Приключения новобрачных - Дженнифер Маккуистон

– Что это? – Джеймс кивнул в сторону лошади, а та, в довершение всех его бед, еще и уши прижала – верный признак агрессивности. – Это что, шутка такая? – на всякий случай поинтересовался Джеймс, втайне надеясь, что сейчас Уильям с хохотом сообщит, что это он его разыграл.

– Это ваша лошадь, сэр, – в растерянности ответил конюх.

– Это не моя лошадь. – И, словно в подтверждение его слов, лошадь вытянула шею и укусила Джеймса, порвав жилет. – Мой конь гнедой. – Джеймс помассировал укушенное плечо и с досадой добавил: – У меня был конь, а не кобыла, ясно?

– Но это та самая лошадь, которую вы оставили тут вчера вечером, – дрожащим голосом возразил конюх.

– Это не моя лошадь, и, следовательно, не моя проблема, – заявил Джеймс и протянул конюху поводья.

Мальчишка в ужасе отпрянул и завопил:

– Только не говорите, что не собираетесь платить! Если вы не заплатите, я потеряю работу. И что люди скажут, когда узнают, что городской солиситор и сын лорда Килмарти не платит по счетам!

Напоминание конюха пришлось как нельзя кстати. Само собой, отец не обрадуется, когда узнает о его выходке, но страшнее всего – лишиться доброй репутации. Тогда о Лондоне уж точно придется забыть. Джеймс непроизвольно сжал кулаки. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы завоевать уважение и доверие горожан, и они почти поверили, что теперешний Джеймс совсем не тот беспутный младший сын, которого папаша когда-то то и дело выручал из беды. Джеймс изменил жизнь к лучшему, причем сделал это без помощи влиятельной родни. И ему теперь совсем не хотелось пускать по ветру свои завоевания, которые так трудно достались.

Он подавил желание хорошенько врезать конюху, хотя драться умел – жизнь научила. И действительно, при чем тут конюх? Разве мальчишка виноват в том, что Джеймс был вчера не в себе?

А Уильям уже отсчитывал монеты. Когда же конюх, получив плату, скрылся в зловонном полумраке конюшни, Джеймс остался со злобным животным на поводу и жгучим гневом в душе. Он брезгливо покосился на лошадь. Что ему теперь с ней делать? О том, чтобы сесть на нее и поехать, и речи быть не могло. К тому же кобыла, похоже, еще и хромала на правую заднюю ногу.

Джеймс осторожно шагнул к кобыле, подняв руку в попытке ее умиротворить. Лошадь была не его, но у нее ведь был хозяин… Конечно, характер у кобылы скверный, это верно, но экстерьер казался вполне приличным – высокая в холке и со стройными ногами. Да и уши у нее, если только она не прижимала их к голове, образовывали две изящные арки над умными глазами.

В Мореге было совсем не много тех, кто мог бы позволить себе такую породистую кобылу. Следовательно, отыскав хозяина лошади, он сможет раздобыть еще один ключ к разгадке тайны вчерашнего вечера.

Джеймс твердой рукой погладил лошадь по носу. В ответ она пронзительно заржала и лягнула его в колено передней ногой. Джеймс отлетел назад, больно ударившись затылком о стену конюшни. Шляпа с него свалилась, поля же оторвались от тульи и покрылись пылью. Джеймс лежал на земле; беспомощный и несчастный, он размышлял: не потратиться ли на пулю, не пристрелить ли злобную тварь? Наверное, все же не стоило. Тогда он еще глубже залезет в долги.

Уильям склонился над братом, с озабоченным видом заглядывая ему в глаза. Вернее – не один Уильям, а сразу два.

– Ты в порядке? – словно издалека донесся до Джеймса голос старшего брата.

И Джеймс понял: что-то тут не так. Тем более что говорили с ним сразу оба Уильяма.

– Лучше не бывает, – простонал он в ответ, борясь с тошнотой и слабостью. Нога страшно болела, но Джеймс заставил себя подняться. Земля покачнулась под ногами. Он поднял свою подпорченную шляпу, а затем осторожно ощупал голову в том месте, куда получил удар этим утром. К пальцам прилипло что-то теплое. Похоже, рана снова открылась.

Уильям растянул губы в улыбке.

– Ну как, боксерский раунд с животиной закончен? Тогда позволь тебя спросить: что ты сейчас собираешься делать?

Джеймс протянул руку к поводьям, но на сей раз старался держаться сбоку от лошади. Сперва он хотел погладить кобылу по шее, чтобы успокоить, но сразу же отказался от этой мысли. Жизнь ему пока не надоела.

– Разве не понятно? – проворчал он, вытирая окровавленные пальцы о рваный жилет. – Нам надо выяснить, кому принадлежит эта лошадь.

Лошадь, как и корсет, представляла собой путеводную нить. Пусть тонкую, но все же… Надо же было с чего-то начинать расследование. А каждый упущенный шанс являлся угрозой его будущему. Чем дольше он будет медлить, тем выше вероятность того, что та женщина сбежит из города с его деньгами. Если бы такое расследование заказал ему клиент, Джеймс немедля пустился бы по ее следу.

К несчастью, тело его было не в ладах с разумом. Джеймс оперся о видавшую виды деревянную стену конюшни и сделал глубокий вдох. Еще никогда он не был так близок к обмороку.

– Я думаю, надо доставить тебя к врачу, – сказал Уильям с беспокойством в голосе.

Джеймс покачал головой и, оттолкнувшись от стены, выпрямился. Одной рукой он перехватил поводья, другой прижал к боку корсет.

– Этого мне только не хватало. Хочешь, чтобы весь город надо мной насмехался? Ведь костоправ захочет узнать, как так случилось, что мне раскололи череп ночным горшком. Не удивлюсь, если окажется, что у меня в черепе застряли осколки.

– Тогда мы идем к тебе, – сурово сдвинув кустистые брови, безапелляционно заявил Уильям. – Пусть на тебя посмотрит твой дружок Чаннинг.

Джеймс презрительно фыркнул и тут же пожалел об этом. Малейшее движение отзывалось сильнейшей головной болью. Он поднес руку к голове. И в тот же миг почувствовал острейшую боль в голени.

– Ты хочешь отдать меня на растерзание ветеринару?

– По крайней мере он не станет распускать о тебе слухи, – резонно заметил Уильям и развел руками. – Тебе нужна помощь, Джемми. И если ты не хочешь принимать ее от меня, попроси помощи у друга.

На Джеймса вновь накатили тошнота и слабость. Он закрыл глаза и, почувствовав, как рука Уильяма легла на спину, пусть и неохотно, но все же принял помощь брата. Джеймсу не хотелось просить Патрика – а принимать помощь Уильяма хотелось еще меньше, – но не падать же лицом в грязь возле вонючей конюшни Моррисона на потеху всему городу?

Джеймс понимал, что гордость – грех, но гордость была тем единственным достоянием, которое он взял с собой в самостоятельную жизнь; да, это было то единственное, от чего он не захотел избавиться, когда сбежал из родительского дома одиннадцать лет назад, оставив в прошлом все, что несло на себе печать графства Килмарти. Когда-то самомнение привело Джеймса к краху и едва не привело к краху всю его семью, но оно же направило его на путь к самостоятельности. И сейчас гордость вновь подала голос, убеждая его в том, что он справится сам.