Кодекс Защитника - Эдуард Семенов

На экране появилось последовательно сначала фотография мужчины кавказской внешности в кожаной куртке (фотография явно была старая), а затем улыбающийся портрет капрала (фото с какого-то документа), который сменился картинкой, где капрала уже несут на носилках к карете «скорой помощи».

Кисенгер выставил на стол еще несколько патронов:

— Пожалуйста, смотрите. Кроме гильз я выменял у мальчишки еще и нестрелянные патроны. Бронебойный, трассирующий, обычный.

Это было уже интересно. Защелкали затворы фотоаппаратов, заблестели вспышки. Насладившись эффектом, Кисенгер дождался, пока утихнет треск камер, и, смахнув патроны со стола, передал их своему помощнику со словами:

— Уберите, подальше. Эти гильзы будут вещдоком.

После этого он снова обратился к залу:

— Так вот, господа, как видите, мы ничего не скрываем от вас!

— Ну и что ты намерен делать, Гарри? — крикнул с галерки мужчина, который усадил на кресло журналистку Анну Сирош.

— Спасибо за вопрос, Пол, — ответил Кисенгер, показывая, что он знает человека, задавшего ему вопрос. — Естественно, начато расследование, все в рамках закона, и мы просим, чтобы все, кто знает о местонахождение этого мужчины…. — На экране снова появился портрет осетина. — помогли следствию и сообщили нам об этом.

— А уже известно, кто этот человек?

— Да, его зовут Ибрагим Султанов. Он работал хранителем в городском краеведческом музее. Пожалуй, он последний из могикан. Один из тех фанатиков, кто не хочет складывать оружия и не согласен на законное, — Кисенгер подчеркнул слово «законное» поднятым вверх пальцем, — доказанное в суде высшей инстанции право этнической группы грузин на владение этими землями и этим городом. Кисенгер попросил у своего помощника стакан колы, сделал несколько глотков и продолжал:

— Естественно, из-за одного человека процесс урегулирования конфликта тормозиться не будет. Мое руководство считает, что поимка этого преступника может вестись параллельно с организацией мирной жизни. У нас отличные сыщики. Никуда он от нас не денется! Кроме того, благотворительная организация «Фонд возвращения грузин в Колхиду» назначает премию за поимку Султанова в размере… одного миллиона американских долларов.

Дождавшись, когда стихнут возбужденные голоса, Кисенгер произнес:

— Я очень надеюсь, господа, что вы приложите все усилия, чтобы эта новость как можно быстрее стала достоянием общественности. Хочу сообщить также, что специальным постановлением ООН с завтрашнего дня открывается южный блокпост для всех желающих вернуться в город. Пусть люди возвращаются, занимают пустующие дома и начинают жить мирной жизнью.

— Как вам такое решение, парни? — возбужденно выкрикнул Кисенгер, явно понимая, что его заявление станет сегодня событием номер один на всех новостных каналах мира.

Услышав последнюю фразу, Анна Сирош закрыла рукам рот, чтобы громко не закричать, а затем прошептала:

— О, боже. Что они творят?

Она посмотрела на своего соседа в поисках поддержки.

— Через южный блок-пост в город могут войти только грузины. Это их сторона. А как же осетины и те, кто остался в городе? Их же всех уничтожат! Они устроят всем кровавую бойню!

— Хм, не знаю, как для всех, но тому парню не повезло, это точно, — проворчал ее сосед, — Ежу ведь понятно, что завтра все, кто войдет в город, будут заняты его поисками. Не сомневаюсь, что на него будет устроена настоящая облава, а наши коллеги-журналисты превратят это дело в красочное ток-шоу.

Мужчина почесал подбородок:

— Интересно, чем же он так насолил Кисенгеру? И вообще, что это за парень, которого он так боится, что не может достать сам, и в то же время, хочет достать его чужими руками.

Занятый своими мыслями, он не успел отреагировать, когда Анна приподнялась, отодвинула в сторону пластмассовое кресло и со словами «я не могу здесь больше находиться, подонки!», выбежала на улицу, зажимая рот рукой, словно останавливая рвотные позывы. «Простите, мне душно. Мне надо выйти на воздух».

Соседу ничего не оставалось делать, как пожав плечами пробормотать «ох уж эти женщины! впечатлительные натуры!» и, взяв со стула забытый ею диктофон, выйти за ней следом.

Через минуту в пресс-центр вошел майор связи объединенной группировки в сопровождение двух вооруженных солдат. Солдаты встали у откидного полога палатки на караул, перегородив выход, а майор, скорым шагом, не обращая ни на кого внимания, прошел через центральный проход к Гарри Кисенгеру, наклонился через стол и прошептал ему на ухо несколько слов.

— Что?! — У Кисенгера глаза выскочили из орбит. — Да, вы своем уме!? Вы понимаете, что говорите!?

В зале сразу же установилась гробовая тишина. Все превратились в слух. Офицер снова наклонился к Кисенгеру и повторил свою фразу.

— Ничего не могу поделать! Чрезвычайная ситуация. Это распоряжение главнокомандующего. Приказано всех журналистов задержать в пресс-центре и не выпускать до особого распоряжения, а вам срочно явиться в штаб для получения дополнительных указаний.

Только во второй раз ему не удалось сказать это настолько тихо, чтобы его слышал только советник по делам национальностей. Из зала тут же послышались возгласы:

— Мы что, арестованы? Это неслыханно! Вы понимаете, чем это пахнет?

Кто-то, попытавшись проверить слова на практике, встал и пошел к выходу, но был бесцеремонно отодвинут назад молчаливым спецназовцем-негром.

Майор повернулся лицом к залу и прокричал:

— Господа журналисты, не провоцируйте солдат. У них приказ стрелять на поражение во всех, кто попытается выйти из пресс-центра. Просим всех сохранять спокойствие. Все это в целях вашей же безопасности. Ужин будет доставлен прямо сюда.

— Майор, скажите хоть, что случилось?

— У меня нет таких полномочий, но думаю, что мистер Кисенгер получит всю информацию и обязательно поделиться ею с вами.

Майор наклонил голову и посмотрел на Кисенгера.

— Идемте, Гарри. Генерал Джонсон приказал доставить вас как можно быстрее.

О том, что случилось нечто неординарное, Гарри Кисенгер понял сразу, как только вышел из палатки пресс-центра. Этого просто невозможно было не заметить. Над мертвым городом, там, где по идее должно было быть черно-звездное приморское небо, стояло огромное золотое зарево. И зарево это переливалось гигантскими буквами. Зрелище было фантастическим и ужасным. Буквы были непонятные — то ли иероглифы, то ли древние письмена — но они о чем-то кричали, говорили, убеждали. Уже через секунду Гарри Кисенгер поймал себя на мысли, что готов стоять и смотреть на этот свет целую вечность, пытаясь разобрать смысл этих букв, и что несмотря на то, что вокруг стояла тишина, он слышит эти буквы, эти слова внутри себя. Что-то знакомое, родное и одновременно непонятное, пугающее, строгое, было в них. Как будто лицо матери и слова отца над колыбелью младенца.

— Гарри, не смотрите туда, — сказал майор, положив ему руку на плечо. — Это может быть каким-нибудь новым оружием русских, воздействующим на подсознание. Генерал приказал вам остерегаться прямого визуального контакта со светом до выяснения его природы.

Гарри вздрогнул и с трудом отвел лицо в сторону.

— Когда это появилось? — спросил он.

— Часа два назад, — ответил майор, взглянув на часы. — И яркость света постоянно растет. Еще полчаса назад свет был как от мощного прожектора, а буквы можно было рассмотреть только в бинокль. И вот видите, что сейчас.

— Вижу! — Гарри потребовалось собрать волю в кулак, чтобы не кинуть в сторону города еще один, хотя бы короткий взгляд…

Дорога до штаба занимала от силы десять минут, но внутри броневика Кисенгер успел прийти в себя, собраться с мыслями и поэтому, когда он вошел в зал оперативных совещаний, то даже попытался шутливо поприветствовать генерала:

— Добрый вечер, Джонсон, если, конечно, он добрый.

Генерал Джонсон на шутку не отреагировал. Он взял в руки пульт от большого монитора, висящего на стене, и ответил:

— Благодарю вас, Гарри, что не замедлили явиться! У нас мало времени! Я могу начинать сеанс?

— Не за что, — ответил ему Гарри. — Да, конечно, начинайте.

Генерал нажал кнопку, и на стене загорелся плазменный экран большого монитора. На экране последовательно загорелись сначала заставка «космическая связь», потом — «идет загрузка» и, наконец на экране появилось лицо барона фон Клюге, руководителя Департамента национальностей при ООН, непосредственного начальника Кисенгера. На овальном столе, напротив Джонсона и Кисенгера стояли ноутбуки со встроенными видеокамерами. Они были хорошо видны барону фон Клюге, находившемуся в своем кабинете на другом конце света. Ну а им, соответственно, отлично был виден он.