Цистерна - Михаил Ардов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот и вижу: изба, на лавках купцы да земский начальник качают головами, на приступочках притихшие мужики, с печи и с полатей свесились любопытные русые головки. А толковитый мужик Соков Василий Прокофьевич сидит за столом под образами в свете керосиновой лампы, сидит над раскрытой Книгой и вещает:
— Придет время…
— Придет время…
— Придет время…
август 1970
А в субботу да и в пятницу к вечеру почти все прохожие мужеского пола ступают нетвердо, неся невидимые узы алкоголя, и составляют бесчисленные композиции на тему роденовских граждан Кале…
Пьяный несет на плечах мешок соломы. При первом взгляде кажется, будто он качается от тяжести, а не от хмеля…
Парень бредет по улице, едва передвигая ноги… То и дело заглядывает себе за пазуху — там у него крошечный щенок.
— Не бойсь! Ты же, мать твою, овчарка!
На перекрестке большая лужа. Мимо движутся двое — один трезвее, другой совсем пьяный. Идут они, как Селифан и Петрушка, оказывая друг другу большое внимание…
Тот, что пьянее, неожиданно качнулся и рухнул прямо в грязь. Заботливый товарищ наклонился, подал ему руку, хотел поднять, но сам потерял равновесие и шлепнулся в лужу… Поднялся и опять принялся выручать друга, почти поднял его, но тут они упали вдвоем…
И так без конца — пока не надоест смотреть…
Некто лежит у самой канавы… Вдруг очнулся, поднялся на четвереньки, с огромным трудом встал, начал мелко-мелко и замысловато переступать ногами, будто в сложном танце, и снова повалился на бок…
Еще один валяется поперек тротуара вниз лицом. Куртка из ложной кожи и рубашка задрались, видна спина до самых лопаток.
— Признак смерти налицо?
— Ну, налицо…
И вдруг он несколько раз громко чихает, содрогаясь всем телом, но так и не приходя в сознание…
Шел я по проселку глубокой ночью. До ближайшего жилья было не меньше версты. И вдруг я чуть не споткнулся, чуть не наступил на огромного мужика, который развалился посреди самой дороги не хуже гоголевского запорожца.
Я полюбовался на него, безуспешно попробовал его растолкать и двинулся дальше. А еще через двести метров мне навстречу попалась женская фигура, обремененная ношей. Когда мы поравнялись, я разглядел, что она несет, и сообразил, кто она.
Это шла жена пьяного и несла она ему одеяло и подушку…
А может, все-таки плюнуть, да и спросить, куда он делся, у самой этой дуры снизу?..
А почему, собственно, у дуры?
Нет, все-таки дура она, дура!.. Как она могла отдать эту папку в утиль?..
Дура, ни за что не спрошу!
А между тем я теперь очень ясно себе представляю, как он впервые прикатил в этот городок, как сошел с поезда со своим замысловатым рюкзаком… Как бродил по улицам, как глядел на все, как высматривал — и белую кошечку с розовым хвостиком, и пьяного у дороги, и милицейского, и девчонок, и старушек, и казанского татарина…
А никто и не подозревал, что среди них бродит убийца, что он совершенно сознательно выбирает себе жертвы…
А сейчас у них там, внизу — «наша среда»…
Под окнами терпеливо ждет вишневый «фиат», уже одиннадцатый, и белоглазому вот-вот надо выкатываться…
В постели-то он, наверное, лежит без очков, и эта незащищенность лица, эти мигающие его реснички, вот что вводит ее в заблуждение.
Он садится на кровати.
— Уже уходишь?
Быстро нашарил и надел очки.
— Просто не хочется нарываться на лишний скандал.
— Как ты ее боишься…
Не отвечает, поспешное натягивание штанов.
Уже в вертикальном положении.
— Ты прекрасно знаешь, она мне совершенно чужой человек… Но я не могу превращать свой дом в окончательный ад…
Не торопясь завязывает галстук… Надевает пиджак…
— Ну, ты лежи… лежи… Позвоню тебе завтра утром на работу…
И, быть может, еще одно формальное лобзанье…
Щелкнет язычок замка, загудит лифт, грохнет дверь шахты…
А вот и зафыркал под окном фиатовский мотор, и два тревожных красных огонька с удаляющимся урчанием скрылись за соседней этажеркой…
БУЛЬДОЗЕРИСТ ФЕДЯ
— Ты Федю-то, бульдозериста знаешь? Не знаешь? Таких чудаков еще и поискать… Парень — что ты! Медведь. Плечищи — во! Бицепсы… Он тебе что хошь свернет. Такой чудак. Мотоцикл взял в кредит, ИЖа. Ну, хера ли ездить не умеет. Даром что силища в руках. Как ни поедет — поцарапается. Все с него летит, все с него падает. Ну, четыре раза сковырнулся, на пятый раз взял его, положил на землю, да и говорит сменщику: «Вася, езжай!» — «Ты что, — говорит, — сбесился?» — «Езжай, тебе говорю. И все!» — «Нет, говорит, — я на него не поеду бульдозером». — «Езжай, — говорит, — а то, говорит, — сам сяду…» Ну, Васе-то чего, он и поехал. Так мотоцикл в ляпушку. Шутишь ли — бульдозером. Чего там от него осталось?.. «Давай, говорит, — лопату. Я его сейчас, — говорит, — своей рукой закопаю…» И закопал. «Все, — говорит. — Теперь я спокойный. А то, — говорит, — мне с ним жизни нет…» А деньги за него еще не выплатил. Четыреста восемьдесят рублей денег еще платить… Жена у него маленькая баба, а занозистая. «Ты, — говорит, — чего натворил? Ты, — говорит, — чего наделал? я бы, — говорит, — его продала по крайности, а теперь — чего?»
А Федя только: «Не надо он мне! Не было у меня его и не будет…» А баба все на него наскакивает. «Ты с ума, — говорит, — совсем сошел! Чего натворил-то? Еще ведь четыреста восемьдесят рублей…» И по затылку его, все по затылку… Маленькая бабенка, а злобная… Он, Федя, только что отмахивается. «Ты, — говорит, — чего щиплешься? Ты, — говорит, — спасибо скажи, что я на нем никого не убил и сам не убился…» Двое ведь у них детей. «Тебе, — говорит, — кто нужен? Он или я?.. Подумаешь, — говорит, четыреста восемьдесят рублей… Да я тебе больше заработаю. Я заработал и еще заработаю Я — бульдозерист. Я тебе и так и калым заработаю. А только я теперь спокойный. Нет его — и все! И мальчишки в металлолом не сдадут. Я только знаю, где он зарытый, да сменщик — Вася. А он не скажет… Мне, говорит, — его продать — я не хочу. Мало ли чего, еще убьется кто на нем. А я не хочу кому-либо плохо сделать. А так я — спокойный. Своей рукой зарыл. А то еще убьется на нем кто, я переживать буду. Ну его!.. Не надо он мне». А она только: «С ума сошел! Сбесился!» И вот по затылку его, и вот по затылку… А он: «Да чего ты щиплешься? Дура ты и есть дура. Ты радоваться должна, что я живой остался. Ты чего жалеешь-то? Муж у тебя целый? Целый. Не покалечился? Не покалечился. Ну, и радуйся, дура! Ты чего щиплешься? А то ведь я и сам двину, так не обрадуешься». А у него — бицепсы во! Плечи во! Медведь, говорю тебе, чистый медведь! Он так и следователю сказал: «Товарищ лейтенант, нет его и все! Списывайте его с меня. Я, — говорит, на все согласен, только я на него злой… Черт, — говорит, — с ним, с ИЖом. Я, — говорит, — не только что четыреста восемьдесят, я, — говорит, — всю тыщу заплачу, чтоб только его не было! Я, — говорит, — на нем четыре раза поцарапался, да пятый раз чуть лоб не разбил… Я гляжу, у всех мотоциклы, ну, и я себе взял. В кредит. Думаю, поезжу на нем. Как ни сяду — все лечу… Он прям бешеный… На нем только газ дашь, уже глядишь на спидометре — девяносто. И опять я лечу. Не надо он мне, и все! Я на своем бульдозере ездить буду. Он у меня десять километров — больше не идет. Я на нем спокоен. Еду я на нем по своей стороне, по обочине. Уж я ни в кого не врежусь. Если только кто в меня врежется… Так и то у меня вон — нож. Сам он и разлетится… А этого черта, его мне не надо. Я только сменщику говорю: «Езжай и все! А не поедешь, так я сам сяду. Все равно ему не быть. Не дам я ему быть, и все тут!» Только теперь я спокойный. Нет его! В ляпушку!.. И никто его теперь не найдет. И вы, — говорит, — товарищ лейтенант, не найдете. Только что с миноискателем… А сменщик Вася вам не скажет. Нет его, и все. Я что положено за него заплатил. И еще заплачу. Мне не жалко. Зато я — спокойный. А жену не слушайте. Дура, она и есть дура. У нас двое ведь детей. А что, неровен час, я бы разбился? Куда б она с двоими-то? Кто ее, дуру, возьмет? Она радоваться должна… Баба, она и есть баба. Чего там она понимает? Я заработал и еще заработаю. Я бульдозерист». Такой чудак, понимаешь. Таких во всем городе не найдешь… «Езжай, говорит, — Вася, а то сам сяду. Я, — говорит, на него больно злой… В ляпушку! Не надо он мне…»
март 1971
Вечером из открытых окон нетрезвые голоса. Громче всех, конечно, поет в угловом доме свадьба:
Как зять тещуПовел ее в рощу!
Вот тебе, теща,Зеленая роща!
Посадил ее на кол,Приударил кулаком!
Вот тебе, теща,Зеленая роща!
Зятюшка, батюшка,Грех тебе будет!
Вот тебе, теща,Зеленая роща!
Ах, так твою мать,Стала грех разбирать!
Вот тебе, теща,Зеленая роща!
Следующий дом — двухэтажный. Из каменного низа:
