Тезей и Ариадна. Нить любви - Наталья Павлищева

На Дедала царь Минос зла не держал, даже самый именитый скульптор не мог отказать царице, это стоило бы ему жизни. На Крите женщины имеют больше власти, чем мужчины.

А из Афин Дедал бежал после совершенного убийства.

Он не желал вспоминать тот кошмар, иногда не понимая, что на него нашло. Именно тогда Дедалу стали удаваться скульптуры, о которых говорили, что они движутся. Это было счастьем – осознать, что в чем-то ты равен богам! Но одна скульптура не удавалась, как сейчас изображение Ариадны в виде Богини-матери, – не хватало какого-то штриха, одной детали, чтобы она ожила.

Дедал вернулся из дворца, когда увидел, как его ученик Талос уверенно исправляет руки скульптуры. Это и был тот самый штрих… Изображение ожило. Вместо того чтобы похвалить ученика, Дедал круто развернулся и ушел на берег. Он стоял, подставив лицо соленому ветру и брызгам, на самом краю утеса и думал о том, что придется уступить свое место Талосу. Ученик оказался талантливей учителя, он пойдет дальше, и сам Дедал станет никому не нужен. Сообразительный Талос быстро научится и выдумывать разные приспособления. Тогда Дедалу придется идти к нему в подмастерье.

Горечь заливала сердце Дедала, считавшего себя недосягаемым для смертных и равным богам. Вот как наказывают боги – они просто наделяют большим талантом другого, и этот другой оказывается рядом.

– Учитель. – Талос, нашедший, наконец, своего наставника на берегу, всего лишь тронул его за плечо, чтобы подать теплый плащ, стоять на холодном ветру раздетым опасно.

– Ты?! – почти взревел Дедал.

Ярость накатила черной волной, почти затмила ум и сердце, застлала глаза. Он сделал резкое движение, и… Талос летел вниз с обрыва, словно большая синяя птица – в его руках развевался плащ Дедала. Учитель занес ногу, чтобы шагнуть следом, но сильный порыв ветра отбросил его назад. Этот же порыв швырнул тело Талоса на острые выступы скалы, лишая надежды выжить.

Все существо охватил такой ужас, что несколько мгновений Дедал стоял, как скала, а потом бросился бежать. Но не вниз, чтобы посмотреть, не выжил ли Талос, а прочь – спрятаться от всех и от себя тоже. В мастерской он уничтожил проклятую статую и забился в дальний угол, рыдая.

Талоса нашли утром, конечно, он был мертв, но уверенности, что умер сразу, пока летел, ударяясь о скалы, не было. Дедал мог сделать вид, что ничего не знает об ученике, тем более, в мастерской они были одни, да и рабы не выдали бы своего хозяина. Но Дедал не смог, когда спросили, почему его плащ оказался зажат в руке несчастного Талоса, не солгал, рассказал все честно.

Афины были потрясены, афиняне любили и ценили Дедала, но простить ему убийство, пусть и по неосторожности, не смогли. Дедала изгнали из Афинского царства. Раскаявшихся обычно через несколько лет возвращали, и многие цари были бы готовы принять его хотя бы на время в надежде оставить навсегда, но Дедал отправился как можно дальше от места своего преступления, поклявшись никогда больше не приходить в Афины.

Он хотел плыть в Египет, но задержался на Крите. Просто их корабль попал в бурю, пришлось пристать к берегу, там пережидавшему непогоду Дедалу нашлось дело, мастер придумал пару приспособлений и оказался в Кноссе с массой заказов на все подряд. Некоторое время он работал, чтобы скопить деньги на обустройство в Египте, а потом… потом родился сын Икар, царь Минос привлек Дедала к работе во дворце, было много интересных заказов и задумок.

Дедал успокаивал сам себя, что сделает еще вот это и. Но в глубине души понимал, что пока не подрастет Икар, никакого «и» не будет. Икар подрос, однако, сбежать с Крита не так-то просто, особенно тому, кто столь заметен. А тут еще эта Верховная жрица!

Мастер старался настроиться на работу с руками статуи, ничто не должно отвлекать, иначе не получится, думать о приказе Верховной жрицы нельзя, не время. Приказ странный – подружиться с сыном Эгея, прибывшим, чтобы убить Минотавра, помочь ему в этом каким-нибудь хитрым изобретением, но ни в коем случае не выдать тайны Кносского дворца!

Какой-то самонадеянный афинский мальчишка приплыл, считая, что сможет с легкостью одолеть огромное чудовище? Почему он, Дедал, лучший зодчий и скульптор мира, должен помогать Тезею или как его там? Почему должен бросить все свои дела и придумывать, как мальчишка может победить огромного человекобыка хитростью?

Раздраженный Дедал вошел в мастерскую и замер, потому что его собственный, совсем еще юный сын Икар… исправлял вторую руку незавершенной статуи! Работал мальчишка так уверенно, что с первого взгляда было ясно, что еще чуть, и превзойдет отца.

Дедала захлестнуло воспоминание о другой статуе и другом юноше. Даже за голову схватился, рука сама потянулась к чему-то тяжелому..

– Дедал, хайре! – раздался за спиной голос Калликрата, афинянина, приехавшего на Крит в составе предыдущей дани и ставшего за то время прекрасным переводчиком. Правда, жил Калликрат на Тире, но дела это не меняло. – Позволь познакомить тебя с Тезеем, сыном Эгея и Посейдона.

Пальцы сами разжались, тяжелый молоток, которым он отбивал самые крупные куски мрамора, упал, больно задев ногу, но Дедал даже не заметил боли. Он словно вынырнул из глубин бессознательного гнева. Еще чуть, и убил бы собственного сына!

– Хайре, Дедал, я много слышал о твоих творениях в Афинах. Говорят, лучше твоих скульптур не бывает, – из-под рыжеватых косм афинского царевича на Дедала смотрели голубые до синевы глаза.

Тезей… так вон он какой, этот мальчишка. И правда юнец, но сила у этого юнца, как у Геракла, пожалуй, справится с Минотавром. Если, конечно, помочь.

Дедал уже знал, что поможет, будет опекать этого юнца просто потому, что он так вовремя появился в его жизни, словно боги прислали Тезея для того, чтобы спасти Дедала от самого себя, чтобы не позволить совершить второе убийство.

Икару Тезей тоже очень понравился, сын Дедала вызвался сопровождать афинянина по Кноссу. В душе у Дедала шевельнулась ревность, но он заглушил это гадкое чувство. Ревновать женщину – это одно, а ревновать собственного сына к таланту или дружбе с таким же мальчишкой, как он сам, – совсем другое. Пусть побегают по окрестностям, а сам Дедал будет наставлять Тезея иначе: объясняя потайные движения человеческой натуры и критян в особенности.

Так и получилось, Дедал учил Тезея, знакомя его с кносской жизнью, объясняя, объясняя и объясняя… Икару быстро надоело, и он нашел себе другое занятие – отправился в Азию выбирать коней. Конечно, не он выбирал, но посмотреть, как это делают другие, полезно.

Теперь Тезей все дни проводил в мастерской Дедала либо с ним на рынке, на улицах города и с ним же во дворце. Дедала пускали всюду, всюду приветствовали, то и дело говорили хвалебные слова о его изобретениях. Мастер кивал, все это выслушивая.