Индивидуальное и универсальное как зеркало вечного противостояния в философии - Владимир Дорохин

Более того, «принцип неконечности языковых образований» всегда может служить предпосылкой для оригинального выражения определенной правовой проблемы, отличающейся от предыдущих или обобщающей их.

Другой представитель порождающей семантики Джеймс Мак Коли отмечает, что Хомский прав, когда утверждает, что человеческий язык обладает творческими потенциями.

Основатель стратификационной грамматики Сидней Лэм считает, что теория Хомского не способна объяснить способности человека в создании новых идиом, т. е. новых лексем. «Существует также способность создавать новые концепты, новые словосочетания, когда вы берете две раздельные идеи и выясняете, что же можно соединить, – это включает установление связей между двумя различными элементами в концептуальной сети» [там же, с. 82].

Принципиальное различие концепции языка и его употребления, о котором неизменно настаивает Н. Хомский, является одним из возможных объяснений непонимания правоведами друг друга, поскольку в сфере права, так же как и в других сферах деятельности человека, эта разница составляет «дистанцию огромного размера». Хотя именно в правоведении актуальность общения с идеально говорящим – слушающим и знающим свой язык в совершенстве – намного выше, чем в других сферах знания.

В связи с этим уместно напомнить замечание Дж. Мак Коли относительно того, что язык тесно связан с культурой и овладение языком равнозначно овладению знаниями, зафиксированными языком.

Подводя итоги рассмотрения лингвистических проблем, О. В. Звегинцева пишет: «Используя традиционное противопоставление языка (универсальное. – Авт.) и речи (индивидуальное. – Авт.), мы полагали, что для осуществления речевой деятельности необходимо располагать языком, который, в свою очередь, воссоздается и преобразуется в речевой деятельности. Эта извечная связь существует, пока живет язык, и исчезнет только со смертью языка. Именно эта взаимообусловленность является источником творчества в языке, пронизывающего всю область его жизнедеятельности» [там же, с. 86].

Поскольку причинность в теории права всегда являлась одним из ключевых понятий общефилософского лексикона, следует обратить внимание на интересную статью профессора из Великобритании Д. А. Мел лора. Только действия, считает он, могут быть объективным свидетельством своих причин, а причины – своих действий. Опираясь на достижения современной физики, автор статьи не разделяет мнения тех, кто признает реальными универсальные причины. «Это могло бы означать. – полагает он, – что некоторые события не имеют причины, т. е. причинность не является универсальной» [72, с. 81].

Такая мысль вынуждает его более глубоко исследовать смысл понятия «причинность». Д. А. Меллор признает, что имеется четыре основных и вместе с тем дополнительных значения причинности:

1) временная: причины предшествуют своим действиям;

2) предсказательная: причины дают основания для предсказания своих действий;

3) объяснительная: причины объясняют действия;

4) средство-цель: если действие есть цель, то причина является средством для него.

Но когда он пишет, что «если бомбардировка атома вызывает его распад, то она будет: 1) предшествовать его распаду; 2) давать основание для его предсказания; 3) объяснять распад; 4) служить средством для этой цели» [там же], то становится ясно, что речь идет о различных трактовках одной и той же причины, детерминирующей определенное событие (распад атома).

Тем не менее его исследование представляет огромный интерес для юристов и правоведов не только наглядностью интерпретации простого, на первый взгляд, понятия на несколько составляющих, но и выводимыми из него примерами: «Есть и другие основания для требования, чтобы объяснения увеличивали смысл объясняемого (курсив наш. – Авт.): при объяснении может расшириться сфера объясняемого» [там же, с. 90].

Такой подход особенно эффективен в гуманитарных науках. В праве его дополнительная эффективность может быть обеспечена фактом совершенствования правовой системы только за счет улучшения правового воспитания членов общества.

Рассматривая возникшую проблему как источник познания, немецкий философ К. Поппер отводит ей место на границе между знанием и незнанием. Нет проблемы без знания и нет проблемы без незнания. Применяя этот тезис к особенностям познания социальных наук, он пишет: «Метод социальных наук, как и наук естественных, заключается в испытании предлагаемых для данных проблем решений – проблем, из коих они исходят… научный метод, следовательно, есть метод решения, контролируемый самой строгой критикой. Это критическое развитие метода проб и ошибок» [80, с. 66].

Поясняет свою точку зрения Поппер следующим образом: «Примером могут служить промахи и недоразумения методологического натурализма и сциентизма, который требует от социальных наук, чтобы они, наконец, научились у естественных наук научному методу» [там же, с. 67].

Объясняя причину подавления социологии антропологией более последовательным применением естественнонаучного индуктивного метода познания, немецкий философ пишет: «Победа антропологии есть победа мнимого наблюдателя, мнимого описания и мнимой объективности, а потому лишь мнимого естественнонаучного метода. Это – пиррова победа, еще одна такая победа, и мы утратим и антропологию, и социологию» [там же, с. 68].

Незначительный элемент движения мысли проявляется в последующем уточнении Поппера: «…дедуктивная логика есть теория переноса (курсив наш. – Авт.) истины от посылок к следствиям» [там же, с. 71].

Оценивая прошлые попытки глубокого и всестороннего изучения монархии и оценки ее как негативной формы правления, один из учеников П. И. Новгородцева – русский эмигрант И. А. Ильин – объясняет их неспособностью преодолеть методологические трудности. Для того чтобы разобраться в этом, полагает он, «нужна серьезная философская подготовка, и справедливость требует признать, что многие из опытных и даже признанных юристов не разбираются в ней надлежащим образом» [42, с. 104].

Эту реплику русского философа и правоведа можно отнести к объективной оценке философской культуры мышления большинства юристов и правоведов, а также к объяснению причин их заблуждений в правовых воззрениях.

События реальной жизни, считает он, «не спросясь» у норм, возникают, развиваются, длятся и кончаются по законам «причинной необходимости», независимо от того, были они предусмотрены правовыми нормами или нет.

Поэтому методологически следует изучать законы и их состав – отдельно и сначала, что создаст так называемую «догму права», в силу которой отличие монархии от республики будет одно. А потом надо изучать отдельно политический состав исторических фактов, что даст политическую историю, и тогда быстро окажется, что отличие монархии от республики будет совсем другое. Ясность и строгость мысли будет осуществлена, пишет он, но единый критерий отличия будет устранен.

Таким оригинальным способом, опираясь, прежде всего, на иррациональный способ мышления, Ильин убеждает, что разные методы исследования одной и той же проблемы, применяемые даже одним и тем же человеком, дадут обязательно разные результаты.

Всесторонне анализируя юридическую норму, А. Ф. Закомлистов использует так называемый гносеологический метод исследования. Он объясняет его как сочетание позитивной рецептивности (воспринятости) нормы и ее негативной рецептивности социальной аномалии. «Рецептивность, как воспринятость юридической нормы, – сообщает автор, – означает состояние ее всеобщей обозримости и прозрачности как публикацию и доведение до всех членов общества» [33, с. 39].

Нарушение запрета, полагает А. Ф. Закомлистов, означает переход в другое нормологическое пространство – юридической ответственности, где реализуется негативная рецептивность.

Диалектический метод в данном исследовании автор понимает как диалектику процесса нормообразования в осуществлении правового качества отношений между людьми.

«В диалектической манифестации значения утверждается, – пишет он, – что в результате рефлексии (отражения) происходит восхождение знания как воплощающегося в действительности от исходного момента спекулятивного разума до степени абсолютного закона в виде Абсолютной идеи» [там же, с. 131].

Н. И. Козюбра считает, что до сих пор (1990 г.) в научной литературе отсутствует однозначная, целостная и непротиворечивая трактовка понятий «метод», «методология» и производных от них. В юриспруденции наиболее распространенным является понимание методологии юридической науки как системы теоретических принципов, логических процессов и специальных методов и средств познания государственно-правовых явлений.