Лузеры (декабрь 2008) - журнал Русская жизнь

Вернемся к Самотечной площади, чтобы продолжить прогулку по внутренней стороне Садового кольца. Дом с башенкой на углу Цветного бульвара и Садовой-Сухаревской (№ 2) был построен в самом начале XIX века. Он дважды перестраивался и обрел свой нынешний облик только в 1911 году. В нем находился известный ресторан «Нарва». На следующем участке (№ 4) еще совсем недавно стоял деревянный дом XIX века, украшенный резьбой. В начале 1990-х годов он сгорел. На его месте началось строительство «Женского центра» Элины Быстрицкой: «Комплекс с многоступенчатой наземной частью, с зеркальными витражами и оконными стеклами, выдержанными в теплых золотистых тонах, с крытыми галереями и рядами магазинов, с зимними садами и холлами, отделанными гранитом и мрамором». Из-за конфликтов между совладельцами здания строительство не было закончено.

Следующее здание (№ 6/37) построено в начале XIX века (позже перестраивалось). До революции оно принадлежало купчихе Беляевой. Она жила во втором этаже, а первый сдавала под мелочную торговлю. Далее - доходный дом 1893 года (№ 6 стр.1 арх. М. А. Арсеньев), боковым фасадом выходящий на Трубную улицу. Напротив этого дома некогда стояла церковь Николая Чудотворца в Драчах (XVII в.). В 1930-е годы ее снесли вместе с двумя соседними домами: № 10, который принадлежал купчихе Шатровой, и № 12, принадлежавшем Михаилу Юрьевичу Лахтину, известному историку русской медицины (его работу «Бесоодержимость в современной деревне» «Русская жизнь» републиковала в № 6/2008 г.). В 1940-е годы на месте снесенной части квартала выстроили многоэтажный жилой дом № 8-12 (арх. А. М. Алхазов) с гомеопатической аптекой на первом этаже.

Далее, за строительным забором скрываются руины кинотеатра «Форум» (арх. Ф. Н. Кольбе). Открытие этого кинотеатра состоялось вскоре после начала Первой мировой, в ноябре 1914 года. В конце 1980-х - начале 1990-х годов в помещении «Форума» работал «Кинотеатр итальянского фильма». Помимо киносеансов здесь проходили творческие вечера звезд итальянского кинематографа. В середине 1990-х здание передали Театру песни Аллы Пугачевой, затем у него сменилось еще несколько арендаторов. В 2002 году заброшенный «Форум» почти полностью выгорел. Его реконструкция так до сих пор и не началась.

Правая сторона Малой Сухаревской площади начинается с многоэтажной жилой «коробки» (1941 г., архитектор К. Н. Яковлев). На первом этаже этого дома изначально находилась диетическая столовая, сейчас ее место занял магазин VilleroyBoch. До сороковых годов тут стоял доходный дом Сергея Баскакова, в котором до революции работал простонародный трактир Алексеева.

Четырехэтажный дом № 6 до революции принадлежал обществу страхования капиталов и доходов «Жизнь». В 1900-х здесь снимал квартиру гравер И. Н. Павлов. В доме № 8 находилось подворье Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры. Дом № 10, в котором работала лавка известного рыботорговца Красильникова, снесли в 1990-е годы. Некоторое время на образовавшемся пустыре работала автостоянка, сейчас там идет строительство театрального центра «Вишневый сад». В 1990-е снесли и дом № 12. На его месте в 2001 году возвели торговый центр «Садовая галерея». Отделка фасада нового здания напоминает об облике снесенного дома. Еще один дом с лавками и меблированными комнатами, некогда стоявший на углу Малой Сухаревской и Сретенки, снесли еще в 1970 году, когда устраивали сквер у входа на станцию метро «Сухаревская».

* ДУМЫ *

Борис Кагарлицкий

Антиуспех

К вопросу о невезении

Английское словечко «лузер», традиционно переводившееся на русский язык как «неудачник», в 1990-е годы неожиданно превратилось в один из главных идеологических символов эпохи. Таковым оно, несмотря на некоторые колебания конъюнктуры, оставалось и в следующее десятилетие, быть может для того, чтобы окончательно утратить заложенный в него идеологический смысл на фоне кризисных потрясений, наступивших в 2008 году.

Появление нового слова всегда отражает новые явления. И если у нас был в очередной раз востребован иностранный термин, то именно потому, что с обществом происходило нечто непривычное, не описываемое нашей традиционной речью. Другое дело, что в отечественной реальности английское слово приобрело новый смысл, лишь частично совпадающий с тем, который оно имело в собственном языке.

Смысл термина был сугубо и принципиально идеологическим. И, как ни парадоксально, относился он не столько к тем, кто в ходе реформ 1990-х годов проиграл, потерпел неудачу, а напротив, скорее отражал мироощущение победителей. Или, вернее, тех, кто на данный конкретный момент мнил себя победителями.

Задача состояла не в том, чтобы описать поражение, а в том, чтобы морально, культурно и психологически обосновать победу. Эта победа, успех, материальное торжество должно было не просто утвердить себя, но и доказать свою закономерность, необходимость и правильность. И именно здесь возникала проблема: критерии успеха, принятые обществом 1990-х годов, разительно не совпадали не только с прежней советской системой ценностей, но и с традиционными представлениями, существовавшими в русской культуре. Хуже того, они находились в разительном противоречии с так называемой «протестантской этикой» Запада.

В свое время Макс Вебер очень убедительно показал, что смысл протестантской этики не в восхвалении богатства и успеха любой ценой, а наоборот, в их ограничении, подчинении определенным правилам и требованиям. Именно поэтому успех в протестантской культуре скромен до ханжества, а богатство подчинено неумолимой логике накопления капитала. Это служение капитализму, требующее сдержанности и самоотречения, отнюдь не вызывало сочувствия в постсоветском обществе, воспринимавшем рынок исключительно через призму потребления и наслаждения. С другой стороны, протестантская этика капитализма делает понятия богатства и успеха неотделимыми от понятия труда - нечто глубоко отвратительное и принципиально неприемлемое для новых элит, которые формировали свою идеологию за счет отрицания советских ценностей, тоже ориентированных на решающую роль труда (и, кстати, парадоксальным образом, схожих с «протестантской этикой» Вебера).

Короче, успех должен был оправдываться не трудом, скромностью и воздержанием, а чем-то другим. Например, неудачей других.

«Успешный человек» (еще одно словосочетание, грамматически невозможное в русском языке XIX и большей части ХХ века) должен был осознать свое преимущество, глядя на «лузера», человека в реформы не вписавшегося, к новой жизни непригодного, а потому недостойного ни помощи, ни сочувствия. «Успешный человек» и «лузер» становились абсолютно неразделимой идеологической парой, в которой существование и понимание одного было невозможно без другого. Поскольку успех никак не связан ни с общественным признанием, ни с достижением каких-либо достойных (с точки зрения окружающих) целей, ни со служением кому-либо или чему-либо, кроме самого себя, у него нет иного обоснования, кроме неудачи других. Мы - победители, потому что мы - лучшие. Мы лучшие, потому что мы - победители. Мы люди первого сорта и мы «этого достойны». Соответственно, все остальные - второй сорт, бракованный человеческий материал, «лузеры» изначально виноватые во всех своих бедах и недостойные успеха.

Существование «лузера» делает излишней и невозможной любую дискуссию не только о социальной справедливости, но и вообще о достоинствах и недостатках системы. Человек проигравший, оказавшийся на нижних ступенях социальной лестницы, должен винить только самого себя. В нем есть что-то такое, что делает его безнадежным. Это даже не кальвиновское предопределение (Бог так решил). Нет, здесь Бог ни при чем. В данной системе нет места Богу, даже если конкретные представители начальства будут ежедневно ходить в храм, креститься и ставить свечки. Бог ничего не решает, все получается как-то само собой. Если вам не повезло, ссылаться не на кого, надо винить только себя.

Социальный ген «лузерства» является чем-то неуловимым и мистическим, его нельзя ни описать, ни сформулировать. Он не может быть описан в категориях образованности и квалификации - большинство образованных людей и квалифицированных специалистов как раз оказались «лузерами». Но нельзя и утверждать обратное - ведь и среди победителей нашлись не одни только выходцы из партийной номенклатуры и бандиты.

Понятие «лузер» явно связано с другим не менее важным для 1990-х годов понятием - «совок». Но есть и разница (потому, собственно, в речи и появилось сразу два слова). Ведь «совок» предполагает приверженность человека определенной идеологии и системе ценностей. «Совок» это тот, кто живет в понятиях Советского Союза, испытывает по нему ностальгию и считает тогдашнюю жизнь правильной. Напротив «лузер» может быть настроен совершенно антисоветски. Он обязательно, как и все его коллеги по научно-исследовательскому институту, ходил на демократические митинги и требовал немедленного введения рынка, он мечтал о капитализме. Он мог быть участником шахтерского движения, потрясшего идеологический фундамент советской системы, претендовавшей на роль выразителя интересов рабочего класса. Он мог быть убежденным западником, потратившим всю свою жизнь на тайное изучение и осмысление преимуществ буржуазного строя. Но почему-то успех при капитализме достался не ему, а партийному начальнику, известному в недавнем прошлом своей ортодоксальной верностью советским идеям и непробиваемой тупостью.