Воронка - Алексей Филиппенков

— Но кто в него стрелял, вдруг свои же? — спросил Вернер.

— А это уже никого не волнует. Возможно, это раненый ползет обратно, возможно, такой же, как мы, засевший в воронке при атаке, но нервы его не выдержали. А, не дай бог, это вражеская атака в ночи, и единственный выход — это стрелять на поражение, для собственной же безопасности. День и ночь действуют пулеметные расчеты, солдаты отдыхают, а пулеметчики сменяют друг друга. Судя по звуку, стрелял ваш, немецкий пулемет.

Люди в очередной раз принесли жертву богу войны. Они всегда гибли на войне за королей или правителей, которых они и в глаза не видели. Для Вернера армия представлялась довольно странным институтом. Он не мог связать все ниточки непонятных мыслей в своей голове. Человек, бегущий на пулемет, знает ради чего он бежит? ради родины? ради близких? А может, ради Хайнца? но если бы не амбиции нескольких государственных лидеров, то и не пришлось бы умирать вообще. За что нам воевать? За тех, кто когда-то унижал и избивал тебя в университете, но испугался теперь отдать свой долг? романтическая душа этот Вернер: все должно быть хорошо, все должны быть добрыми, отзывчивыми, вечно помогать друг другу. Но только здесь, на войне он стал понимать всю правду этого мира. Там, в Йене люди живут, не зная о событиях, происходящих здесь. Конечно, кроме тех, кто интересуется газетами или ходит смотреть последние события в кино, под громкую речь человека сзади зрительного зала, который озвучивает последние мировые события, сопровождая это все картинкой на экране: «Сегодня немецкая армия заняла Шарлеруа», «Британская армия потеряла около девятнадцати тысяч человек за первый день боев на Сомме, это небольшая победа для Германии в этой войне». Разве мог Хайнц, охмуряя девушек с мужеством в душе, знать, что настоящие мужчины Германии сейчас здесь, на фронте, а он просто трус, раз не вызвался добровольцем. Или дураки те, кто идут на фронт? Их могут убить сегодня, завтра, и лежи ты в земле, никого не будет волновать твоя смелость, и всем будет наплевать, почему ты пошел сюда. Что лучше? отсидеться на гражданке, жить обычной жизнью, попивая пиво в пабе, или делить один окоп со своими братьями по оружию и вшами, ожидая каждую секунду снаряд в свою сторону? каждый из вариантов имеет плюсы и минусы, и грань этого выбора очень острая: выбрав не то, можно очень пожалеть, а ценой выбора будет жизнь. Сколько солдат возвращается домой без ног, без рук, с изуродованными лицами, с искалеченными судьбами — а ведь каждый из них хотел вернуться домой живым. Каждый солдат, идущий на войну, надеется, что он выживет. Каждый. Война не терпит героев, выскочек. Все эти выскочки первыми отправляются домой в сопровождении почетного караула, и путь их завершается маленьким клочком земли в каком-то неизвестном городе, с крошечным букетом и эпитафией. Здесь важно только одно: быть сдержанным, осознавать всю ситуацию и действовать с ясной головой. Возвращаясь домой с фронта, только ты будешь знать войну, только ты будешь слышать до конца своих дней эти стоны, эти крики раненых, эти имена убитых, которые будут уходить все дальше и дальше в историю. Только ты будешь слышать разрывы снарядов и сигналы людей, предупреждающих о них. Все это будет постепенно утихать в твоем сознании из года в год, но никогда не забудется. Твоя память и твой слух — словно ракушка, навсегда запомнившая море, которое заменят боль и стоны. Оставаясь в одиночестве, ты всегда мысленно будешь возвращаться в то время. И умирая стариком в теплой постели, ты будешь уносить с собой часть истории, имена, судьбы. Война — это не только разрывы и смерть, это и должное понимание между людьми, поддержка до конца своих дней, и не важно, откуда ты вытаскиваешь друга, — из траншеи перед атакой или из финансовых долгов. Хайнц всего этого не знал: для него показателем было выпить в пабе, надеть красивую рубашку и пройтись красивой походкой перед окружающими, показав им свое «Я», и они бы гордились им, гордились бы своим присутствием рядом с таким человеком, для них он был героем. А тот, кто видел лицо самой смерти, уйдет в конце тихо, чуть закрыв за собой дверь, и никто и никогда не узнает, что этот мир покинул какой-то солдат, который спас когда-то много жизней, который видел самое дно жизни, был на самом ее краю. Был там, где бродит сама госпожа смерть, забирая с собой судьбы в черную бездну, где все пропадают навсегда. Она забирает их молодыми, красивыми, полными надежд. Так что же легче выбрать? Мокрые и грязные окопы — или продолжать жить, не зная проблем, но зная одно: что жизнь будет долгая и по большей части счастливая? Здесь, наверное, каждый для себя сделает выбор сам.

Вернер держал в руке крестик, висевший у него на шее на веревочке, сильно сжимая его, и молился, выговаривая еле слышные молитвы и просьбы о помощи к Господа. Его семья была верующая, а особенно мать, которая навязывала свою веру как ему, так и отцу. Она, так же, как и семья Агнет, каждое воскресенье ходила со своими подругами в церковь — заодно и обсудить последние сплетни в городе и, конечно же, поворчать о неподобающем поведении своих мужей. Вернер не часто ходил в церковь, но Бог также был для него опорой и надеждой в жизни. Он верил, что где-то там есть Господь, который следит за всеми людьми и помогает в темные минуты, когда душа плачет и ей нужна помощь. Даже отправившись на войну, он взял с собой Библию, и она всегда была в его рюкзаке, она давала ему надежду и поддерживала.

— Кому ты молишься? — с ехидством спросил француз.

— Я молюсь Господу, месье. Ведь без него я не остался бы живым в такое время. Он ведет меня и помогает мне по жизни, — ответил Вернер.

— Кто это тебе так голову забил этой верой?

— Ну, ведь нельзя жить без веры. Ведь Бог есть, и без веры в него нам всем было бы труднее.

— Ты веришь в Бога только потому, что тебе нужно во что-то верить?

— Нет, месье, я просто верю, что Господь существует и ведет нас в нашем пути, — Вернер достал из своего рюкзака Библию и стал объяснять Франсуа все о божьей силе и о необходимости перечитывать эту книгу время от времени.

— Оглянись вокруг, солдат, где ты тут видишь Бога? он покинул эти края, и смерть окутала эту землю. Где твой Бог? разве ему помог твой Бог? — говорил Франсуа, показывая на мертвого Руди Баера, который лежал в воронке на спине, — глаза его были открыты, руки лежали на животе, рот был открыт, ноги были согнуты в коленях и повалены на бок.

— Значит, так нужно, месье. Его жизни было отведено столько времени, и Господь распорядился так, как посчитал нужным. Ведь всем нам даны испытания, с которыми мы должны справиться, и Господь ведет нас в нашей судьбе, помогая нам пройти их.

— Он помог твоему другу? Я не понимаю вас и никогда не пойму ваших демагогий о Боге. Что такое Бог? кто он? Старик, который сидит на облачке и указывает, кому как жить, тыкая пальцем, сверяя твою жизнь со списком из десяти нежелательных для тебя вещей? Ты сам хоть веришь в это? нужно жить реальностью, а не мифическими фантазиями. Ты рассуждаешь о Боге, сидя в воронке, возле людей, которые так же в него верили, и как он с ними поступил? Если твой Бог и есть где-то, то он очень кровожадный и злой, так как отбирает жизни лучших, а оставляет жить дураков и лентяев. Куда ни посмотри, самоубийством кончают только успешные, убивают успешных, добрых и хороших людей. А дураки живут и процветают, вставая во главе государств и устраивая вот такую игру в солдатики. Вспомни, из-за чего началась эта проклятая война. Почему твой Бог допускает все это, если он хочет для нас добра и ведет нас по жизни? Почему он отбирает у родителей детей, а у жен — мужей? Вы все говорите о добре, а где оно? То, что многие страны голодают, и люди не в состоянии обеспечить свою жизнь даже куском хлеба, — это добро? А может, то, что убили мою жену, — это работа твоего Бога, и он мстит мне за что-то? Я так любил свою жену. До нее я много ссорился с девушками, мы расставались, но ее я действительно ценил и благодарил Бога за то, что он подарил мне ее. И все это закончилось тем, что я сижу в этой долбаной воронке, а моей семьи больше нет, вот и весь твой Господь. Оглянись вокруг, это любовь твоего Бога? кого из вас ни спроси, вы все неудачи списываете на Бога.

Франсуа переходил на повышенный тон, заводясь и возбуждаясь от разговора. Вернер слушал его, не перебивая, боясь, что француз убьет его в гневе. Но когда Франсуа договорил, Вернер ему сказал:

— Я даже не знаю, что вам на это ответить. Я просто верю в него, и мне с ним легче. Ведь в мире много необъяснимых вещей, которые не одна наука объяснить не способна.

— Как мне сказал один мой знакомый, «не можешь объяснить, не лезь, а иначе впадешь в мистику», чем ты сейчас и занимаешься. Если ты не можешь объяснить различные обстоятельства, то так и надо говорить об их необъяснимости, но не о мистике, — отозвался Франсуа.