Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова - Василий Песков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фото автора. 12 апреля 1964 г.
«Барабаны судьбы»
Телефонный звонок:
— Ты уже видел? Нет? Ну, завидую… У кассы давка. Старые, молодые, мальчишки… Экран заливают желтые и зеленые африканские краски. Звучат барабаны. Идут с тюками носильщики. Выстрелы. Падает слон. Последние судороги леопарда. Стада газелей. Пиршество львов. Схватка с питоном. Полтора часа экзотической Африки…
Мальчишки, выходя из зала, в четвертый раз становятся в очередь за билетами. Взрослые звонят знакомым:
— Еще не видели?..
У нас в редакции спор:
— Великолепный фильм!
— Дребедень, зачем покупаем такое!..
Английский фильм. Автор сценария, режиссер, продюсер, оператор и главный герой фильма — одно и то же лицо: англичанин Джордж Майкл. В Африке я слышал об этом человеке — охотнике и ловце зверей для зоопарков. Туристы с кинокамерой на его «дикой ферме» делали редкие снимки животных. Майкл тоже снимал, написал книгу об охотнике в Африке. Теперь он многоликий автор фильма о мире животных, о белом человеке и африканцах.
В споре о фильме надо поддержать обе стороны. Редкий случай: фильм одинаково нравится и не нравится.
Что хорошего в фильме? Африка! Уголки земли, доступные только глазам путешественников, кинокамера привела к нам домой.
Африка — единственный континент, где сохранились стада крупных зверей. Белый человек за последнюю сотню лет много ходил с винтовкой по африканской земле. И все-таки пасутся еще в африканской саванне стада слонов, антилоп, буйволов и жирафов. Еще можно увидеть в болотных джунглях дремлющих гиппопотамов и крокодилов. Еще не всех диких кошек — леопардов, львов и гепардов — достала пуля охотника.
Человек испытывает радость, когда видит хотя бы на экране обилие неистребленной жизни. Человека захватывают драматические сцены из жизни природы, где только сильные имеют право на жизнь.
Майкл-охотник и Майкл-оператор с блеском показывает, как много может дать кино в совмещении этих профессий. Мы видим на экране не просто стада животных. Мы видим редкие кадры подсмотренной жизни: забавная драка жирафов, схватка двух соперников-зебр, сцены охоты и купания львов. Я проехал с фотокамерой по Африке две тысячи километров и хорошо знаю: даже в богатом зверями краю получить такие кадры — большая удача. Фильм снимался в заповедных уголках Африки. Есть такие уголки в Конго, в Кении, в Танганьике — львы подходят и обнюхивают машину, путешественнику надо глушить мотор и ждать, пока стадо слонов пройдет к водопою через дорогу.
Но даже и тут оператору надо иметь много мастерства, мужества и терпения. Снимать зверя гораздо труднее, чем зверя убить. Многое снято с риском для жизни. Одно дело снять спокойно пасущихся носорогов. Другое дело — раздразнить и убегать от этих свирепых и безрассудных животных. Зритель восхищен кадрами Майкла — оператора и охотника.
Теперь посмотрим на работу Джорджа Майкла-режиссера. Цель режиссера понятна: объединить все, что снято, каким-то сюжетом. В фильмах живой природы это всегда нелегкое дело. Но при хорошем вкусе, при понимании законов кино задача все-таки выполнимая. Но Майкл-режиссер не может сравняться с Майклом-охотником. Начинается «игра в природу», начинаются страсти-мордасти. Поклонников Тарзана это, конечно, вполне устраивает. Ну как же: леопард-людоед; колдун — предсказатель судьбы; слон-разбойник, погубивший прожженного охотника за слонами; крокодил, уже раскрывший пасть, чтобы проглотить дочку охотника… и так далее без чувства меры и вкуса. Майкл-режиссер ставит подножку оператору и охотнику Майклу — природа не терпит цирка, не терпит игры и фальши.
Режиссер-Майкл не состоялся. Но дело, видно, не только в отсутствии такта и вкуса в обращении с природой. Есть еще один Майкл. Майкл-продюсер.
Он думал о коммерческом успехе фильма. Больше душераздирающих ужасов — больше публики. И все-таки мы готовы простить просчеты режиссера и расчеты продюсера за отличные кадры оператора и охотника.
Но есть и еще один Майкл. Майкл-англичанин, Майкл-идеолог. Мы не могли не заметить, как относится этот Майкл к Черной Африке.
Один черный пронзает другого копьем и равнодушно бросает в джунглях ребенка. Кто спасает ребенка? Конечно, белый миссионер. Помните раболепное смирение на лице черного, когда он покидает благодетеля-миссионера? Именно такие лица хотели бы видеть Майклы на африканской земле. Они не прочь прикинуться друзьями и покровителями Африки. Но дружба эта хорошо видна в фильме: ты — слуга, я — хозяин.
Что может черный? Носить тюки белому человеку. Помните искаженное испугом и страхом лицо негра, севшего за руль автомобиля? Это совсем не безобидная сцена-шутка. Вся человеческая линия фильма — это гимн белому человеку и принижение африканцев.
Справедливости ради надо сказать: наши зрители хорошо понимают просчеты и тенденцию фильма. Но привлекательность кадров живой природы так велика, что звонок друга: «Ты не видел еще?!» — вполне правомерен.
В прошлом году мы с большим интересом встретили более удачный фильм этого плана — «Саванна и джунгли». Там без ложных страстей и нажима, с умными комментариями показана живая природа Африки. Можно пожалеть только, что мы не имеем подобных фильмов нашего производства. У нас есть хорошие охотники-операторы. Десять лет назад о путешествии в Африку с кинокамерой можно было только мечтать. Сегодня наш оператор-охотник нашел бы там много друзей и помощников.
Кадры из фильма «Барабаны судьбы».
15 апреля 1964 г.
Человек
Один раз видел, как воробей «читал» у меня в блокноте. Оставил я книжечку на завалинке, сидим с лесником под яблоней, лясы точим, потеем у самовара. Гляжу, что это воробей боком-боком к блокноту? Прицелился, покрутил головой, клюнул и отскочил. Ветер пошевелил листики. Воробей опять боком-боком и опять клюнул. Полистал я блокнот и между листами нашел: смятого комара, пшеничное зерно, цветок таволги, лепешку пчелиного воска и синее крылышко стрекозы…
В лесных блокнотах записи о зверях, о речках, о лесных кордонах, о козявках и облаках. Там, где слово о человеке, в блокноте две жирные черточки — так легче потом разбираться в записях. Летом мой человек живет в поле, у речек, в палатках и лесных избах рядом с комарами, птицами, оленями, белками и стрекозами. А вот несколько записей из летних блокнотов с пометкою: ЧЕЛОВЕК.
Дружба
Дружба начиналась очень давно. Пещера. Костер. Человек в шкурах. Подошел к огню крадучись зверь, поднял ухо и застыл от любопытства и голода. Вынул человек из костра кусок опаленного мяча и швырнул зверю. Пес обглодал кости и остался лежать у края пещеры.
Так начиналась дружба, которой теперь уже многие тысячи лет…
А вот что я записал со слов летчика. Дальний родственник пещерного пса пристроился жить около самолетов. Пес был ничей. Такие псы живут обычно на станциях, в портах, у базаров.
В непогожие дни на Диксоне, когда самолеты не улетали, пес начинал выть. Собачий голос сливался с метелью, и мало кто слышал жалобы Кубаря. Но однажды скрипнула зверь, и пес очутился в маленькой комнате. Горела лампа. Человек поставил у порога тарелку теплого супа, погладил собаку и зашуршал газетой. Это был немолодой летчик. В Москве у него случилось горе. Он бросил все и приехал на Диксон. В комнате стоял чемодан и патефон с дюжиной довоенных пластинок. Чем-то был дорог летчику старый обшарпанный патефон. Человек оценил деликатность пса, смирно севшего у порога рядом с унтами.
— А что, брат, не послушать ли музыку? — Летчик поднялся и покрутил ручку у синего ящика…
Утром метель утихла. Небо над поселком подпирали морозные столбы дыма из труб.
Этим утром первый раз за долгое время увидели улыбку московского летчика. После завтрака он позвал технарей к себе в комнату, покрутил ручку у патефона, улыбаясь, глазами показал на собаку…
Было на что поглядеть. Как только закрутилась пластинка, Кубарь вытянулся, торчком поставил лохматые уши и уже не сводил глаз с пластинки. Другую поставили — та же картина, а когда поставили старую пластинку с песнею «Валенки», Кубарь встрепенулся и радостно забрехал…
И пошла слава о Кубаре. Гость появился на Диксоне — сейчас же ведут к патефону. И всякий раз, как только игла зашуршит на пластинке, Кубарь забывает про все на свете. А как только «Валенки» — обязательно радостный лай.
Старый летчик, однако, больше всего ценил в Кубаре не это редкое качество, а обычную собачью преданность.
— Ну не скучай, Кубарь, я скоро… — Один раз Кубарь проводил хозяина до самой кабины и, не удержавшись, вскочил по лесенке. Самолет увозил геолога на дальний пустынный остров. Пропеллеры засверкали, дверь открыта, а собака не убегает.