Лучший из худших - Дашко Дмитрий Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каюсь, тогда я не очень поверил в его слова. Это выглядело чересчур фантастически, что ли. Но вот пришёл конец очередной недели, и выяснилось: ефрейтор не обманул, правдами и неправдами выбил для меня увольнительную в город. Правда, сам же пострадал от этого: взводный приказал, чтобы я следовал везде за Санниковым, как ниточка за иголочкой. Разумеется, такой головняк был ефрейтору ни к чему, но он быстро смирился. Даже стал получать определённое удовольствие. Чую, что в нём пропадала преподавательская жилка.
Чудо произошло! Нагрудный карман приятно согревала увольнительная записка с печатью части и подписью командира взвода. Меня отпустили в город с четырнадцати часов воскресенья до восьми часов утра понедельника. Мои эмоции не поддавались описанию. Да на свете просто не придумали таких слов, которые могли бы хоть на одну десятую часть передать, что я сейчас испытывал. Экстаз, опьянение, погружение в нирвану…
– Ну, Ланской, ну ты чел! Охренеть просто. Поверить не могу, что будешь почти целые сутки свободен, как сопля в полёте, – с завистью протянул Цыган, когда узнал о привалившем мне счастье, на что я легкомысленно ответил:
– Ты, Цыганок, не грузись. Все там будем!
– Щаз, – хмыкнул он. – Нас после того, что ты на полосе натворил, дрючить в три раза сильнее стали.
Так и есть, теперь в конце полосы препятствий рекрута встречали уже двое солдат, и мне больше не удалось повторить своё достижение. Правда, не скажу, что сильно горевал от этого. Сам Лось потом приходил, с интересом рассматривал меня и даже пожал руку.
А сейчас мысли уносили меня далеко-далеко, в счастливую страну почти гражданской жизни. Получить увольнительную записку – это половина дела. Другая, не менее важная половина – действительно уйти в увал, как мы называли этот короткий миг между прошлым и будущим. И для нас он был слаще мёда и мягче пуховой перины.
Рекрутам парадка, то бишь парадная форма, не полагалась, поэтому я ещё с вечера пятницы чистил и приводил в порядок повседневку. Кажется, на ней больше не было ни пятнышка, пуговицы сияли, как у кота яйца, а сапоги начищены до зеркального блеска, однако фельдфебель Белов критически осматривал меня чуть ли не полчаса, а потом я в три раза дольше устранял выявленные замечания.
Наконец Белов остался доволен моим внешним видом и перешёл к инструктажу. Если выкинуть из него всю обсценную лексику, получалось примерно следующее. Если я не хочу, чтобы меня зверски сношали каждый день особо извращёнными способами, то просто обязан быть как штык к положенному времени.
Ни в коем случае нельзя попадаться на глаза военному патрулю, ибо кто бы в нём ни нёс дежурство (кроме нашего брата из батальона особого назначения), любая встреча закончится тем, что мне влепят замечание: либо воинское приветствие не так отдал, либо не вовремя на строевой шаг перешёл, либо эмблема пришита на микрон выше-ниже уставного. Замечание влекло за собой последствия в виде гауптвахты, то бишь конкретный «залёт», а залётчикам традиционно потом прилетало и от отцов-командиров.
Само собой, особенно не рекомендовалось соваться в места, где может оказаться военная полиция или юнкера из Высшего Императорского воинского пехотного училища имени генерала от инфантерии Скобелева. Между солдатами батальона и юнкерами существовала давняя и лютая вражда, уходящая корнями чуть ли не в древние века. Правда, юнкера предпочитали фланировать по центру города, а наши всё больше по окраинам, где и народ попроще, и цены пониже.
Само собой, строго-настрого запрещалось употреблять горячительные напитки и тем более проносить их в расположение части. Тут царствовал сухой закон.
После напутствий Белова я вернулся под крыло Санникова. Тот практически слово в слово повторил расклад, который мне только что лил в уши фельдфебель. Но я набрался наглости и осмелился задать ефрейтору вопрос:
– Господин ефрейтор, если в городе столько потенциальных неприятностей только потому, что мы служим в батальоне особого назначения, почему бы нам для увольнения не переодеться в штатское? По-моему, довольно логично и позволит избежать кучи проблем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Глаза Санникова чуть не вылезли из орбит.
– Рекрут Ланской, ты что, охренел?! Когда вернёмся из увольнительной, напомни, чтобы я дал тебе почитать методичку о чести мундира. Ни один солдат батальона никогда не наденет на себя штатские шмотки, если это не потребуется для выполнения боевой задачи. Это всё равно, что опозорить честь нашего подразделения, про…ть знамя части! – Он буквально кипел от праведного гнева.
Я пожалел, что вовремя не прикусил язык. Парни из моего прошлого, которым довелось тянуть солдатскую лямку, часто рассказывали, что для увалов и самоходов (то есть самоволок) в каждой казарме всегда имелась надёжная нычка с гражданкой. От греха подальше они специально переодевались в штатское, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание того же патруля. А здесь это равносильно тяжелейшему воинскому преступлению. Просто удивительно, но по-своему здорово. Реально проникаешься командным духом по самое не хочу.
Следующей проблемой стали деньги. Нет, проезд до города и по городу для солдат был бесплатным, но видами из окна автобуса и вольным воздухом улиц сыт не будешь. За время учебки у меня развился такой аппетит, что столовский хавчик уминался за считаные секунды, ещё и добавки хотелось. По-моему, я был готов жрать круглосуточно.
Рекрутам полагалось небольшое жалованье, оно существенно возрастало после выпуска в солдаты. Мне даже выдали денег авансом, но когда Санников увидел, как я морщу лоб, пересчитывая тяжеленные рубли с имперскими орлами и не менее тяжёлые копейки, он не сумел сдержать усмешки.
– Сколько вышло?
– Три двадцать, господин ефрейтор, – доложил я.
– С таким баблом тебе только забуриться в киношку, съесть пироженку да выпить стакан газировки с сиропом, – ухмыльнулся он.
Я вздохнул. Догадывался, что денег мало, но даже не подозревал насколько. А ведь мне ещё предстояло где-то найти ночлег. Вариант с вокзалами и парками отпадал с ходу: там традиционно паслись патрули или военные полицейские – даже не знаю, что хуже.
Но не стану же я из-за материальных проблем упускать манящую возможность оказаться за забором части! Да если бы мне сейчас предложили тысячу рублей – да хоть сто тысяч! – за то, чтобы я остался здесь, вместо того чтобы пойти в увольнительную, я бы рассмеялся в лицо тому, кто такое предложил. Хренушки!
– Не вешай нос, рекрут! – весёлым тоном произнёс Санников. – Раз меня назначили твоим шефом, выручу. Так и быть, пользуйся моим добрым расположением – угощаю!
– Я отдам при первой возможности, господин ефрейтор! – пообещал я. – Честное слово!
– Разберёмся, – отмахнулся он от моих слов. – План мероприятий такой: садимся на автобус, приезжаем в город. Там забуриваемся в кабак «Камуфляж», его держит один из бывших наших. Кормят хорошо и вкусно, да ещё и со скидкой для солдат из батальона. Это пункт нашей повестки номер один. После того, как пожрём, пункт номер два. Ты бабу хочешь?
– В смысле? – ошарашенно спросил я.
– В прямом. Я ж понимаю, что у тебя тёлок давно не было, и всё поди зудит аж до скрежета, – подмигнул он.
– Есть такое, – признался я.
Ну да, с момента переноса в этот мир женским полом я был… ну как бы сказать помягче… не обласкан, короче. А уроки поручика Шереметевой только распаляли моё воображение. Так что глупо было врать, тем паче непосредственному начальству.
– Вот-вот. Бабу хочется так, что мочи нет. Поэтому под номером два визит в другое хорошее место. Называется «Мадам Коко». Название, может, и французское, но шлюхи там работают наши, местные. Парочка так даже ничё так. Надеюсь, они будут свободны. Или ты по старой аристократической привычке станешь воротить нос? – Он посмотрел на меня с усмешкой.
Аристократическая привычка… Знать бы ещё, что это такое! В моём прошлом были не только романтические свидания под луной, но и вполне обыденные рандеву с девочками по вызову. И не вижу в этом ничего предосудительного. Иногда приходилось прибегать и к такому способу снять напряжение, пусть моралисты теперь закидывают меня камнями.