Двенадцать раундов войны - Сергей Самаров

— Если идти медленнее, как ты ходишь, мы доберемся до места только послезавтра. Терпи. Ты же тоже мужчина.

Имам Габисов терпел еще около часа. Потом выбрал камень рядом с тропой и даже не уселся, а упал на него, всем своим видом показывая, что сил для дальнейшего пути у него нет. Джабраил посмотрел ему в глаза и не увидел там воли, но увидел упрямство. Но не то, с помощью которого мог бы заставить себя идти, а то, с каким хотел бы заставить относиться к себе иначе.

И все же амир Уматгиреев проявил сострадание и объявил общий привал.

— Так быстро? — громко, видимо, специально для имама спросил гранатометчик Икрам Лорсануков. — Амир, я вот еще не только не устал, я еще и не разогрелся как следует. И другие, думаю, так же.

— Пятнадцать минут отдыха. После этого двинемся дальше. — И тихо добавил сидящему на камне имаму: — Не обижайся, уважаемый Гойтемир, но если ты и в следующий раз не вовремя сядешь, мы просто пойдем дальше. Встретим тот отряд, а на обратном пути заберем тебя, если не догонишь. Но лучше было бы, если бы ты догнал. Я вообще не понимаю, зачем ты пошел с нами. Мы вполне могли бы и без тебя сходить и привести тех моджахедов.

— Они знают меня лично. И пойдут только за мной. Если ты меня бросишь, тебя примут за врага и атакуют.

— Это их беда. Я привык убивать тех, кто меня атакует.

— Их больше. Они имеют большой боевой опыт.

— Тем больший позор им будет, и тем больше славы достанется мне. Но лучше бы ты все-таки сумел найти в себе силы и дошел. Мы и так из-за тебя двигаемся неприлично медленно. Мои моджахеды не привыкли так ползать.

Имам только вздохнул…

Когда война кончилась, когда пришла новая, уже российская власть, когда не стало уже Иорданца, Джабраил Уматгиреев тоже сложил оружие. Грозный начали бурно восстанавливать. Денег в это вкладывалось много. Наверное, и квартиру свою пусть не восстановить, но сменить на новую Уматгиреев смог бы. Он даже обращался в соответствующие инстанции. Но вопрос всегда сводился к одному. Когда Джабраил сдался властям, ему не смогли приписать никаких преступлений, хотя продержали две недели в камере с другими сложившими оружие. Хоть следователи и знали, что ничего не смогут ему предъявить, но не отпускали. И каждый день вызывали, но не на допрос. Ему в очередной раз предлагали вступить в ряды «кадыровцев». Нужен был авторитет бывшего известного боксера. И он каждый раз отказывался, потому что там, в горах и лесах, еще оставались те, кто не сложил оружие, и среди них было много его учеников, выпускников военно-религиозного учебного центра «Кавказ». Против них воюют «кадыровцы». Так неужели и Уматгиреев пойдет с ними убивать своих бывших учеников? Он учил их чести и мужеству. И старался собственным поведением подать пример. И хорошо их учил. А теперь покажет им, что он их предал? Нет. Это было выше сил и совести Джабраила. И он в очередной раз отказывался. Закончилось все тем, что его все-таки отпустили. Но и позже, когда он стал обивать пороги разных инстанций, добиваясь новой квартиры взамен разрушенной, ему припоминали эти многочисленные отказы. И, устав от этой беготни, он махнул на все рукой и уехал в родной райцентр. Мать тогда очень болела, жена с детьми звала. В поселке после двух войн не было своей школы бокса. Когда-то имелась, но в промежуток между двумя войнами перестала существовать. И Джабраил устроился работать учителем физкультуры в простую общеобразовательную школу. Надеялся начать возрождать поселковую школу бокса. Пусть сначала хотя бы в школьном спортзале. Но у него не было денег на то, чтобы купить перчатки, мешки, груши и все необходимое для тренировок. Обещали помощь местные власти, но предупредили, что не сразу. У власти были и более важные статьи расходования бюджетных средств. После войны, как всегда, требовалось многое восстановить и построить. Уматгиреев согласился ждать и вел пока простые уроки физкультуры. И сам себя поддерживал в спортивной форме. Каждое утро бегал кросс. Это его и подвело тогда…

Маршрут для утренней пробежки был традиционным — из поселка в сопки и без дороги между сопками, там, где меньше растительности и где не нужно без конца поворачиваться боком, чтобы проскочить между двух стволов. Впрочем, иногда, вспоминая былые тренировки, Джабраил специально бегал между стволов и увертывался от них, как увертывался бы от атакующего противника. Именно во время такой тренировки он и нашел в лесу человека. Из двух ран — на боку и на плече — обильно текла кровь. Сразу вспомнилось, что с десяток минут назад ему показалось, что где-то впереди звучат автоматные очереди. Он тогда прислушался на бегу, но больше ничего не услышал. И решил, что треск веток под ногами принял за отделенную стрельбу. И побежал дальше.

Бородатый и, кажется, давно не умывавшийся человек лежал на спине, откинув одну руку далеко за голову, второй зажимая рану на боку, словно пытаясь остановить кровотечение, потому что вместе с кровью его покидали силы. Уматгиреев осторожно подошел ближе.

Раненый приподнял голову и открыл глаза. Лицо было незнакомо, но взгляд этих глаз показался знакомым. Может быть, они когда-то и встречались. И вдруг человек позвал:

— Джабраил… Помоги мне…

Но усилие, затраченное для произнесения нескольких слов, отняло слишком много сил. И голова раненого бессильно откинулась.

Он встал перед раненым на колени, подложил под затылок свою большую ладонь и приподнял бессильно запрокинутую голову. Глаза опять открылись.

— Меня ловят. Джабраил, помоги мне спрятаться…

— Ты знаешь меня? — спросил Уматгиреев.

— Помню тебя… Я у Иорданца служил…

Как бы ни проклинали современные представители власти Хаттаба, у самого Джабраила об Иорданце остались только хорошие воспоминания. Да и не только в этом было дело. Если человек просит о помощи, ему нельзя отказать, даже если этот человек — враг. А этот… Этот раненный, обессиленный человек не был врагом Уматгирееву. И сразу вспомнилось, что жена его по профессии хирургическая медсестра. Она одна сможет помочь этому мужчине. Жена дома. Значит, надо нести раненого домой. Джабраил уже приноравливался, как бы поудобнее взять этого человека, чтобы не причинить ему боль, но тут за спиной послышался голос:

— Стоять! Не шевелись. Стреляю при первом резком движении.

Джабраил встал, поднял руки, но не высоко, примерно так, как поднимал их, принимая в бою стойку, и только после этого неспешно обернулся.

К ним подходили трое «кадыровцев». Автомат первого смотрел прямо в грудь Уматгирееву.

Этот первый, видимо, и был главным.

— Кто такой? Что ты тут делаешь? — Взгляд «кадыровца» перебегал с Джабраила на раненого и обратно. — С ним встречался?

— Я пробежку совершал. Я каждое утро здесь бегаю, — сказал Джабраил. — Слышу, стонет. Только вот подошел…

— Местный, что ли?

— Местный. Учитель физкультуры в школе.

Раненый снова застонал. Глаза его были открыты, но, кажется, он был без сознания.

— Опять стонет…

— Отстонал он уже свое. Я ему говорил, что от меня не уйти. Не поверил. Здесь и подохнет.

Второй «кадыровец» резко и зло стащил с плеча раненого лямку рюкзака. Заглянул внутрь.

— Здесь больше миллиона будет…

— В баксах? — спросил третий.

— Не в рублях же…

— Машину себе новую куплю, — сказал главный. — Давно сменить хочу…

Ствол автомата ушел от груди Джабраила и повернулся в сторону головы раненого.

— А этот… — второй кивнул в сторону Уматгиреева. — Свидетель…

— Нет человека — нет свидетеля…

Джабраил понял, что говорят о нем. И без проблем догадался, что первая очередь достанется раненому, а вторая ему. Но он стоял в боксерской стойке, и ствол автомата не смотрел ему в грудь. Руки автоматически выдали классическую «двойку»[12]. Сразу скачок через раненого и еще два удара — боковой и апперкот[13]. И все закончилось. Все три противника лежали без движения. Но Джабраил хорошо помнил, что представился им учителем физкультуры. Теперь найти его нетрудно. Это заставило его поднять автомат и дать три коротких очереди. И только потом склониться над раненым.

— Где они? — Раненый пришел в себя.

— Их больше нет. Как зовут?

— Гайрбек.

— Их больше нет, Гайрбек. Я убил их. А сейчас отнесу тебя к себе домой. Моя жена тебе поможет.

— Она врач?

— Она хирургическая медсестра.

— Мой рюкзак. Там деньги. Это не мои деньги. Мне передать надо.

— Да. Они за рюкзаком и охотились, — почти равнодушно сказал Уматгиреев. — Уже почти делить начали. Хорошо, что на него отвлеклись. Я успел кулаками поработать.

Он забросил лямку рюкзака себе за плечо и взял Гайрбека на руки. Тело раненого оказалось очень легким.

— Пойдем через лесок и огороды, чтобы никто не видел. Соседи заметят, ничего. У меня хорошие соседи. Не предатели…