Слушающие - Джеймс Ганн

Чаша, прежде застывшая на фоне неба в мертвой неподвижности, теперь жила и внимала. Томасу показалось, что он видит, как она с трепетом тянется к молчащей темноте.

"Малое Ухо - так называют эту гигантскую точную машину, самый крупный управляемый радиотелескоп на Земле, в отличие от Большого Уха, кабельной паутины диаметром в пять миль. По ночам пришелец ощущает чары, наводимые ею на людей, думающих, что она послушна их воле. Для этих одержимых она является ухом, их ухом, наделенным сверхъестественным слухом, настороженно повернутым к немым звездам, но слышащим лишь медленное биение сердца вечности".

- Мы унаследовали его от астрономов, - объяснил Макдональд, - когда они поставили радиотелескопы на обратной стороне Луны, а сразу после этого первые сети в пространстве. Наземное оборудование устарело, как ламповые приемники с появлением транзисторных. Его не стали разбирать, а подарили нам вместе с небольшой дотацией на исследования.

- За десятки лет общая сумма достигла астрономической величины, - заметил Томас, пытаясь избавиться от эффекта вечернего гостеприимства и очарования ночи.

- Она растет, - согласился Макдональд, - и мы год за годом боремся за существование. Но есть и положительные стороны. Программу можно сравнить с теплицей по выращиваниго интеллекта, в которой самые многообещающие разумы крепнут в борьбе с огромной, непреходящей, неразрешимой загадкой. Мы получаем молодых ученых и инженеров, обучаем их и отправляем решать задачи, имеющие решения. Программа воспитала многих светил науки.

- Вы пытаетесь представить Программу чем-то вроде последипломного обучения?

- О, нет. Наши предшественники называли это вторичным сырьем или побочной продукцией. Конечной целью - и самой важной для нас - является установление связи с разумными существами иных планет. Я подсказываю вам аргументы, которые помогли бы вам оправдать нас, раз уж вы не можете принять нас такими, какие мы есть.

- А почему я должен вас оправдывать?

- На это вам придется ответить самому.

Наконец они оказались внутри здания. Здесь все тоже было по-другому. Коридоры теперь кипели энергией и сознанием. Зала управления коснулся перст Бога, и в этом мертвом месте вскипела жизнь: огоньки зажигались и гасли, глаза осциллографов светились зеленью пульсирующих линий, на пультах мягко щелкали переключатели, компьютеры попискивали, в проводах бормотал электрический ток.

За пультом сидел Адамс, на голове у него были наушники, и он не сводил глаз со шкал и осциллографов. Когда они вошли, он поднял голову и помахал им рукой. Макдональд вопросительно поднял брови, Адамс ответил пожатием плеч, а потом повесил наушники на шею.

- Как обычно, ничего.

- Прошу вас... - Макдональд снял с его шеи наушники и вручил их Томасу. - Послушайте.

Томас взял наушники и начал слушать.

"Поначалу слышится шепот, словно какие-то дальние голоса или плеск ручейка в каменном ложе, журчащего в трещинах и падающего небольшими каскадами. Затем звуки нарастают, теперь это голоса, говорящие с жаром, но все разом, так что ни одного не разобрать. Слушающий старается услышать, но его усилия лишь подстегивают эти голоса, и они говорят еще громче и еще непонятнее. Слушатель может повторить следом за Данте: "Мы были возле пропасти, у края, и страшный срыв гудел у наших ног, бесчисленные крики извергая". Тем временем голоса переходят от лихорадочных просьб к гневным крикам, словно требуют освобождения из огня, подобно проклятым душам. Они бросаются на слушателя, словно желая разорвать его за то, что он посмел вторгнуться между падшими ангелами со всей их спесью и чванством. "Я видел на воротах много сот, дождем ниспавших с неба, стражу входа, твердивших: "Кто он, что сюда идет, не мертвый, в царство мертвого народа?"

Слушателю кажется, что и он один из этих голосов, осужденный, как и они, на адские страдания, способный лишь кричать в отчаянье и муке, что никто его не слышит, что никого не трогает его участь, что никто его не поймет, даже если он докричится до кого-то. "Я отовсюду слышал громкий стон, но никого окрест не появлялось, и я остановился, изумлен". И кажется ему, что его окружают "ужасные гиганты, те, кого Дий, в небе грохоча, страшит поныне". Все они вместе с ним напрягают свои могучие легкие, чтобы докричаться до слушателя, который их не понимает. "Rafel mai amech izahi almi", яростно раздалось из диких уст, которым искони нежнее петь псалмы не полагалось". И слушатель чувствует, что в эту минуту его покидает сознание".

Голоса умолкли. Макдональд снял с него наушники, которые, как смутно помнил Томас, он надел сам. Его потрясла неодолимая магия этих звуков, этих голосов, требующих, чтобы их выслушали, сливающихся в общий хор, в котором каждый поет свое...

Он пережил мгновение откровения, понял, что пропадет, как и эти голоса, и, если не найдет выхода, будет обречен на вечную жизнь в своей телесной оболочке, настолько одинокий в своих страданиях, как если бы находился в самом аду.

- Что это было? - ошеломленно спросил он.

- Голос бесконечности, - ответил Макдональд. - Мы переводим радиосигналы в звуки. В приеме это нисколько не поможет. Если мы что-то и поймаем, это покажут пленки, вспыхнут детекторы, компьютер поднимет тревогу. Но для нас это источник вдохновения, а в мы нем здорово нуждаемся.

- Я бы, - сказал Томас, - назвал это гипнозом, помогающим убедить маловеров, будто там действительно чтото есть, будто однажды они отчетливо услышат то, будто сейчас лишь воображают, что там на самом деле есть иные существа, которые пытаются общаться. Это всего лишь способ обмануть самого себя и обвести вокруг пальца весь мир.

- На одних это действует сильнее, на других слабее, сказал Макдональд. - Очень жаль, что вы восприняли это как личный выпад. Мы не занимаемся такой дешевкой. Вы же знали, что в этом нет никакой связи.

- Да, - согласился Томас, злясь, что голос его дрожит.

- Но я хотел, чтобы вы послушали кое-что другое. Это всего лишь введение. Пройдемте в мой кабинет. Ты тоже, Боб. Оставь прослушивание техникам.

Втроем они направились в кабинет и уселись в кресла. Стол Макдональда теперь был пуст - подготовлен к завтрашней добыче, - однако запах старых книг остался. Томас, не сводя глаз с Макдональда, гладил пальцами деревянные подлокотники кресла.

- Этот номер не пройдет, - сказал он. - Ни все гипнотизирующие звуки мира, ни приятное общество, ни чудесный ужин, ни красивые женщины, ни трогательные сцены семейной жизни никоим образом не заслонят факта, что Программа продолжается уже более пятидесяти лет и до сих пор ничего не добилась.

- Я для того и привел вас сюда, чтобы сказать, - произнес Макдональд. - Послание есть.