Изменницы - Элизабет Фримантл

Двери распахнулись настежь, и краем глаза я увидела епископа Гардинера и моего дядю Арундела; они вышли от Елизаветы в сопровождении еще двух людей – я не помнила, кто они такие. Знаю одно: все они – члены Тайного совета.

– …невозможное создание, – услышала я слова дяди Арундела. Наверное, он говорил о Елизавете. Когда они приблизились к нам, мы вышли из ниши и вежливо присели.

– А, выводок племянниц, – сказал Арундел, поворачиваясь к одному из своих спутников. Теперь, на ярком свету, я узнала его – это был Шрусбери. – Кстати, как бы вы собирательно назвали группу юных родственниц женского пола?

– Будь они постарше, я бы назвал их «парной упряжкой», – усмехнулся Шрусбери. – Но поскольку эти две хорошенькие, я бы назвал их «дуэтом».

Оба засмеялись. Гардинер и их четвертый спутник нетерпеливо переминались с ноги на ногу, как будто у них имелись более важные дела, чем обмениваться шутками с юными девицами.

– Что вы делаете в этой части дворца? – спросил Арундел.

Я, боясь, что Маргарет выдаст нас виноватым взглядом, быстро ответила:

– Мы смотрели на верховую лошадь королевы, которая только что ожеребилась. Это единственное окно во дворце, откуда хорошо видно паддок.

Они высунулись в окно, и я показала им какую-то кобылу – вполне возможно, она действительно отведена королеве. Рядом с ней, пошатываясь на тонких ножках, бегал жеребенок.

– Очаровательно, – заметил Шрусбери.

– В самом деле, – согласился Арундел. – Будем надеяться, ее величество тоже скоро ожеребится.

Мы все на это надеялись, потому что ребенок запаздывал, и характер у королевы портился от неудобства ее положения и ожидания. Повитухи уверяли, что время высчитано неправильно – кто знает? Я совершенно ничего не знаю о деторождении, хотя теперь знаю чуточку больше о том, как завести ребенка, точнее, как его не завести, потому что девушки постарше по ночам шепчутся о таких вещах.

Гардинер досадливо откашлялся, и они ушли. Я потянула кузину Маргарет за рукав назад, к двери, где ждал покладистый Хамфри. Все, что требовалось, – еще одна улыбка, и вот дверь приоткрылась и мы проскользнули внутрь.

Мы вошли так тихо, что никто из женщин, присутствующих в покоях, не заметил нас. Я никого из них не узнала, кроме самой Елизаветы. Платье у нее черное и довольно простое – какой контраст с преувеличенно пышными нарядами королевы! Две дамы отвязали ей рукава и спустили с запястий, еще одна расшнуровала корсет, затем сняла его. Елизавета осталась в алой верхней юбке, которая подчеркивала ее ослепительно-белую кожу. В таком виде, со сверкающими черными глазами, в чепце и с надменным видом, она походила на Афину в шлеме из мифологии. Рядом с ней померкли все ее фрейлины, даже красотки.

– …они считают меня дурой, способной признаться, что я участвовала в восстании Уайетта, – сказала Елизавета. – Дураки они, раз так плохо думают обо мне! Я не пойду по следам кузины Джейн Грей.

Услышав имя сестры, я невольно ахнула, и все обернулись к нам. Я вздохнула, мне сделалось не по себе в таком обществе. Почти все присутствующие были старше нас лет на десять, и все смотрели на нас так угрожающе, что мне сразу захотелось сбежать. Кузина Маргарет вцепилась мне в руку, и я опасалась, что она пережмет мне вену. Все же я набралась храбрости и опустилась на колени, радуясь, что на мне самое новое платье и жемчуга Maman.

Поскольку Елизавета, судя по всему, не узнала меня, я сказала:

– Миледи, мы ваши кузины. Я Кэтрин Грей, а это Маргарет Клиффорд, которая недавно стала леди Стрейндж. Мы пришли поприветствовать вас во дворце Хэмптон-Корт.

Похоже, моя улыбка на них совершенно не подействовала, и меньше всех – на Елизавету.

– Вас послала моя сестра? – грубо спросила она.

– Мы пришли по своей воле, миледи. – Мы по-прежнему стояли на коленях, но она не делала нам знака встать.

– Не знаю, почему вы решили, что мне захочется с вами повидаться. – Она села и взяла книгу.

Я ломала голову в поисках подходящего ответа, но, по правде говоря, совсем не знала, как вести себя с этой кузиной. Елизавета нетерпеливо барабанила пальцами по книге; ее фрейлины по-прежнему смотрели на нас как горгоны.

– Кэтрин Грей, вы происходите из семьи государственных изменников… – Тук-тук-тук. – Недавно ваших отца и сестру казнили за измену. Почему вы решили, что я захочу общаться с вами?

– Тому, у кого стеклянная голова, следует опасаться камней. – Я не успела опомниться, как пословица слетела с моих губ; и поняла, что уже поздно что-либо менять.

– Убирайтесь! – прошипела не Елизавета, а одна из ее горгон. Она подошла к нам, рывком поставила нас на ноги и бесцеремонно подтолкнула к дверям. Елизавета тем временем успела углубиться в книгу, как будто ничего не произошло.

Выходя, я услышала ее голос:

– Греи думают, что когда-нибудь сядут на престол. Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось. – Что за чушь, ведь на престол взойдет наследник, полуиспанец, которого вынашивает королева! И потом, я не хочу садиться на престол. Правда, и Джейн не хотела.

К стыду своему, я поняла, что Елизавета меня всерьез пугает. Но я не могла не восхищаться силой ее духа. Мне даже захотелось завоевать ее дружбу, хотя в глубине души понимала, что это невозможно. Она показала себя более устрашающей, чем даже сама королева. Но сердце у меня упало, когда я осознала, что нажила в лице Елизаветы врага, прежде чем мы с ней успели по-настоящему познакомиться. Надеюсь, ее снова ушлют в Вудсток и не будут держать рядом с королевой – а еще лучше, отправят на континент и выдадут за герцога Савойского.

– Знаешь, она права, – сказала кузина Маргарет, когда мы возвращались назад по длинной галерее. Я слушала ее лишь вполуха, потому что кузина Маргарет в основном болтала всякий вздор. – Твоя семья лишилась прав на престолонаследие.

Во мне вскипел гнев; я думала о казненных отце и бедной Джейн, которая была так молода. К горлу подступил ком, и я не могла сказать то, что мне хотелось, то есть поставить на место дуру Маргарет и встать на защиту моих близких.

– Поэтому после Елизаветы следующая по очереди – я, – продолжила она.

Услышав такое, я не задумываясь размахнулась и дала ей пощечину.

Маргарет завизжала, как недорезанная свинья, что немного слишком, потому что, во-первых, она большая и толстая – я вполовину меньше, чем она. Моя маленькая рука не нанесла ее лицу сколько-нибудь существенного ущерба. У нее на щеке не осталось даже отметины, но я, как обычно, оказалась не на той стороне, ибо, когда все станет известно, меня выставят настоящим чудовищем. Кузина Маргарет убежала прочь, по-прежнему визжа, как будто за ней гонится медведь. Все будут ахать и охать над ней, и во всем обвинят меня.

Что будет со мной? Одному Богу известно; мне удалось всего за какой-то час нажить себе врагов в лице Елизаветы и кузины Маргарет. Больше всего мне хотелось, чтобы Maman и Мэри не уезжали в Бомэнор, потому что я в самом деле попаду в неприятности после того, как меня оставят здесь одну. Такого никогда не случилось бы с Джейн. Неожиданно я пожалела, что не такая, как она. Надо больше думать о Боге и меньше – о себе.

Бомэнор, июль 1555 г.

В руке я держала конец венка из маргариток, у Пегги Уиллоби другой конец; мы с ней устроились на травянистом склоне на берегу озера. Самка лебедя, которую мы назвали Афродитой, считает его своим. У нее поздно родились птенцы; мы с Пегги приходим к озеру каждый день после наших классных занятий, нам надо убедиться, что за ночь никого из них не съела лиса.

Сегодня первый ясный день за несколько недель. Погода последнее время была отвратительной, фермеры боялись, что хлеб сгниет на корню; деревенские жители беспокоились, что зимой они не смогут прокормить свои семьи. Многие обвиняли королеву в том, что она заставила англичан вернуться к старой вере, – они говорят, за это Бог разгневался на нас. Каждую неделю мы узнавали о новых арестах. Слуги только об этом все время и толковали. Maman считала, что одним духовенством дело не ограничится. Скоро найдут повод арестовывать и мирян. Даже здесь, в поместье Бомэнор, в настоящей глуши, окруженные только друзьями, мы должны молиться на латыни и выказывать почитание Святым Дарам.

– Вон она! – крикнула Пегги, показывая на Афродиту, которая появилась в поле зрения. Трех птенцов она везла на спине; их серые, покрытые пухом головки едва виднелись из-за ее крыла. Еще двое плыли за ее хвостом. – Одного недостает! – заметила Пегги, но, едва эти слова слетают с ее губ, как из камыша появляется отставший птенец.

Мы встали и пошли по берегу, глядя на них; Афродита наблюдала за нами краем глаза. Видимо, она решала, представляем ли мы угрозу для ее потомства. Чуть дальше, там, где плакучие ивы спускались к воде и были густые заросли камыша, она выбралась из озера и, переваливаясь, побрела к своему гнезду. Выводок поспешил за ней.