Две полоски. Двойная ошибка - Ольга Дашкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаешь, а ведь у меня уже стоит, реально. Но заметь, ты еще одета, не отсасываешь Шаху.
– Мне тебя поздравить? – наглый и дерзкий вопрос вырвался сам собой.
– Даже не знаю. Начнем?
Так он еще не начал?
Снова сглатываю, но во рту сухо, а ладони мокрые от пота, как и спина. Снова засмотрелась на его ресницы и ямочку на щеке, а потом остановила взгляд на губах.
Ждала вопроса. Но вышло все иначе.
Разворот, звук расстегивающейся молнии платья, и вот я в одном белье и черных колготках напротив вальяжно расположившегося в кресле Шахова. Повел подбородком, сделал последний большой глоток алкоголя, убрал бокал и начал расстегивать рубашку.
Оля! Очнись, Устинова!
Тебя сейчас будут трахать, а ты стоишь столбом, как на кружке хореографии, и Эмилия Витольдовна сейчас треснет по плечам указкой, потому что я недостаточно ровно, с ее точки зрения, держу спину.
Сейчас она мной бы гордилась, но я не понимаю, что вообще происходит. Нет, есть конкретное объяснение, я могу подобрать слова, но эмоционально, происходящие, не укладывается в голове.
Пытаюсь прикрыть грудь и удержать на месте уже расстегнутый лифчик, но Марк, схватив за шею, прижимает к себе, накрывает одну грудь и громко шепчет на ухо.
– Если ты будешь дергаться и сопротивляться, Шах сделает больно.
– Я хоть как сделаю больно.
– Он шутит.
– Нихуя.
– Вы хотели поговорить, я отвечу на все вопросы, отпусти.
– Нет, уже не могу, я же говорю, стоит.
Аргумент так себе, мне от него ни холодно ни жарко. Я вообще сейчас словно нахожусь в какой-то сумеречной зоне, не могу четко обозначить эмоции и чувства. Не могу определить, как мне сейчас.
Прошло много лет, а я все помню, и именно эти такие яркие воспоминания меня страшат. Не могу сказать, что тогда было насилие, но тогда не было выбора, они не дают его и сейчас. Может, это оно и есть, то самое насилие, которое я вновь готова стерпеть? Получая при этом несколько крышесносных оргазмов и теряя контроль над собственным телом.
– Вопросов много, но их можно отложить. Хороший секс с красивой и умной девушкой с красным дипломом из прошлого никому не помешает.
– Давайте никто ничего не будет делать, и вы оставите меня в покое.
– Надо было раньше кричать «караул».
Мужчина обводит пальцами сосок – он моментально твердеет, ведет пальцами по груди, отчего по спине бегут мурашки, а я напрягаюсь. Лучше бы мы говорили, я бы все рассказала, даже то, чего не было. Но бежать надо было раньше, он прав, как только я почувствовала неладное и увидела знакомые до боли лица.
– От тебя вкусно пахнет, и ты слишком красивая для шлюхи, я уже говорил это?
– Да, – мой тихий ответ.
Шахов, уже скинув рубашку, встал с кресла, расстегнул ремень и ширинку брюк, приспустил их, освобождая свой стояк, сжимая член в руке, провел по нему несколько раз.
Дежавю? Паранойя? Бред? Как назвать все происходящее сейчас?
А может, моей слабостью на передок и голодом по хорошему сексу? Не просто вялым телодвижениям и облизывания в нужных местах, а именно сексу, который может быть крутым, опасным и фантастическим без чувств. Никогда не думала, что такое возможно.
Вздрагиваю от треска нейлона на ягодицах, Марк рвет тонкую ткань одним движением, делаю шаг вперед, но упираюсь в Шахова. Под моими влажными ладонями упругие мышцы, он, как и тогда, словно высечен из камня, татуировок стало больше, а вот креста на шее нет.
– Если вдруг окажется, что ты на самом деле шлюха, эскортница или проститутка, я сверну тебе шею и выброшу в лесополосе. Потому что я ненавижу всю эту шваль.
Клим давит пальцами на щеки, причиняя боль, другой рукой забирается в трусики. И целует, жадно всасывая мои губы, кусая их, чувствую привкус крови, он бьет по рецепторам, и мой мир переворачивается с ног на голову.
Сзади другой мужчина, его руки на моих ягодицах, а губы скользят по шее. Наглые пальцы Шахова проникают во влагалище, охаю, не хватает воздуха, задыхаюсь от эмоций.
Ментально передаю привет отчиму, его прогнозы насчет моей судьбы начинают сбываться. Но у меня нет даже сил дать сопротивление или отпор, он все равно будет подавлен. Бежать некуда, если только разбить лбом панорамные окна с видом на ночную Москву, но такая некрасивая смерть не по мне.
Глава 14
Я бы дала всему определение – сумасшествие.
Мое. Их. Наше общее.
В каких ситуациях двое мужчин станут трахать одну девушку, при этом она как бы не против? Забавы ради? Развлечения? Пощекотать нервы? Потешить самолюбие? Но Шахов и Аверин совсем не похожи на тех людей, что делают это с завидной регулярностью.
Впрочем, что я знаю о них?
Да и сопротивлялась я плохо, отвратительно плохо. Нужно было бить по яйцам, как учил Чех, на нем я и отрабатывала те приемы, которыми так ни разу и не воспользовалась. А еще в кадык тыльной стороной ладони и в лодыжку.
Но нет, я стояла, как овца, что-то блеяла, а сейчас кусаю губы, сдерживая стоны от того, что происходит на тринадцатом этаже одной из элитных высоток «Москва-сити».
Царапаю кожу на груди Шахова, впиваясь в нее ногтями, причиняя ему такую же боль, что и он мне своим поцелуем. Я закусываю свою кровь терпким алкоголем, понимая, что уже сдалась.
Слабая, безвольная, голодная женщина, но, скорее всего, только так я могу отвлечь их от расспросов и не дать узнать о сыне.
Ну, так решила моя глупость и наивность.
А по сути, это было фиаско.
– Да сними ты уже это все с нее, а то порву!
Дают глотнуть воздуха, Шахов не сдержался, порвал белье, разорванные трусики вместе с колготками болтаются на щиколотках. Четыре руки шарят по телу, они гладят, давят, сжимают, дразнят.
Все вместе делаем несколько шагов в сторону дивана, теперь в губы впивается Марк, повернув меня к себе лицом, а Клим, заставляя прогнуться, проводит пальцами по открытой промежности.
– И чего ты так сопротивлялась и строила из себя хрен пойми кого? Мокрая и голодная кошка.
Я действительно чувствую сама свою влагу, а еще откровенные касания, пальцы мужчины, что натирают клитор. Они то проникают в меня, растягивая, надавливая там, внутри, на какие-то даже мне незнакомые точки, то снова гладят.
Почему до них
