Завещание короля Балдуина - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алена подошла к калитке.
Эта калитка была закрыта на обычную деревянную щеколду и, как и забор, давно нуждалась в ремонте. Штакетник покосился и растрескался, а местами вообще подгнил, многие планки выпали, и в образовавшиеся щели выглядывали сорняки. Краска облупилась, и только кое-где можно было скорее угадать, чем разглядеть ее первоначальный темно-зеленый цвет.
Алена откинула щеколду и вошла на участок.
К крыльцу вела узкая тропинка, по обеим сторонам которой буйствовали сорняки. Они заполонили участок, как дикое кочевое племя захватывает мирную страну. Сорняки с шуршанием раскачивались под ветром, и в какой-то миг Алене показалось, что в густой траве кто-то прополз.
Конечно, показалось.
Теперь вблизи она увидела, что сам дом тоже требует ремонта. Вагонка, которой он был обшит, рассохлась и потрескалась, краска на ней облупилась. Доски крыльца подгнили. У самого крыльца стояла переполненная кадка с водой, хотя дождя давно уже не было.
Алена подошла к крыльцу и опасливо ступила на первую рассохшуюся ступеньку.
Ступенька заскрипела, но выдержала.
Она собралась было сделать следующий шаг, когда услышала суровый окрик:
– Ты куда это идешь?
Алена вздрогнула и обернулась.
За забором, отделявшим четвертый дом от соседнего, стояла крепкая тетка в фиолетовом тренировочном костюме и розовых резиновых сапогах. Голова у нее была повязана красной косынкой, скорее даже не косынкой, а пиратской банданой. Тетка облокотилась о забор и грозно смотрела на Алену.
– Это вы мне? – удивленно спросила она.
– Тебе-тебе, а кому же еще? Ты что это по чужим домам шастаешь? Вот я щас участкового позову! Он как раз недавно к Василию Пузыреву пошел, это рядом.
– Почему по чужим? – возмутилась Алена. – Это моего дяди дом, я его наследница.
– А не врешь? – подозрительно спросила бдительная соседка. – А как твоего дядю звали?
– Николай Михайлович, а меня Аленой зовут. Только почему это я должна перед вами отчитываться? Кто вы такая, чтобы здесь допросы учинять?
– Хорошие соседи должны за соседским имуществом присматривать, – назидательно произнесла тетка. – А я как раз соседка и есть, Марфа Петровна. Мы с покойным всегда дружно жили. Я здесь третьего дня одних уже шуганула, хотели в дом забраться. Так ты, значит, Николая Михайловича племянница?
– Значит, – недовольно ответила Алена.
– И ты теперь, значит, здесь жить будешь?
– Да я еще ничего не решила, – отмахнулась Алена и быстро поднялась по ступеням.
– Что-то я тебя раньше здесь не видела, – не унималась соседка. – Что-то ты раньше дядю не навещала.
На этот раз Алена не стала отвечать. Она достала ключи, которые дал ей нотариус, и открыла дверь.
За этой дверью оказалась маленькая прихожая, которой больше подходило старое слово «сени».
По правую руку от входа сиротливо висело старомодное серое пальто, по левую стояла простая деревянная скамейка, рядом несколько пар резиновых сапог и еще кое-какая поношенная обувь. Левее скамьи была еще одна дверь.
Алена толкнула эту дверь и оказалась на той самой веранде, застекленной разноцветными ромбами. Дневной свет, льющийся сквозь эти ромбы, заливал пространство фантастическим сиянием. Алене вдруг показалось, что она уже была здесь, на этой веранде, была когда-то очень давно – в раннем детстве, а может быть, еще до рождения, в какой-то другой жизни.
Ей вдруг привиделся длинный стол, накрытый белоснежной крахмальной скатертью, блестящий медный самовар, соперничающий блеском с солнцем, ярко-синие кобальтовые чашки и люди, непривычно одетые, непривычно говорящие, непривычно воспитанные. Женщины, точнее дамы, были в нарядных кисейных платьях, мужчины – в непривычных светлых пиджаках с узкими лацканами и блестящими пуговицами. Нет, не в пиджаках, поняла Алена, а в сюртуках, и разговаривали они все по-французски…
«Надо же, какая только ерунда ни привидится. Наверное, это сцена из какого-то фильма о дореволюционной жизни».
А вот на душе у нее от этого разноцветного сияния стало хорошо и легко, как будто она вернулась в давно забытый дом. Дом своего детства.
Алена прошла через веранду к следующей двери, которая, судя по всему, вела в жилые комнаты.
По дороге она с невольной грустью отметила, что многие цветные стекла треснули, а нескольких вообще не хватает. И половицы на веранде рассохлись и безбожно скрипят у нее под ногами…
Да, продать этот дом будет непросто.
С удивлением она поймала себя на мысли, что продавать его ей совсем не хочется.
За следующей дверью оказалась просторная жилая комната.
Посередине стоял круглый стол, накрытый синей скатертью, рядом – несколько венских стульев, в простенке между окнами – книжный шкаф с застекленными дверцами.
Алена шагнула к шкафу, машинально открыла дверцу, заглянула. Говорят же, что ничто так не характеризует человека, как книги в его шкафу.
Даже если этот человек уже умер.
В шкафу стояли в основном французские и немецкие издания.
Старинные переплеты, изящный шрифт, на многих готический, почти нечитаемый.
Она вытащила томик в кожаном переплете, прочла надпись на обложке – «Almanach de Gotha».
Когда-то Алена слышала это название. «Готский альманах», один из самых авторитетных справочников по генеалогии европейских правящих династий и знатнейших дворянских фамилий.
Разумеется, ведь покойный причислял себя к древнему аристократическому роду. Ничего удивительного, что он интересовался вопросами генеалогии.
Она не стала разуверять грубоватую соседку, которая назвала ее племянницей хозяина, но, увы, к этому Бодуэну де Кортне Алена не чувствовала ничего. Какая уж тут печаль, если она его ни разу в жизни не видела. И какое уж тут родство.
Если он собирался завещать ей дом, то почему не пытался встретиться раньше, почему не хотел познакомиться? На этот вопрос теперь уже никто не ответит.
А на нее вдруг накатило странное чувство.
Это было то, что психологи называют дежавю. Ощущение, что происходящее здесь и сейчас с тобой уже когда-то происходило.
Хотя нет, чувство было другое, куда более реальное.
Алене показалось, что она когда-то давно была в этом доме, в этой комнате. Когда-то давно она уже видела эти книги в старинных кожаных обложках с золотым тиснением, с изысканной вязью готических букв…
Ей показалось, что, если она откроет дверь в дальнем конце комнаты, за дверью она увидит небольшой чулан, а в нем лестницу на второй этаж.
Чтобы отделаться от этого навязчивого ощущения, Алена открыла дверь.
И в растерянности замерла на пороге.
За ней действительно был крошечный чулан, из которого вела на второй этаж деревянная лестница с резными перилами, за многие годы вытертыми до блеска чьими-то руками.
«Что же это такое? – затрепетала она. – Значит, я когда-то была в этом доме? Но когда? Я ведь совершенно этого не помню. Но откуда тогда всплыло это воспоминание?»
Она начала подниматься по лестнице – медленно, неуверенно, как будто не поднималась на второй этаж старого дома, а спускалась в темный колодец памяти.
Рассохшиеся ступени скрипели под ее ногами, и этот скрип, казалось, пробуждал в ее душе новые воспоминания.
Тогда все было гораздо больше: и этот дом, и комната, и книжный шкаф, и окружающие люди. И кукла, удивительная кукла с нежным фарфоровым личиком, в чудесном длинном платье из старинных розоватых кружев. В памяти всплыло забытое словосочетание «брабантские кружева».
Странным образом эта кукла, которую она сейчас вспомнила, была немного похожа на ее новую знакомую Алю Кортневу. Точнее, Аля была немного похожа на старинную куклу – те же грустные голубые глаза, нежное, словно фарфоровое, лицо, чуть растрепанные светлые волосы…
«Но при чем здесь какая-то кукла? – одернула себя Алена. – Какое отношение эта кукла имеет к дядиному дому? Или она видела эту куклу здесь, в этом доме?»
Но ведь она не была здесь, напомнила себе Алена, никогда не была в этом доме.
Но тогда откуда же ее память выкопала этот чулан и лестницу с резными перилами? Еще там одна балясина выломана, и вместо нее вставлена обычная планка… Не могла же Алена видеть эту планку во сне?
По скрипучей рассохшейся лестнице новая хозяйка поднялась на второй этаж. Почему-то она помнила, что нужно непременно перешагнуть третью ступеньку.
На втором этаже был кабинет Николая Михайловича: старинный письменный стол красного дерева, лампа под зеленым абажуром и снова книги, книги, книги, тяжелые темные фолианты в толстых кожаных переплетах. Книги по архитектуре, ведь он был архитектором. Но не только – еще здесь были книги по истории христианства и по генеалогии.
Этот кабинет тоже показался Алене знакомым, как будто она уже бывала здесь. Но неведомая сила тянула ее дальше, вверх по лестнице.
Да, конечно, здесь же есть еще башенка.
Эта часть лестницы была уже, и ступеньки здесь скрипели куда громче. Но Алена уверенно поднялась по ним, как будто уже делала это прежде. Ноги сами ее несли.
