Шансы. Том 2 - Джеки Коллинз

После того как Джен уверила его в том, что Лаки все еще остается девушкой, Джино стало легче чувствовать себя в компании дочери.

— Лошади! — Лаки скорчила гримасу. — Я ненавижу лошадей!

— Эй! — Он взял со стола вышитую салфетку, вытер рот. Чертова спаржа! Сколько раз еще говорить этой полоумной кухарке, что у себя на столе он не хочет видеть спаржу? — Ненависть — это слишком сильно по отношению к лошадям. Знаешь ведь, они лучшие друзья человека и все такое прочее…

— Лучший друг человека — это собака, отец, — совсем по-взрослому ответила Лаки, пытаясь заставить его почувствовать себя несмышленым малышом.

— Деньги — лучший друг человека, — поправил он се, оставляя, как обычно, последнее слово за собой. — Не забывай об этом.

Как же она ненавидела его. Маленького, самодовольного, не умеющего красиво говорить, с хриплым голосом.

Как же она его любила. Красивого, смелого, умеющего одеться, такого сексуального.

Лаки небрежно взяла пальчиками молодой побег спаржи, ловя языком капавшее с него в тарелку масло.

— Я думала… — задумчиво начала она.

— Да? — Одним глазом Джино косил на экран телевизора, не выключавшегося, по его настоянию, ни днем, пи ночью. Влияние Марабеллы Блю?

— Ну, то есть… через пару месяцев мне уже будет шестнадцать. Зачем мне вообще возвращаться в какую-то школу?

— Образование в состоянии дать тебе очень многое. — Внимание отца привлекли на экране результаты забегов в скачках.

— Само собой, — пробурчала Лаки.

— М-м?

— Я бы не возвращалась в школу, — упрямо заявила она.

— Да? — Джино лениво улыбнулся. — И что же ты стала бы делать целыми днями?

— Кучу разных вещей.

— Например?

— Например, быть с тобой, ездить повсюду с тобой, учиться твоему бизнесу, ну и все такое прочее.

Слова дочери поразили его. Он перевел взгляд с телеэкрана на дочь. Пятнадцатилетний ребенок. Девочки. Да она, наверное, шутит.

— Я говорю совершенно серьезно, — тут же добавила Лаки. — А разве это не то, что должны делать все дети, — интересоваться семейным бизнесом?

Она брала верх, он только не мог разгадать, в чем, собственно, заключался тут фокус. Жаль, что Джен и Коста не смогли остаться на ужин, с ними все было бы проще.

— Слушай, ты должна будешь закончить школу, поступить в колледж, познакомиться там с хорошим парнем и выйти за него замуж. По мне, это звучит неплохо.

Она сузила свои — его — глаза и мрачно сплюнула.

— По мне, это звучит отвратительно! Джино посмотрел на дочь с угрозой.

— Придержи свой язык, дочка. Ты сделаешь так, как я говорю, и когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо. Она не отвела своего взгляда.

— У меня не было никакого образования, — продолжал Джино свою лекцию. — Всякие там школы за границей и прочая дрянь. Я был еще моложе тебя, когда мне пришлось самому зарабатывать первые в своей жизни доллары, так что тебе нужно бы помнить, какой счастливой ты родилась.

Перед глазами его стояло лицо Марии, каким он увидел его в тот день, когда родилась Лаки, — такое бледное, такое нежное и прекрасное. Тут же вспомнился и день, в который они решили, что назовут девочку Лаки — Счастливой! Боже! Если бы можно было вернуть Марию к жизни! Если бы только было можно…

— Новенькая… Новенькая… Новенькая…

Слово это доносилось до нее со всех сторон. Великолепная частная школа в Коннектикуте скорее напоминала частную тюрьму — униформа, охранники под видом учителей, подтянутые, высокомерные ученицы, один вид которых вызывал у Лаки приступы злобы.

Проведя в школе два дня, она поняла, что должна выбраться оттуда во что бы то ни стало.

Через неделю это стало для нее вопросом жизни.

При себе у нее был листок со всеми номерами телефонов, по которым представлялось мыслимым разыскать Олимпию. Под предлогом необходимости позвонить отцу Лаки ушла с математики и дозвонилась таки до своей подруги.

Олимпия жила в Париже, остановившись в доме своего отца на авеню Фот. Па этот раз она решила изучать русский.

— Какая тоска! — стонала она в трубку. — Ты можешь представить себе тот тип людей, что учат русский? Жуть!

— Уверяю, это гораздо лучше, чем торчать в местном дерьме, — жаловалась в ответ Лаки. — Мне необходимо бежать отсюда. У тебя есть какие-нибудь соображения?

— Да. — Долго размышлять Олимпии не пришлось. — Садись в самолет и давай ко мне. Мы угоним один из отцовских автомобилей и двинем на юг Франции. Это будет аб-со-лютно замечательно! Идет?

— Полностью устраивает. Но предположим, я выберусь отсюда, а что мне придется использовать в качестве денег? Сейчас у меня ровно двадцать три доллара пятнадцать центов.

— Нет проблем, — весело отозвалась Олимпия. — Дом битком набит всякими телексами. Мне нужно будет только отстучать на каком-нибудь заказ, чтобы тебе оставили билет в аэропорту Кеннеди. Мы используем мое имя. Ты уносишь оттуда ноги, я делаю все остальное. Паспорт у тебя есть?

— Есть.

Еще несколько минут они потратили на то, чтобы уточнить свои планы, и к тому моменту, когда трубка была повешена, Лаки не менее Олимпии уверилась в том, что с особыми трудностями они не столкнутся. Осложнений и в самом деле не обнаружилось.

На рассвете следующего дня Лаки выскользнула за пределы школы, автостопом добралась до аэропорта, у стойки «Пан Америкэн» забрала оформленный на имя мисс Олимпии Станислопулос билет и к полудню уже летела над Атлантикой.

Приземлившись в парижском аэропорту Орли, она тут же, как и договаривались, позвонила Олимпии, которая завопила от восторга и велела Лаки оставаться где-нибудь там до тех пор, пока она сама за пей не подъедет.

Через три часа они уже неслись по шоссе, уходящему в направлении Лазурного берега, Олимпия уверенно сидела за рулем белого открытого «мерседеса».

— О… Боже! Большего приключения у меня в этом году еще не было! Да, Святой Ангел, ты — не куриное дерьмо!

Лаки улыбнулась.

— Это было нетрудно.

— А я тебе что говорила! — «Мерседес» вильнул в сторону, чтобы не раздавить выскочившую на проезжую часть улочки парижского предместья кошку. — А записки ты оставила, как я тебе велела?

— Одну — Джино, другую — учителям. Трогательную чушь относительно того, что мне нужно время еще раз обо всем подумать, что пусть они за меня не беспокоятся, что я рассчитываю добраться до Лос-Анджелеса.

— Великолепно! Пока до них дойдет, что к чему, мы уже будем далеко, и никто не помешает нам с толком проводить собственное время. — Из своей сумочки Олимпия достала крепкую «житан», сунула в рот, прикурила. — Своей домоправительнице я заявила, что отправилась навестить мамочку. Эта старая ворона едва говорит по-английски, а к тому же терпеть меня не может, так что она была просто счаст-ли-ва, когда я уехала. Мы предоставлены сами себе, детка! Так устроим неслыханные каникулы!