, я знаю. Что ты вообще за русский? Водки никогда нет. Вот, продемонстрировал он фляжку, — сам принес.

— А ты побегай с мое, по горам, да с опухшей головой. В сейфе посмотри.

— Есть, — сказал он радостно, — значит не совсем пропащий. — Дела я уже сдал, приехал пообниматься на прощанье. — Да, — вспомнил он, — нашел я твоей знакомой работу. При Хайфском университете есть химлаборатория. Выбили у американцев приличные деньги на изучение чего-то, сильно научного, необходимого для нашего народного хозяйства. Сами пока толком не знают что именно. Очень к месту оказалась ее работа. Будут ей и оборудование и возможность проводить исследования. Только без научного руководителя не обошлось. Но Гольдштейн мужик нормальный. Подсиживать не будет. Ну, будем!