Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита - Андрей Анисимов

– Олежек, как же так? Я слышала, ты умер в госпитале!?

– Да, Руфина Абрамовна, я умер, но не до конца.

Она отстранилась и строго взглянула поверх очков:

– Есть, мой мальчик, таки вещи, над которыми шутить не стоит.

Этот взгляд он прекрасно помнил. Она состарилась, усохла, но смотрела поверх очков, точно так же, как и двадцать лет назад.

– Я не шучу. Меня спустили в морг, а я ожил.

Она увела его на кухню, усадила за стол, согрела чайник и потребовала отчет о жизни. Он отчитался.

– Ты молодец. А у меня четверо мальчишек и одна девочка от погибших афганцев. Одного ты таки уже видел. Леня Касаткин – сущий дьяволенок.

– А матери?

– По-разному. Не хочу таки вдаваться в детали, но можешь мне поверить, и при живых матерях бывают круглые сироты.

– Вы говорите, афганцев четверо мальчиков и одна девчонка?

– Кстати, очень хорошая девочка. Иринка Ситенкова. И учится хорошо, и красавица.

– И сколько же им лет, этим ребятам?

– Почти одногодки. От восьми до деcяти. Ирочке девять.

– Руфина Абрамовна, только не подумайте, что я пьяный, или не в своем уме…

– Я вовсе так не думаю, Олежка…

– Я всех заберу. Мальчишек и девчонку.

– Как это заберешь? Это же люди, а не котята…

– Мальчиков усыновлю, девочку удочерю.

– Ты думаешь, что говоришь? Олежек, ты же их не видел! А это таки далеко не ангелы…

– Я тоже таки далеко не ангел, Руфина Абрамовна.

– Усыновление – целая большая процедура. Ты даже себе не представляешь, сколько нужно исписать бумажек и сколько получить подписей…

– Вот и займитесь бумагами. Я сейчас приехал на несколько дней, а осенью вернусь в Глухов окончательно. Тогда и закончим.

– Хорошенько подумай, мой милый Олежка. Деньги у тебя есть, и это очень хорошо, когда в семье хватает денег… Но хватит ли у тебя на них сердца?

– Вас же хватило на нас на всех.

– Я, Олежка, таки простая еврейская женщина. У нас обычно большие семьи, а я, как и ты, сирота. Вот и создала себе большую семью.

– Сердце есть только у евреев?

– Не передергивай, Олежка. Ты мужчина, а это уже две большие разницы…

– Я пошутил. – Олег виновато улыбнулся, еще раз обнял старую воспитательницу и покинул дом детства.

Город начинал просыпаться. Солнце выглянуло из-за Вороньего холма, ударило в подслеповатые оконца покосившихся стареньких особнячков вдоль набережной реки Глуши, позолотило верхушки старых вязов. Дома ему казались совсем маленькими, словно вросли в землю, а деревья, наоборот, выросли. Он шел по берегу и думал, как давно все это было. Вообще было ли? Что реальней в его судьбе? Этот городок с запахом кислой капусты, резными наличниками, детским домом с неизменной Руфиной Абрамовной или перевал Саланг с «духами» и минами-ловушками, а может, Лазоревск с пожаром в доме Турка? Он ушел отсюда сопливым мальчишкой с перочинным ножиком в кармане, а вернулся миллионером, размышляющим о строительстве большого завода. За воспоминаниями не заметил, как город закончился. Он стоял у подножья Вороньего холма. Когда-то его венчала маленькая церквушка. При ней покоилось городское кладбище. Церквушку в тридцатых взорвали большевики. Кладбище уничтожила война. Тогда Вороний холм назывался «высотой семнадцать двадцать один». Высота несколько раз переходила от немцев к нашим, холм утюжили танки, и развалины церквушки вместе с кладбищем сровняли с землей.

Олег поднялся на вершину. Отсюда открывался вид на реку, заливные луга на той стороне и деревню Щеглы, что стояла ниже по течению. Пейзаж в лучах восходящего солнца наполнил сердце бывшего афганца удивительным покоем.

«Если я, когда-нибудь построю собственный дом, то возведу его здесь. И поселю в нем большую семью» – подумал он и посмотрел на часы. Стрелки показывали начало седьмого. Голенев поднял воротник новой китайской куртки и зашагал будить мэра города.

В ангаре пахло свежеструганным деревом, а бетонный пол покрывали опилки. Гена Кащеев мочился в опилки и смотрел, как трое его парней били по голове резиновыми дубинками арендатора ангара Павла Дорофеевича Вислоухова. Лично к Павлу Дорофеевичу Гена неприязни не испытывал. Более того, если бы не визит Мамона в кафе Какманду, он вообще не знал о его существовании. Узнав, приказал навести справки. Шестерки выяснили и доложили, что в городе открылся новый магазин строительных материалов, в котором брус, половая доска и вагонка на двадцать процентов дешевле, чем в его собственном. Гена Кащеев тут же отправились к хозяину новоиспеченного предприятия. Во время первого визита с Вислоуховым говорил вежливо. Он приехал к Павлу Дорофеевичу не с пустыми руками. Бандит привез договор, в котором владелец лесопилки должен был всего лишь поставить подпись. Но упрямый мужик вовсе не собирался продавать свое дело. Держался уверенно и пугал какой-то весьма авторитетной «крышей». Кащеев, естественно, понял, что речь идет о Мамоне. Но прикинулся дурачком.

Сегодня утром на случай стычки с конкурентом он собрал всю банду. Двадцать вооруженных до зубов уголовников расселись в два «Рафика» и поехали следом за Мерседесом Кащеева.

Не доезжая лесопилки, кортеж остановился. Бандиты выскочили из микроавтобусов. «Рафики» и «Мерседес» тут же укатили. Боевики быстро окружили ангар и замаскировались. Кащеев взял троих громил и пошел к воротам. Узкая дверь, врезанная в сталь ворот, оказалась на запоре. Они принялись молотить в дверь ногами и резиновыми дубинками. Никто не открыл.

– Придется испортить замок… – Огорчился Кащеев, поскольку считал лесопилку уже своей. Громила по кличке Пятак разрезал задвижку очередью из автомата, и они вошли. Кооператор оказал сопротивление, но его скрутили, привязали к станине пилорамы и били.

– Хватит, вы его прибьете, а он пока мне нужен живым. – Хозяин кивнул своим холуям на табурет. Те быстро подвинули табуретку к Вислоухову, и отошли в сторону. Бандит присел рядом. Он ждал, пока кооператор придет в сознание. Окровавленное месиво мало походило на прежнее лицо несговорчивого клиента. Его запрокинутая голова оставалась неподвижной, а глаза сделались мутными и бессмысленными. Шестерки Рублик, Пятак и Треха озабоченно ждали распоряжений пахана. Кащеев потер свой золотой перстень о брюки, полюбовался блеском черного бриллианта, вмонтированного в золото, и звонко сплюнул шестеркам под ноги:

– Кретины, кажется, вы его уже замочили. Ничего не можете сделать по-человечески. Я же сказал подготовить, а не кончать…

– Дышит он. – Прохрипел Рублик. В знак согласия с диагнозом подельника Пятак и Треха закивали головами.

Гена отвязал руку Вислоухова чтобы обнаружить пульс. В это время на улице раздались выстрелы, и в ангар ввались люди Мамона – Панчик и Гаря. Лица обоих исказила странная гримаса. Изо рта Панчика сочила кровь, Гаря закатил глаза, и оба одновременно завалились вперед.

Пятак вскинул автомат, но Кащеев его осадил:

– Не надо. Их наши уже сделали.

Гаря дернулся и затих. Панчик лежал на животе и судорожно сгребал пальцами опилки. Кащеев достал из кармана пистолет, подошел к нему и выстрелил в голову.

На улице пальба продолжалась. Гена дал знак шестеркам, и они втроем побежали к задним воротам ангара. Через них выбрались на задворки. Справа от стены возвышалась груда бытового хлама – старые ванны, унитазы, трубы и другие ржавые атрибуты совкового комфорта.

– Обойдем ангар и подвалим к Мамону с тыла. – Приказал Кащеев. Бандиты, пригнувшись, пробрались через свалку и, обогнув ангар, встретились с собственной бандой. Их помощь уже не понадобилась. Стрельба стихла. Правая рука Кащеева по кличке Бакс рассказал хозяину, как все было. Видно, кооператор успел позвонить Богдану. Тот со своими дружками на УАЗе, Жигулях и Москвиче подкатили прямо к ангару. Замаскировавшиеся боевики Кащеева дали им подойти к воротам и открыли шквальный огонь. Мамону деваться было некуда. Его скосило сразу. Остальные тоже погибли почти мгновенно.

Работой своих боевиков Кащеев остался доволен. Пнув ногой труп бывшего конкурента, он вернулся в ангар «продолжить беседу» с кооператором, но тот исчез. Кащеев приказал своим людям прочесать прилегающий к лесопилке пустырь, лично обследовал все закоулки внутри, заглянул в сушильные камеры для досок, но безрезультатно. Его люди также вернулись ни с чем. И хоть бандитская разборка закончилась полной победой Кащеева, настроение у бандита испортилось. Он насчитал одиннадцать трупов, но владельца лесопилки Вислоухова ни среди живых, ни среди мертвых не нашел. Павел Дорофеевич словно испарился. Не было среди убиенных бандитов и брата Мамона, Дениски, но на эту мелочь Кащеев внимания не обратил.

Несмотря на восемь часов утра, Тихона Постникова Олегу будить не пришлось. Татьяна открыла гостю дверь и сообщила, что муж уже на работе. От завтрака с женой и сыном друга, Голенев отказался. Его напоили чаем в детдоме. Поблагодарив Татьяну, он тут же отправился на площадь Ленина, где находилось здание городской администрации.