Зимний сад - Кристин Ханна

Но все это не имеет значения – по крайней мере, для Веры, ведь любовь уже зародилась в ее душе. Она ускользает из дома к своему принцу, который тоже в нее влюблен. Они женятся и живут долго и счастливо.

Мать поднялась с кресла:

– Конец.

– Аня, – строго сказал отец. – Мы же договорились…

– Хватит. – Коротко улыбнувшись внучкам, она вышла из комнаты.

В глубине души Мередит почувствовала облегчение. Вопреки своей воле, она снова поддалась магии маминой сказки.

– Пойдем домой, девочки. Дедушке нужен отдых.

– Не убегай, – попросил отец.

– Разве я убегаю? Уже почти десять. Девочки весь день были в дороге, они валятся с ног. Мы вернемся утром. – Она подошла к постели, наклонилась и поцеловала его в щетину. – Поспи, ладно?

Он коснулся лица Мередит, взглянул ей в глаза и погладил щеку шершавой ладонью.

– Ты внимательно слушала?

– Конечно.

– Вы должны ее слушать. Она ваша мать.

Мередит хотелось возразить, что у нее нет времени на сказки и что не так-то просто слушать женщину, которая говорит словно через силу, – но только улыбнулась отцу.

– Хорошо, пап. Люблю тебя.

Он медленно опустил ладонь.

– И я тебя, Бусинка.

Нина всегда с особенной теплотой вспоминала сказки из детства, она прекрасно их помнила, хоть и прошло больше десяти лет.

Зачем папа решил вспомнить о них сейчас? Он ведь знает, что добром это не кончится. Мать и Мередит покинули комнату так быстро, будто бежали с тонущего корабля.

Оставшись наедине с отцом, Нина поднялась с пола и подошла к кровати. За ее спиной в камине полыхнул язык пламени, и одно из поленьев рассыпалось красными углями.

– Я люблю звук ее голоса, – сказал он.

Тогда-то Нина наконец поняла. Сказки были единственным способом разговорить мать.

– Тебе хотелось, чтобы мы собрались вместе.

Отец вздохнул; звук был тонкий, как нить, и, издав его, он словно побледнел еще больше.

– Знаешь, что приходит на ум… в такую минуту?

Она взяла его за руку:

– Что же?

– Ошибки.

– Ты их, считай, и не совершал.

– Она пыталась разговаривать с вами. Но потом случился тот проклятый спектакль… Зря я позволял ей замыкаться в себе. Она сломлена, а я люблю ее больше жизни.

Нина нагнулась и поцеловала отца в лоб.

– Не переживай, пап. Это уже неважно.

Отец сжал ее пальцы, глядя на дочь влажными глазами.

– Нет, важно, – едва слышно сказал он. – Она нуждается в вас… а вы в ней. Пообещай мне.

– Что пообещать?

– Когда меня не станет… узнайте ее поближе.

– Но как? – Нина с детства помнила, что мать никого к себе не подпускает. – Я уже пробовала. Она не хочет с нами разговаривать.

– Попросите маму рассказать вам историю о крестьянке и принце. – Отец закрыл глаза, у него вырвался хриплый вздох. – Только на этот раз до конца.

– Я понимаю, чего ты хочешь. Прежде ее сказки хотя бы на время сближали нас. Когда-то я даже верила… Но этого не случилось. Она никогда…

– Просто попробуй, ладно? Вы еще не слышали всю историю.

– Но…

– Пообещай мне.

Она коснулась его лица, пальцы ощутили колючесть седой щетины, мокрой от слез. У отца слипались глаза. Сегодняшний день – а может, и этот разговор – дался ему чересчур тяжело. Он угасал. Всю жизнь мечтая, чтобы жена и дочери полюбили друг друга, он старался поверить, будто хорошая сказка поможет мечте осуществиться.

– Ладно, пап.

– Люблю тебя, – невнятно выдавил он, и не будь слова такими знакомыми, она вряд ли смогла бы их разобрать.

– И я тебя люблю.

Нина снова поцеловала отца в лоб и подтянула ему одеяло до самого подбородка. Затем выключила ночник, повесила на шею камеру и вышла из спальни.

Она глубоко вдохнула, вновь овладевая собой, и спустилась на первый этаж. На кухне мать нарезала свеклу и репчатый лук для борща. На плите в огромной кастрюле закипал бульон.

Все как всегда. Мередит в трудный час старалась занять себя делом, Нина хватала камеру, а мама начинала готовить. Чего ни одна из них не умела, так это облекать боль в слова.

– Ты тут, – сказала Нина, привалившись к косяку.

Мать медленно повернулась. Седые волосы были зачесаны назад и собраны в «балетный» пучок на затылке. Лицо бледное, но ледово-голубые глаза смотрели не по возрасту цепко. Однако в ее облике появилась и какая-то новая, непривычная хрупкость.

– Я всегда любила твои сказки, – сказала Нина.

Мать вытерла руки о фартук.

– Сказки нужны только детям.

– Папа тоже их обожает. Он говорил, что раньше ты читала ему сказку на каждое Рождество. Может, завтра расскажешь одну из них мне? Мне очень хочется знать, чем закончится история крестьянки и принца.

– Он при смерти, – сказала мать. – По-моему, поздновато для сказок.

Нина поняла: сколько ни старайся, обещание, данное папе, сдержать не удастся. Нет способа сблизиться с мамой. Никогда не было.

Глава 5

Мередит сбросила одеяло и встала с кровати. Она прошла в ванную, накинула висевший на двери халат и почистила зубы, стараясь не смотреть в зеркало. Сегодня ей лучше не видеть свое отражение.

Выйдя из спальни, она услышала шум: внизу прыгали и лаяли собаки и кто-то смотрел телевизор. Мередит улыбнулась. Впервые за много месяцев она почувствовала себя по-настоящему дома.

Она спустилась и прошла на кухню. Джиллиан накрывала на стол. Собаки рядом ждали угощения, что перепадет им от завтрака.

– Папа просил тебя не будить, – сказала Джиллиан.

– Спасибо. А где Мэдди?

– Спит еще.

Джефф протянул Мередит чашку кофе.

– Ты в порядке? – тихо спросил он.

– Плохо спала. – Она посмотрела на него поверх чашки. Сказка, вдобавок к болезни отца, всколыхнула в ее душе слишком много эмоций, и всю ночь она проворочалась в постели. – Я мешала тебе?

– Нет.

Она вспомнила, как прежде они спали, обнявшись. Теперь же между ними зияла такая дыра, что бессонная ночь одного для второго проходила незаметно.

– Мама, – сказала Джиллиан, раскладывая салфетки, – мы ведь пойдем сегодня к бабушке с дедушкой?

Мередит потянулась мимо Джеффа и придвинула к себе тарелку с тостами, намазанными маслом. Отломив кусочек, она сказала:

– Я собираюсь к ним прямо сейчас. А вы можете сначала позавтракать.

Джефф кивнул:

– Выгуляем собак и сразу же к вам.

Она кивнула в ответ и, захватив с собой чашку кофе, пошла наверх, где переоделась из пижамы и халата в удобные джинсы и вязаную водолазку. Затем, наспех попрощавшись с домашними, выскочила из дома.

День стоял на удивление солнечный. Родители жили где-то в четверти мили от них,