Воспоминания военного контрразведчика - Александр Александрович Вдовин

Грузины гордятся своими винами, письменностью, горами, мужским многоголосым песнопением и чахохбили. Мне приходилось часто посещать закусочные и кофейные заведения, пока оставался холостяком. Не имело значения, был ли завтрак, обед или ужин, когда вдруг вставали мужчины из-за стола, клали на плечи друг другу руки и завораживающе, приятными голосами, задушевно пели. Их пение нельзя сравнить с русскими удалыми песнями, задушевными романсами, песнями-балладами. За четыре года службы я всего раз слышал, как поют женщины.

На мой взгляд, интересное у грузин отношение к поэтам. Никто никогда не называл при мне фамилию грузинского поэта, называлось только имя, и каждый знает, кто стоит за этим именем. Так, Шота сказал, и все знают, что это сказал Руставели. Важа писал, и все понимают, что писал Пшавела. Или Николоз обращал свое внимание, в этом случае речь идет о поэте Бараташвили. Конечно, такие знания приходят не сразу, а постепенно.

После пяти часов вечера солдаты ежедневно могли заниматься спортом, чтением книг, отдыхать. Я играл с ними в волейбол, баскетбол, ручной мяч, футбол, шашки и шахматы. Солдаты тянулись ко мне, делились своими переживаниями, заботами, семейными новостями, и это заметил замполит части. На очередных выборах секретаря комсомольской организации в декабре 1964 года он предложил мою кандидатуру в секретари комитета комсомола дивизиона.

Не могу не сказать несколько добрых слов о замполите. Подполковник Михаил Гаврилович Потапов, он прошел Великую Отечественную войну политработником роты в штрафбате. А это, я считаю, дополнительное испытание для офицера. Во-первых, штрафников бросали в бой на самых опасных направлениях, им ставились самые сложные задачи. Смертность среди штрафников оставалась очень высокой. Во-вторых, за штрафными батальонами всегда стояли заградотряды, готовые расстреливать отступавших. В-третьих, солдаты-штрафники могли выстрелить в спину офицерам по любым причинам, когда те поднимали их в бой.

Михаил Гаврилович никогда не кичился своей службой в штрафбате и многочисленными ранениями, был неплохим психологом и хорошо разбирался в людях. Он читал их как открытую книгу. Не любил бездельников среди политработников дивизии, особенно политработников по второму штату, готовых доложить руководству о недостатках в частях дивизии.

Ко мне относился с уважением, мы часто откровенно беседовали, он разъяснял, как поступить в конкретных случаях с солдатами, как понимать партийные установки, что нужно делать срочно, а на что не надо тратить силы.

Мне вспоминаются разговоры о мнимых комсомольцах среди новобранцев. Ежегодно в дивизион прибывали новобранцы, которых я опрашивал по многим вопросам, чтобы определиться, можно ли их задействовать в самодеятельности, спорте и по многим другим направлениям солдатской жизни. Конечно, я спрашивал и об их членстве в комсомоле. Как правило, ко мне поступало около тридцати учетных карточек, иногда с комсомольскими билетами. Хозяева этих документов даже не догадывались, что состоят в комсомоле, во всяком случае, не считали себя комсомольцами, в чем я убеждался при повторных беседах. Это сильно расстраивало меня и Михаила Гавриловича. Мы понимали: районные руководители комитета комсомола, в сговоре с сотрудниками райвоенкоматов, для хорошей отчетности оформляли липовые комсомольские документы, тем самым подрывали авторитет комсомола. Об этом мы по отдельности докладывали в политотдел дивизии.

Будучи уже в возрасте, Михаил Гаврилович самозабвенно любил спорт, играл в футбол в нападении на достаточно хорошем уровне, правда, минут двадцать, на большее его не хватало.

Новая служба мне нравилась, но я лишился выходных дней, так как в вечернее время и в субботу с воскресеньем комсомольский вожак обязан вести культурно-спортивную работу с солдатами, выпускать стенную газету, организовывать экскурсии, проводить воспитательную работу, разъяснять политику партии и т. д. А в рабочие дни все офицеры должны быть на построении, а я еще — и отчитываться в комитете комсомола дивизии.

Среди солдат оказались четыре человека с высокими спортивными показателями, один был выпускником физкультурного института. Он имел двенадцать спортивных первых разрядов. Еще у одного солдата было четыре спортивных первых разряда по игровым видам спорта. Мне удалось найти еще несколько спортивных ребят и на их базе и с моим участием создать добротные команды по легкой атлетике, военно-прикладным видам спорта, футболу, баскетболу, ручному мячу и волейболу. На первенстве дивизии наши спортивные команды занимали призовые места, и это нравилось замполиту и командиру части, но очень раздражало физрука дивизии, которому подчинялась спортивная рота дивизии. Я должен гражданским людям пояснить, что в дивизионе триста человек, а в полку — тысяча. И мы по идее не должны были обыгрывать полковые команды в силу своей малочисленности, а команду спортивной роты дивизии — и по мастерству, так как в ней собраны все ведущие спортсмены дивизии.

Для того чтобы проводить культурно-массовую работу, надо знать Батуми. Я пытался восполнить этот пробел и стал активно изучать город и его социальную структуру.

Я посетил с экскурсиями вместе с солдатами или своими друзьями — однополчанами Николаем Кореньковым, Георгием Гоголем и Леонидом Вартановым — все музеи и достопримечательности Батуми и его пригорода. С Леонидом Вартановым мы подружились в Батуми, он так же, как и я, окончил Ленинградское зенитное артиллерийское техническое училище, Новосибирскую школу КГБ, служил в ЗакВО, Московском округе ПВО, его перевели в Москву, а потом и в Высшую школу КГБ имени Ф.Э. Дзержинского. Мы дружим вот уже пятьдесят лет. Мне нравятся его отзывчивый характер, оперативная смекалка, житейская хитрость, умение ладить с людьми, давать им четкие и объективные характеристики, жизнелюбие.

В 1965 году Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота организовало творческую командировку по Закавказским республикам, в том числе и в Батуми, известного поэта Е. Евтушенко. Его встреча проходила в Доме офицеров. И хотя в городе висели афиши о творческом вечере Евтушенко, к моему удивлению, публики было мало, человек сто, не более.

На сцену вышел чуть выше среднего роста немолодо выглядевший, худой и несколько сутулый человек, в черных неглаженых брюках и темного цвета водолазке. У него были выразительные блестящие, бледно-голубые глаза, которые он часто манерно закатывал. Поэт рассказал о себе и своих творческих замыслах, о впечатлениях, полученных от морского путешествия по Северному морскому пути. Публика тепло встречала каждое прочитанное им стихотворение. Местная интеллигенция проявила к поэту неподдельный интерес, задавала вопросы, тепло аплодировала.

На меня сильное впечатление произвело стихотворение «Бочка». 30 декабря 1965 года в нашей армейской газете «Ленинское знамя» появилась первая публикация его поэмы «Пушкинский перевал».

В 1966 году о нашей могучей стране интересно и, как мне кажется, очень точно сказал поэт Евтушенко: «Страна сверхскоростей и сверхнаук, сверхфизиков, сверхлириков, сверхстроек». Извилист был духовный путь