Здесь жила Нефертити - Мэри Чабб

Со времени дешифровки Розеттского камня[23] филологов очень интересует вопрос, каким образом изображения насекомых, солнечных дисков, птиц, воды, обозначавшие сначала лишь отдельные фонетические звуки, стали выражать такие обобщенные абстрактные понятия, как «правда», «красота», «сила» и «бытие». Моих знаний иероглифов хватало только на то, чтобы прочесть некоторые имена фараонов. Но даже это приводило меня в восторг!

Как хотелось мне верить, что бронзовые перстни с надписями принадлежали Эхнатону, но, к сожалению, они были найдены в домах Северного предместья, и, вероятнее всего, их носили его подданные, стремившиеся доказать преданность фараону.

В ванне лежала еще очаровательная бронзовая лягушка с маленьким колечком на спине для цепочки. Казалось, она чувствовала себя превосходно в этом необычном пруду и постепенно меняла окраску, превращаясь из светло-зеленой в темно-коричневую. Были тут амулеты в виде уток и даже обломок туловища крокодила. Не удивительно, что птицы и речные животные попадались так часто — ведь река всегда играла очень важную роль в жизни Египта. Ее воды растекались по каналам далеко вглубь страны, обильно орошая щедрую землю, покрытую садами и полями. Река была великим водным путем.

Даже немногочисленные бронзовые предметы рассказали много интересного о быте жителей Ахетатона. Наверно, хорошо, что я была такой неопытной и неискушенной, когда приехала в Амарну. Это давало мне небольшое, но бесспорное преимущество перед профессионалами: я слишком мало знала, чтобы воспринимать события как нечто закономерное и естественное, и они действовали на меня подобно электрическому току. Я не сличала найденные предметы с заметками в блокноте и не сравнивала их с уже известными, поэтому ничто не мешало мне восторгаться даже самыми мелкими находками и, мысленно переносясь в древнюю столицу Эхнатона, жить жизнью той эпохи. Это странное ощущение прошлого усиливалось от сознания того, что комнаты, в которых мы работали и жили, когда-то принадлежали «им». Они переступали тот же порог, ведущий в столовую. И казалось, не Хуссейн (который обычно звал меня к ужину) появлялся на пороге, а кто-то другой — в белой юбке с бантовыми складками, с браслетами на голых локтях, в сандалиях и с тюрбаном на густых черных волосах.

С профессиональной точки зрения я изучала историю в обратном порядке: сначала на практике, а потом — по книгам. Но мне этот путь казался самым верным Прикосновение к предметам, которыми пользовались простые люди прошлого, вызывало у меня непреодолимое желание как можно больше узнать об их жизни. Те же, кто управлял ими, интересовали меня куда меньше.

Все это ворвалось в мою жизнь так внезапно — бронзовые предметы, которые я сейчас чищу, и восхитительное ожерелье. И кажется мне, что в нашей столовой я увижу незнакомых людей, которые сидят на возвышениях, устланных подушками, а перед ними в высоких золотых вазах разложены фрукты. Девушка у жаровни с раскаленными углями держит в маленькой смуглой ручке ножницы (которые я только что вынула из раствора) и водит ими по куску белого полотна. Это будет новое платье, она наденет его, когда пойдет в храм, а может быть, и на смотр красоты, где фараон вручит самой красивой золотые дары. Я вижу, как девушка кроит, сосредоточенно хмуря брови, изящную форму которым она придала маленькими щипчиками, мокнущими сейчас в растворе. Сидящий рядом с ней мужчина вот этими самыми щипцами (конечно, я узнаю их!) добавляет немного угля в жаровню, а затем берет коробку с блестящими маленькими крючками, которые я осторожно чищу щеткой, и прикрепляет их к неводу. А его миниатюрный амулет-лягушка покачивается на тонкой цепочке, отражая пламя огня. Эти мирные, дружелюбные люди беседуют, тихо посмеиваясь.

В соседней комнате послышались негромкие голоса и шаги, луч света скользнул по темной стене и прервал мои грезы. Я заглянула туда и даже обрадовалась, когда увидела старину Хуссейна. Улыбаясь, он вешал лампу над столом, на котором уже стоял плотный ужин. Опустив все бронзовые предметы в раствор, я отправилась в теплую, знакомую столовую. Она выглядела, как и обычно: циновки на песчаном полу, деревянные табуретки и складные стулья, грубые деревянные столбы, подпирающие потолок, а через широкую дверь можно было видеть краешек скал и пальмы да серебристую полоску воды.

У двери стоял Хилэри и «беседовал» с прирученной им собакой. Он питал глубокую нежность к животным, порой даже слишком глубокую. Бывало, срочный чертеж одиноко лежит на чертежной доске, а Хилэри, склонившись над ползущей по стене ящерицей, восторженно изучает ее с помощью электрического фонарика и лупы. Он, пожалуй, был единственным, кто не испугался мохнатого голодного, похожего на волка пса, который прибежал с засеянного поля и с лаем бросился на нас. Прошло немало дней, пока Хилэри подружился с ним. Лаской и лакомыми кусочками он терпеливо завоевывал его расположение. Пес сначала перестал бросаться на нас, потом Хилэри попытался приблизиться к нему, когда пес жадно обнюхивал заманчивый кусочек, не решаясь схватить его. И вот однажды Хилэри положил руку на лохматую голову непокорного, не встретив злобного отпора: пес жадно пожирал брошенные на землю куски. Наконец, он покорился: косматая морда доверчиво легла на колени Хилэри, и щетинистый хвост неуклюже завертелся, выражая непривычное расположение.

Пес стал отличной сторожевой собакой. Хилэри назвал своего лохматого любимца Леонардо в честь известного археолога Леонардо Вулли, проработавшего в Амарне несколько лет после первой мировой войны. Я от души веселилась, когда Хилэри, оперируя полудюжиной с грехом пополам освоенных им арабских слов, пытался растолковать соль этой шутки Хуссейну, который, конечно, помнил сэра Леонардо Вулли. Дело в том, что Wooleey означает «волосатый». Но мне кажется, что Хуссейн так ничего и не понял, хотя хохотал до упаду.

За ужином шел разговор о доме Т.34.1. Дом обещал быть интересным; в конце коридора, ведущего в комнаты его западного крыла, был обнаружен отличный портал двери, выложенный красным камнем. Оба косяка и притолока обвалились, когда рухнули отсыревшие стены. Один косяк раскололся в двух местах, но все части были найдены.

— Я думаю, следует восстановить этот портал, — сказал Джон. — Нечасто удается найти отдельные детали постройки да еще в таком хорошем состоянии. Порталы всех остальных дверей также каменные, но мы пока не очистили главный, ведущий в центральную комнату; возможно, он окажется еще наряднее.

На следующее утро все, кто мог, собрались у дома T.34.I. Хотелось посмотреть, как будут поднимать тяжелые красные косяки. Разбитый косяк скрепили цементом, и затем тяжелая притолока с изогнутым в верхней части карнизом была подтянута на веревках и водворена на свое место. Старинный портал высотой шесть футов, прочный и в то же время изящный, без всяких украшений, снова стоял на прежнем месте.

Затем Джон распорядился надстроить стены с каждой стороны до уровня притолоки: дополнительная опора не помешает, а весь пролет будет выглядеть по-иному. Мы и не заметили, как из северной части дома прибежал мальчик. Там группа рабочих под руководством Томми расчищала проход к порталу, который вел из северного вестибюля в центральную комнату. Не пожелает ли мудир прийти и посмотреть, если ему не трудно? Мудир пожелал пойти, а за ним и мы.

Песка уже не было. На пороге лежал огромный кусок известняка продолговатой формы не менее семи футов длины и около трех ширины. Он был слишком велик и громоздок для порога и уж конечно, не мог быть частью наружной стены дома.

— Вероятно, еще одна притолока, — сказал Джон, — упала на лицевую сторону. Возможно, наружная сторона тоже покрыта краской.

Притолока, должно быть, весила несколько сотен килограммов. Пыхтя от напряжения, четверо рабочих дюйм за дюймом приподнимали один край и осторожно подсовывали под него четыре коротких шеста, затем, вращая шесты, постепенно проталкивали их к противоположному краю. Когда рабочие отдыхали, они подкладывали под известняк камни. При падении в притолоке образовались трещины, и сейчас несколько кусков отвалилось. Неужели вся притолока распадется на куски, когда ее поднимут?

По команде Али Шераифа рабочие, неторопливые и осторожные, вновь склонились над шестами. Им не менее чем нам, хотелось поднять притолоку неповрежденной, и я твердо убеждена, что ими руководило не только желание получить хороший бакшиш. Мы застыли в напряженном молчании. Когда передний край приподняли над землей примерно на шесть дюймов и подсунули дополнительные подпорки, Томми растянувшись на земле во весь свой длинный рост, насколько мог, просунул голову в узкую щель.

— Подпорки надежны? — встревоженно спросила Гильда.

Из-под притолоки донесся приглушенный возглас изумления.