Подмена - Бренна Йованофф

Свет из кухни освещал волосы Тэйт как нимб, превращая ее в сверхъестественное неоновое существо с антеннами на голове. Я не видел ее лица, но ее силуэт как бы мигал между нами. Я. Элис. Я. Элис.

Но вот Тэйт шагнула из круга света, и я, наконец, смог разглядеть ее лицо. Не знаю, чего я ждал. Наверное, чего-нибудь особенного. А она выглядела, как всегда. Абсолютно безучастной.

— Тебя Росуэлл ищет. — Губы у нее были тонкие, она смотрела мне прямо в лицо.

Я нашел Росуэлла в гостиной в компании девочек из школьного совета. Он заулыбался, замахал мне рукой, потом бросился щекотать Стефани, которая заходилась от хохота, когда он притворно кусал ее своими клыками.

Я протиснулся поближе к скучающей и слегка перебравшей Дженне Портер. Она была в белой тоге, с листьями в волосах, но в современных туфлях. Они были ярко-красными, с крохотными дырочками в виде цветочков на мысках, и совершенно не подходили к ее костюму.

— Привет, — сказал я.

Дженна кивнула мне и улыбнулась.

Две странные девицы шептались возле гардеробной, прикрывая рты ладошками. Я сделал вид, будто ничего не заметил, но Дженна покосилась на них и покачала головой.

— Жду не дождусь, когда смогу убраться отсюда, — пробормотала она, нащупывая на шее маленький стальной крестик. — Сразу после выпускного перееду в Нью-Йорк.

— А что в Нью-Йорке? — спросил я, вскидывая брови. Кажется, голос меня не выдал, под взглядом незнакомок было трудно вести себя естественно. Единственное, чего мне хотелось — поддерживать эту беседу.

Дженна пожала плечами.

— Ну, тогда в Чикаго. Или в Бостон. Или в Лос-Анджелес, да куда угодно! — Взгляд ее уже слегка расфокусировался, она безотчетно улыбалась сама себе. — Да забей, я уеду хоть в Ньюарк, хоть в Детройт, лишь бы подальше от этого богом проклятого места!

Ей не нужно было говорить вслух о том, о чем она подумала — лишь бы подальше от этих людей.

Я открыл рот, собираясь выдать что-нибудь утешительное и вдохновляющее, как вдруг почувствовал запах гнилого мяса.

Девица с разорванным горлом смотрела прямо на меня. Она прокладывала себе дорогу сквозь толпу, розовая крошка семенила за ней, и ритм моего сердца мгновенно вышел из-под контроля.

Дженна издала какой-то скулящий звук, смесь отвращения и испуга.

— В жизни не видела такого мерзостного костюма! И что это должно означать?

Разлагающаяся девица не удостоила ее ответом. Она лишь повернула к Дженне свое лицо с безумной улыбкой, и та с видимым облегчением отошла и затерялась в толпе.

А я остался один на один с особой, словно только что вылезшей из могилы.

— Ты от нас прячешься? — спросила она, подходя ко мне ближе. От ее дыхания несло холодом и затхлостью. — А я думала, нам стоит поболтать о боярышнике, нет?

— Вали отсюда, — прошептал я, глядя поверх ее головы, лишь бы не замечать, как ее разорванное горло раскрывается и чавкает при каждом слове.

Девица со шрамом улыбнулась еще шире. Зубы у нее были желтые и острые.

— В чем дело? Боишься, что мы привлечем внимание? Выдадим твою маленькую тайну? Но, милый, ведь сейчас наше время — время, когда даже самые гадкие из нас могут выйти в город и поглазеть на мир, как все прочие.

— Ты видел метеоритный дождь Орионид? — пискнула розовая крошка, выглядывая из-за спины своей безобразной подруги. — Они теперь все время падают — сияющие небесные тела, оторванные от родительского тела. Ориониды порождены кометой Галлея. Ты их видел?

Я замотал головой. Щеки малютки были розовые-прерозовые.

Первая девица покосилась на свою подругу.

— Заткнись, дура! Никому не интересны твои дурацкие звезды!

— Ему интересно, — возразила розовая. — Я видела, как он смотрел в небо на кухне. Он просто пожирал глазами Ориониды! — Она шутливо замахнулась своей волшебной палочкой на приятельницу и неуклюже потрепала меня по руке. — Все нормально, не смущайся! Не все так бесчувственны к красоте, как она.

Я смотрел прямо перед собой, с каждым вдохом впитывая запах тухлого мяса.

— Слушайте, чего вам надо?

Девица со шрамом улыбнулась до ушей.

— Тебя, чего же еще? Мы за тобой охотимся!

— Да, — поддакнула розовая крошка и улыбнулась так, что ее глазки сощурились в два полумесяца. — Мы охотимся! — Она откинула головку назад и засмеялась так искренне, словно в жизни не слышала ничего смешнее.

Ее спутница наклонилась ко мне, уставившись мне лицо своими мутными глазами.

— Твоя приемная сестра приняла нашу помощь, так что теперь она у нас долгу. Приходи на шлаковый отвал, да не мешкай. Если не придешь, мы найдем Эмму и взыщем плату с нее!

— Ах, не будь такой злючкой! — пропищала розовая, легонько шлепнув подругу палочкой и посмотрев на меня. — Малькольм, честное слово, если будешь вести себя, как паинька, то все будет замечательно-презамечательно!

На этом они ушли, а я остался посреди насыщенно-цветочной гостиной Стефани Бичем с привкусом падали во рту.

Она назвала меня Малькольм.

Внезапно передо мной вырос Дрю, от которого попахивало травкой и папье-маше.

— Боже! — воскликнул он, стаскивая маску кролика. — И что это значило?

— Что значило? — тупо повторил я, поворачиваясь к нему.

— Ну, эти девицы. — Он сузил глаза. — Мне показалось, у вас состоялся очень напряженный разговор.

Я пожал плечами и опустил взгляд.

— Никогда их раньше не видел.

Мы оба прекрасно понимали, что это не ответ, несмотря на его правдивость.

Дрю многозначительно приподнял брови.

— Надеюсь, ты не планируешь замутить с кем-то из них? Честно сказать, долговязая страшна, как не знаю что!

— Нет, это мне не грозит, — сказал я, хватая за руку проходившего мимо Росуэлла. — Слушай, ты не собираешься уходить?

Он не выказал удивления — он никогда этого не делал — только ущипнул Стефани за щечку и молча направился к выходу.

В машине мы немного посидели, молча глядя перед собой. Мое сердце продолжало громко стучать с перебоями.

Росуэлл повернул ключ зажигания.

— Ну что, хочешь ненадолго заглянуть к Мэйсонам?

— Нет! — выкрикнул я так, что сам испугался, поэтому поспешил добавить: — Мне домой надо. Дела всякие…

Росуэлл кивнул, включая передачу. В профиль его лицо выглядело серьезнее и моложе, чем обычно.

Я ничего не добавил, просто не смог придумать, что бы еще сказать. Слишком много крутилось в голове.

Я снова и снова твердил себе, что Эмма сейчас дома, скорее всего, зависла над своим ботаническим проектом, а может, уже устроилась с книжкой в кровати. И что с ней ничего не случилось. И не должно случиться, потому что я не мог допустить даже мысли об этом.

«Приходи на шлаковый отвал». Это звучало, как приглашение. Но шлаковый отвал был просто осыпающейся грудой щебня. Он порос сорняками, был давно заброшен, что я мог там найти?

Однако, если допустить, что эти девицы были столь потусторонними, какими казались, то у них мог быть секрет, разом отметавший все вопросы.

Например, там мог быть тайный проход. Ведь всем было известно, что время от времени мертвые вставали и бродили по пустынным улицам нашего городка. Если верить слухам и страшному шепотку ночных сказок, то под известью и щебнем что-то жило.

Я, конечно, не был большим специалистом в таких делах, но эта долговязая девица явно принадлежала к миру мертвых. Исходивший от нее запах был ничем иным, как густым и тошнотворным смрадом разложения, не говоря уже о том, что живых людей с перерезанными венами и артериями не бывает.

Меня мутило при воспоминании о ее жуткой ухмылке и том, что долговязая была лишь первой ласточкой того, что я обнаружу, если явлюсь в назначенное место.

Но когда по пути домой я смотрел в темное окно, все эти соображения уже не имели значения.

Эмма. Она хотела помочь — и крохотный пузырек настойки в самом деле помог — но какова расплата, какова цена?

Только ответ не имел значения. Я не мог допустить, чтобы с Эммой что-то случилось. А раз так, я знал, что надо делать.

Глава десятая

МОНСТРЫ

В нашем квартале было тихо. Никаких тварей, никаких мертвецов, никто не прятался в темноте.

Я шел по Конкорд-стрит к Орчард-серкл, мимо тупика и вниз по склону к мосту.

Мне было очень одиноко на пустынных улицах в такой поздний час, но настоящее одиночество я испытал, когда пробирался через глубокий овраг, отделявший наш квартал от центра города, без малейшего представления о том, куда иду и во что ввязываюсь.

Начав спуск, я сразу почувствовал сырой сладковатый запашок, напоминавший смесь гнили и садового компоста.

Гитарист из «Распутин поет блюз» стоял на мостике, его силуэт почти сливался с темнотой и казался неестественно высоким из-за шляпы. Он курил, а когда поднял глаза, кончик его сигареты вспыхнул яркой неистовой краснотой.