Четыре после полуночи - Стивен Кинг

— Если б речь шла только о самолете, — медленно заговорил Дженкинс, — я бы, пожалуй, мог предложить достаточно убедительную версию. В конце концов, именно этим я зарабатываю на хлеб последние двадцать пять лет Хочешь ее выслушать?

— Конечно.

— Очень хорошо, Алберт. Представим, что какое-нибудь государственное агентство, предпочитающее не светиться на публике, назовем его Контора, решило провести эксперимент, а мы стали подопытными. Цель такого эксперимента — определение эффекта эмоционального стресса на группе средних американцев. Они, ученые, проводящие эксперимент, ввели в бортовую систему подачи воздуха не имеющий запаха снотворный препарат…

— А такие препараты есть? — осведомился Алберт.

— Конечно. Диазалин, например. Или метопроминол. Я помню, как читатели, полагавшие себя «серьезными людьми», смеялись над романами Сакса Ромера о Фу Манчи, называя их никуда не годной мелодрамой. — Дженкинс покачал головой. — Теперь благодаря развитию биологических исследований и многочисленным агентствам вроде ЦРУ мы живем в мире, который Сакс Ромер не мог представить себе и в самом дурном сне.

Диазалин, по существу, нервный газ, подошел бы лучше всего. Действует он очень быстро. После его подачи в систему кондиционирования все бы заснули, кроме пилота, который дышал бы чистым воздухом через кислородную маску.

— Но… — начал Алберт.

Дженкинс улыбнулся и поднял руку.

— Твое возражение мне известно, Алберт, и я смогу все объяснить. Позволишь?

Алберт кивнул.

— Пилот сажает самолет на секретном аэродроме, скажем, в Неваде. Пассажиров, которые не спали в момент подачи газа, и, разумеется, стюардесс выносят некие люди в белых защитных костюмах, как в фильме про Андромеду, помнишь? Пассажиры, которые заснули до подачи газа, в том числе ты и я, продолжают спать, возможно, чуть крепче, чем раньше. Потом пилот возвращает «767» на расчетные высоту и курс. Включает автопилот. Когда самолет достигает Скалистых гор, эффект действия газа сходит на нет. Диазалин относится к так называемым «чистым наркотикам», то есть остаточных явлений вроде головной боли, рези в глазах или похмелья не наблюдается. Пилот, через систему внутренней связи услышавший крики маленькой слепой девочки, знает, что она перебудит остальных. Эксперимент вступает в решающую фазу. Поэтому капитан встает, выходит из кабины пилотов, закрывает за собой дверь.

— Как он это делает? Снаружи нет ручки.

Дженкинс махнул рукой.

— Сущий пустяк, Алберт. Он запирает дверь только на собачку.

Губы Алберта начали расползаться в улыбке и замерли.

— В этом случае пилот — один из нас?

— Да и нет. По моей версии, Алберт, пилот — он и есть пилот. Пилот, вроде бы летящий в Бостон, случайно оказывается на борту. Он должен сидеть в салоне первого класса, футах в тридцати от кабины.

— Капитан Энгл, — выдохнул Алберт.

Дженкинс самодовольно улыбнулся, как ученый, только что доказавший сложную теорему.

— Капитан Энгл, — согласился он.

Они не заметили, что Водолазка давно уже не спускает с них глаз. Но теперь Водолазка достал из кармана на спинке сиденья распространяемый авиакомпанией журнал, развернул его и начал рвать обложку на длинные полоски. Полоски падали на пол, на уже разорванную салфетку, на его коричневые туфли.

Губы Водолазки беззвучно шевелились.

2

Если бы Алберт изучал Новый Завет, он бы понял, что почувствовал Саул, этот самый яростный преследователь первых христиан, когда он прозрел на дороге в Дамаск. Алберт воззрился на Роберта Дженкинса сверкающими глазами, последние остатки сна как ветром сдуло.

Разумеется, когда подумаешь об этом… когда кто-нибудь, вроде мистера Дженкинса, сохранившего способность ясно мыслить, в поношенном пиджаке или без оного, разобъяснит тебе, что к чему, открывается очевидная истина: по-другому и быть не может. Почти все пассажиры и команда самолета «Боинг-767» авиакомпании «Американская гордость», вылетевшего рейсом 29, исчезли между пустыней Мохаве и Великим водоразделом…[7] но среди оставшихся на борту (о чудо! чудо!) оказался еще один пилот «Американской гордости», обученный управляться именно с этой моделью самолета.

Дженкинс пристально посмотрел на Алберта, потом улыбнулся. Впрочем, глаза у писателя были грустные.

— Любопытная версия, не правда ли?

— Мы должны арестовать его, как только приземлимся! — с жаром воскликнул Алберт. — Вы, я, мистер Гаффни и этот англичанин. Он, видать, парень крепкий. Только… а если англичанин тоже в деле? Может, он телохранитель капитана Энгла. На случай, если кто-то вроде вас раскроет их замыслы.

Дженкинс уже хотел ответить, но Алберт продолжил, не дав ему вымолвить ни слова:

— Нам придется брать их обоих. Уж не знаю как. — Он сухо улыбнулся мистеру Дженкинсу: улыбкой Туза Косснера, холодной и безжалостной, улыбкой человека, который выхватывает револьвер быстрее молнии и знает об этом. — Я, возможно, не самый умный человек, мистер Дженкинс, но я не хочу быть чьей-то лабораторной крысой.

— Но, знаешь ли, кажется, эта версия не выдерживает проверки жизнью, — вставил Дженкинс.

Алберт мигнул.

— Не понял.

— Версия, которую я только что изложил тебе. Она нереальна.

— Но… вы сказали…

— Я сказал, «если бы речь шла только о самолете, я мог бы предложить убедительную версию». И предложил. И очень неплохую. Если из нее сделать книгу, мой литературный агент наверняка бы ее продал. К сожалению, самолетом дело не ограничивается. Денвер, к примеру, мог бы быть под нами, но все огни потушены, и его, похоже, нет. Я прикинул, какие города мы должны пролетать, и могу доложить тебе, что Денвером дело не ограничивается. Нет ни Омахи, ни Де-Мойна. Внизу темно, друг мой. Я не могу различить ни одного огонька. Ни ферм, ни элеваторов, ни развилок автострад. Обычно они хорошо видны даже с высоты шести миль. Земля обесточена. Можно поверить, что есть некое государственное агентство, которое может накачать нас наркотиками, чтобы потом понаблюдать за нашей реакцией. Но я и представить себе не могу, что какая-то Контора убедила всех и каждого, кто находится под нами, погасить свет, дабы усилить иллюзию нашего одиночества.

— А может… это ловкий трюк? — предположил Алберт. — Может, мы на земле и все, что мы видим в иллюминаторы, — кинопроекция. Я смотрел такой фильм.

Дженкинс печально покачал головой:

— Я уверен, что фильм был очень интересный, но в реальной жизни ничего не выйдет Если только наше гипотетическое тайное агентство не научилось создавать гигантские трехмерные проекции, в чем я сильно сомневаюсь. Случившееся не ограничивается пространством самолета, Алберт, а потому дедуктивный метод для разгадки не годится.