Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один такой фактор мы уже обсуждали, и он выражает саму суть этой книги: приспособленность – понятие относительное. Она не говорит о том, как хорошо организм выживает и с каким успехом оставляет потомство. Она говорит о том, что он выживает и оставляет потомство лучше, чем альтернативные типы организмов. Самцы некоторых видов приспособились убивать детенышей, что позволяет им быстрее сходиться с матерями убитых (Van Schaik and Janson 2000). Это поведение не адаптивно для детенышей, матерей, группы, вида, экосистемы. Оно адаптивно только для самцов и только в сравнении с самцами, ведущими себя иначе. Тем не менее с точки зрения эволюционной теории поведение убийц повышает их приспособленность. У некоторых пчел развилась способность пить нектар и не прихватывать при этом пыльцу: при сборе нектара такая особь выгрызает дырочку в основании цветка. Такое поведение не повышает ни приспособленности цветоносных растений, ни приспособленности самих пчел в целом, поскольку их стабильное выживание зависит от растений. Оно адаптивно лишь для отдельных особей, причем в сравнении с пчелами, которые так себя не ведут. Называя описанные виды поведения адаптивными, тяжело подавить чувство морального отвращения, тем более что они предполагают не только уничтожение других живых существ, но в долговременной перспективе приносят вред и самим «приспособленцам». Мы видели, что отчасти эту проблему решает групповой отбор. Группы самцов, не убивающих потомство друг друга, имеют намного больше шансов выжить и продолжиться в поколениях, нежели группы самцов, ведущих себя иначе. Моральное отвращение, которое я только что описал, само по себе может быть объяснено как присущий нам от рождения психологический аспект этических систем, сумевших развиться благодаря групповому отбору, направленному на подавление эгоистичного поведения у людей. Но, увы, групповой отбор всего лишь вытаскивает нас из огня внутригрупповых взаимодействий с тем, чтобы бросить в полымя взаимодействий групп. Так, группы самцов, не убивающих потомство друг друга, могут спокойно убивать детенышей из других групп и забирать себе оттуда самок (Wrangham and Peterson 1997).
Об этом предстоит помнить, когда мы продолжим наше исследование религии. Стоит завести разговор о религии, и начинается долгое перечисление злодейств, совершенных во имя Бога, причем почти всегда – в противостоянии каких-нибудь религиозных групп. Так смею ли я при всех этих свидетельствах заявить, будто религия улучшает нам жизнь? И могу ли я назвать ее адаптацией? Легко. Легко до тех пор, пока мы понимаем приспособленность в относительных терминах. Очень важно подчеркнуть, что с эволюционной точки зрения поведение можно объяснить, но это не дает ему этического оправдания. Аморальное поведение почти неизбежно приносит пользу индивиду или группе, придерживающимся такой модели, – другой причины, почему аморальность искушает, нет. Эволюция не требуется для того, чтобы изрекать такие банальности. Религиозные дискуссии о свободе воли не слишком отличаются от разговоров эволюционистов о том, как особи преследуют собственный интерес. Незашоренные верующие вполне отдают себе отчет: стоит решить проблему свободы воли личности внутри религиозных групп – и это может привести к еще большим проблемам с вопросом о воле группы в отношении других групп. И эти параллели между религиозной и эволюционной мыслью неслучайны: истоки обеих – в фундаментальной проблеме социальной жизни и в ее частичном решении, скрытом в самой сути религии и объяснимом в свете теории многоуровневого отбора.
Заметим, что приспособленность не только относительна, она еще и имеет ограниченную сферу применения. Английская система мер, со всеми ее футами и дюймами, уступает системе метрической, но кое-кто ею пользуется – по привычке. Цена перехода на метрическую систему для таких людей превышает пользу, которую принесет этот переход – по крайней мере в близкой перспективе. Это «эффект большинства», и таких примеров можно привести в избытке как из области эволюции биологической, так и из области эволюции культурной. IBM-PC-совместимые компьютеры имеют преимущество над компьютерами Apple, а текстовый редактор Microsoft Word – над аналогичными программами именно из-за эффекта большинства. Два этих примера не ставят под сомнение принцип эволюции, согласно которому она представляет собой процесс максимального повышения приспособленности. Они лишь иллюстрируют ее ограниченность, которая, в свою очередь, ясно выражена в метафоре адаптивного ландшафта[23]. Представьте два холма: один – маленький, он символизирует английскую систему мер с ее низкой приспособленностью, а другой, большой – метрическую систему мер с ее высокой приспособленностью. В нашем примере эволюция – это восхождение в гору, но если начать этот процесс на склоне малого холма, то в лучшем случае удастся забраться на его же вершину. При переходе с малого на большой холм требуется пересечь долину низкой приспособленности, и вот этому эволюционный процесс, по сути, противится. Чем сложнее пройти по адаптивному ландшафту, тем больше развивающаяся система будет отражать свою исходную точку (тот самый холм, с которого начался путь) и тем вероятнее, что она потерпит неудачу, пытаясь найти оптимальное решение в глобальном плане[24].
Третья трудность затрагивает механизмы наследственности. У людей ген серповидных эритроцитов (S) является адаптацией к малярии, но не переносится от поколения к поколению и не фиксируется в генах потомства, потому что дает выгоду организму-носителю лишь в гетерозиготной форме (AS), а в гомозиготной (SS) ведет к появлению изнуряющей анемии. В итоге мы имеем генетический полиморфизм, при котором некоторые особи защищены от малярии (AS), тогда как большинство либо не защищены вовсе (AA), либо страдают от генетического дефекта (SS). Вот это адаптация! В общем, чем больше мы усложняем механизмы генетической наследственности, делая гены пригодными в одной конфигурации и непригодными в другой, тем более запутанным становится процесс адаптации.
Четвертая трудность относится к способам передачи генетической информации. У организмов, имеющих двойной набор хромосом – иными словами, у таких организмов, как мы с вами – большинство генов существует в неполовых хромосомах и наследуется от обоих родителей, но некоторые гены находятся в цитоплазме и наследуются только от матери. Все цитоплазматические гены у мужчин обречены на погибель: они не перенесутся в сперму. Ген-мутант, который заставит женщин воспитывать девочек, а не мальчиков, будет поддерживаться естественным отбором – но только если ген будет цитоплазматическим, а не аутосомным.
