Первое поражение Сталина - Юрий Жуков

О самых жёстких мерах по отношению к наиболее рьяным сепаратистам. И о том, какой же России быть после Учредительного собрания, на котором депутаты-националисты вполне могли оказаться в большинстве. Однако почти все, кто и являлся властью – партии, представленные во Временном правительстве, ставшем с 6(19) мая коалиционным, включавшем шесть министров эсеров и меньшевиков, – опьянённые воздухом революции, воздухом никогда прежде не испытанной свободы, продолжали видеть всё в розовом свете.

Полное непонимание происходившего продемонстрировало правое крыло социал-демократии – меньшевики всех групп и организаций. Делегаты её объединительной конференции, проходившей в Петрограде с 7(20) по 12(25) мая, не стали вникать в сущность национального вопроса. Судя по результатам, ограничились повторением давнего положения, внесённого в программу РСДРП ещё в далёком 1903 году. Без дискуссий, споров включили в свою новую предвыборную программу то, что сочли необходимым для новой России:

«Широкая политическая автономия для областей, отличающихся как национальными и этнографическими, так и культурно-историческими и социально-экономическими особенностями. Границы этой автономии и взаимоотношения между автономными областями устанавливаются Учредительным собранием, причём российский пролетариат будет отстаивать условия, обеспечивающие единство и успешность классовой борьбы и наиболее благоприятствующие развитию производительных сил как отдельных областей, так и России в целом».44

Словом, не предложили ничего отличного от резолюции большевиков. Лишь отказались от прямого упоминания права наций на самоопределение, но исходили из него, да оставили все конкретные решения за Учредительным собранием.

Практически туже по содержанию резолюцию принял и Третий съезд самой многочисленной и популярной тогда партии, социалистов-революционеров. Только – в силу заботы исключительно об интересах крестьянства – исключили из неё упоминание о единстве пролетариата России. Единодушно, даже без какого бы то ни было обсуждения, высказались «за форму федеративной демократической республики с территориально-национальной автономией в пределах этнографического расселения народностей и с обеспечением основными законами страны как прав национальных меньшинств в местностях со смешанным населением, так и вообще публичных прав всех языков, на которых говорят трудящиеся массы в России».45

Только кадеты, переименовавшие себя в партию народной свободы, заняли отличную от прочих позицию. Выступая 9(22) мая при открытии Восьмого съезда, П.Н. Милюков признал: во внутренней политике перед страной стоят «два вопроса – аграрный и национальный». Однако прежде всего остановился на национальном.

«Задачи широкой децентрализации страны, – признал он, – сейчас ставятся шире, чем они ставились раньше, и партия народной свободы попытается найти решение, которое, давши возможность местностям России создать у себя местную автономию на началах местного законодательства, в то же время не разрушили бы государственного единства России. Партия народной свободы для настоящего момента не считает правильным разрешение вопроса в смысле организаций национально-территориальных, но ОНА не исключает возможность для существующих исторических территориальных делений (губерний) впоследствии искать для себя путь к объединению, где соседние территориальные единства /губернии – Ю.Ж./ населены одинаковыми народностями, и даже к соответственному изменению границ»46 /выделено мной – Ю.Ж./.

Так обнаружилось если не полное тождество, но необычайная близость взглядов Милюкова и… Сталина. Людей, представлявших не только противоположные, но и предельно враждебные политические партии. Первый – по принятой тогда терминологии – буржуазную, второй – социалистическую. Объединило же их, но лишь при подходе к национально-территориальному вопросу, только одно – забота о целостности страны. То, о чём почему-то почти все забыли.

Правда, Милюков, впрочем, как и Сталин, не стал углубляться в тему. Предоставил возможность аргументировано, теоретически обосновать собственную позицию Ф.Ф. Кокошкину Своему старому соратнику и бессменному члену руководства партии, блестящему знатоку права – в прошлом приват-доценту Московского университета. А ещё и автору брошюры «Автономия и федерация», только что изданной как материал для обсуждения на съезде.

Кокошкин же в докладе напрочь отказался от любых недомолвок. Начал с категорического утверждения, что такие понятия, как национально-территориальная автономия и федеративное устройство государства никоим образом не взаимосвязаны, не обуславливают друг друга. Напомнил общеизвестные факты. Существующие федерации – Швейцария, Соединённые Штаты Америки, Южно-Африканский Союз – построены отнюдь не по национальному признаку. Более того, даже отвергают его. Вместе с тем, такие полиэтнические страны, как, к примеру, Бельгия, являются унитарными государствами.

Только затем Кокошкин выдвинул веские возражения против превращения России в федерацию, о какой грезили политики окраин. Прежде всего, подчеркнул докладчик, препятствует такому административному преобразованию «крайняя неравномерность численности всех национальностей, неравномерность занимаемой ими территорий». Обращаясь как к читателям брошюры, так и к участникам съезда, задал риторический вопрос – какой же оказалась бы Россия, став федерацией? И сам же ответил:

«В неё вошла бы Великороссия в количестве около 80 миллионов населения, Украина – я не настаиваю на точных цифрах, а беру грубо-приблизительно – в количестве 25–30 миллионов населения, а затем ряд средних и мелких национальностей, включительно до самых мелких, насчитывающих лишь несколько сот тысяч членов в своей среде… Тут прежде всего возникает вопрос о той компетенции /правах – Ю.Ж./, которая должна принадлежать составным частям этой федерации – национально-территориальным автономным штатам». И обозначил все возможные юридические решения.

Первое – если «будет принят масштаб провинциальных автономий компетенций составных частей федерации». Но это явно не удовлетворит более крупные национальные группы. Второе – «если в пределах федерации для каждой составной части России компетенцию отмерить широко, как это соответствовало бы величине наиболее крупных национальностей, то, надо сказать, компетенция центральной власти оказалась бы сведённой почти к нулю».

«Можно, – продолжал рассуждать Кокошкин в присущей ему академической манере, – отмерить компетенцию составных частей России неравно, можно большим национальностям дать широкие права автономии, а мелким… узкие». И тут же пояснил, что тогда всё зайдёт в «государственно-правовой тупик».