Давай отпразднуем развод - Лаура Дейв

– Здорово.

Мэгги садится в машину, и Нейт переезжает на другую сторону дороги. Ив машет и идет к машине. Но вместо того, чтобы подъехать к дому, она разворачивается и выезжает из Дитч-Плэйнс. С такой скоростью, на которую только способна ее машина.

Нейт смотрит на теперь уже пустую дорогу, словно не может поверить своим глазам. Она не пойдет в дом? А как же еда?

– Думаю, им придется подождать, – пожимает Нейт плечами. – Может, она просто не готова.

Мэгги поворачивается к дому тире национальному парку, колонны которого возвышаются как указатели в мир, который она не так уж хочет видеть. Большая крытая веранда символизирует обещание чего-то, к чему она еще, возможно, не совсем готова.

– Мне знакомо это чувство, – говорит Мэгги, заходя в дом.

Гвин

Гвин вспоминает. Как она в первый раз приехала в Монток с Томасом посмотреть, где он живет; тогда стояла зима и было ужасно холодно. Гвин подошла к краю земли, к обрыву, и посмотрела на пляж внизу, наблюдая за тем, как медленно садится солнце. Ей только исполнилось двадцать два года, она дрожала от холода, но там, у обрыва, перед ней открывалась жизнь. Или, может, что-то большее. Может, честнее сказать, что тогда она в первый раз увидела нечто, от чего не хотела отказываться. Даже сейчас, столько лет спустя, Гвин помнит свои ощущения от созерцания воды. Она помнит: тогда это место впервые стало ее собственным.

Сейчас Гвин сидит на качелях, маленьких деревянных качелях, подаренных родителями Томаса на свадьбу. Специально для них Чемп сделал качели. Качели очень красивые, и Гвин каждый день выходит на них посидеть. Почитать, или пошить, или просто попить кофе с утра и просмотреть газету. Или, как сегодня, подготовиться к тому, чего ей совсем не хочется. В тот раз качелей не было, и Гвин просто стояла у обрыва и готовилась к тому, чего хотела. Томас очень нервничал перед тем, как показать ей места своего детства.

Тогда он уже устроился в бесплатную клинику поблизости, так что ему предстояло показывать не только прошлое, но и будущее. Если Гвин захочет разделить с ним будущее. Они заживут здесь, на краю мира, в ту пору ей казалось это очень романтичным. Но когда она впервые увидела это место в середине холодной-прехолодной зимы, ей показалось, все будет гораздо сложнее и случится, как предсказывал Томас: ты либо полюбишь тишину, либо ее не примешь. Это многое изменит. Тебе придется понять, сможет ли тишина стать частью твоей жизни.

Именно тогда она поняла, что вопрос касается не только ее и Томаса, но и третьей составляющей – дома, который будет диктовать свои условия.

Изолированность дома требует, чтобы их брак был одновременно сильнее и свободнее, если бы они жили в любом другом месте. Живи они где-нибудь в городе или в предместье, где-то не на краю земли, это требовало бы от них меньших усилий в решении многих вопросов. И вообще такая жизнь требовала бы меньшего.

Томас не знает этой стороны жизни.

Тогда, во время первой поездки, Гвин отправилась днем в город, чтобы попить свежевыжатого сока, позвонила сестре из телефона-автомата на обочине Олд-Монток-хайвей и вдруг осознала, что ей предложили стать частью чьей-то уже запланированной жизни. Или не стать.

– Что ты хочешь от меня услышать? – спросила Джилиан.

– Что он тебе нравится, – сказала Гвин и добавила: – Что все будет хорошо.

– Мне он нравится, Гвин. Но вряд ли все будет хорошо, – заметила сестра.

– Откуда ты знаешь?

– Ты спрашиваешь меня только тогда, когда тебе нужно услышать то, что ты сама произнести не можешь.

Затем Джилиан замолчала. Она напомнила Гвин, что сделал отец, когда они переехали в Мейкон, дом в колониальном стиле – Гвин тогда только исполнилось четыре года, – где родители оставались до конца жизни. Он сказал девочкам, что, когда они вырастут и выберут, где хотели бы жить, им нужно будет найти безопасное место и загадать три желания. Девочки могут рассчитывать на то, что все три желания сбудутся, но их только три, поэтому загадывать нужно осторожно.

Джилиан хорошо запомнила эти слова, и Гвин должна была запомнить, потому что их отец никогда ничего подобного не говорил. Ничего загадочного. Но он верил, что мечты и желания помогают оставаться храбрыми даже просто для того, чтобы представить себе место, которое может стать твоим домом.

В ту первую ночь, когда Гвин захотелось, чтобы Монток стал ее домом, она встала у края скалы и так и сделала. Загадала желания. Решила окончательно и бесповоротно.

Гвин никому никогда не говорила, что загадала, даже Джилиан. И никогда никому не говорила, что третье желание приберегла на будущее. Она приберегла его на случай, когда нужно будет пережить то, что невозможно представить или запланировать заранее: чтобы кто-то из детей стал лучше, чтобы автомобильную аварию можно было предотвратить, чтобы Томас не умер раньше Гвин.

Она загадает последнее желание сейчас, пока стоит у края обрыва, своего обрыва, и смотрит вниз. В эту минуту, последнее желание.

Первые два желания были про Томаса: она хотела, чтобы они поженились. И у них были счастливые, здоровые дети. Желания казались обыденными, абсолютно простыми. Может, Томас тоже их загадывал.

Гвин спрыгивает с качелей и выпрямляется. Вдыхает аромат неба, его голубизну, воздух вокруг нее становится более разреженным. Она этого пока еще не чувствует – или не может точно определить, – но шторм уже надвигается, и Гвин что-то чувствует.

Гвин хочет, чтобы Томас пожалел.

Она разжимает руки и ищет телефон Томаса. Маленький черный телефон. На экране мигает красный яркий сигнал. Ему пришли сообщения. В телефоне записаны номера, которые кажутся ему необходимыми, но их у него больше никогда не будет.

До океана – двадцать пять метров. Гвин замахивается, прицеливается и кидает телефон в бездну.

Мэгги

В гостиной стоит статуя Будды. Покрытый золотом Будда сидит напротив стены между двумя окнами. Улыбается. Мэгги опускается перед ним на корточки и смотрит прямо в глаза. Смотрит на его улыбку, широкие щеки. Она хочет дотянуться до него рукой, коснуться щек и рта, расплывшегося в улыбке.

Томас подходит сзади со стаканом холодного чая.

– Ему более ста лет. Мне его привезли.

– Будду? – уточняет Мэгги. – Или чай?

Томас смеется, что можно считать хорошим знаком, ведь, выпалив это, Мэгги понимает, что ее слова могут быть восприняты неправильно. Кажется, подтверждается ее догадка, что отец с сыном в чем-то очень похожи: они открыты, никого не осуждают. Она по-прежнему нехотя направляется к дивану и садится напротив Томаса.

Мэгги не хочется на него смотреть, встречаться с ним взглядом. Внешне они с Нейтом очень похожи – такой же нос, волосы и глаза. Наблюдая за Томасом, Мэгги кажется, что она заглядывает в собственное будущее: так Нейт будет выглядеть через тридцать лет. Когда их сын в первый раз приведет домой невесту. Мэгги осматривает остальную часть комнаты в азиатском стиле – стены теплого желтого цвета, окна под три метра, большие красивые книжные полки красного дерева на одной стене и картина в китайском стиле – на другой. Из-за ровной линии у пола комната напоминает корабль. Поразмыслив, Мэгги смело может сказать, что комната и ее содержимое стоят больше, чем целый дом ее отца. Ей сразу хочется подумать о чем-то другом.