Короли Бурбона (ЛП) - Дж. Уорд

— Будь серьезным, Тулейн.

Боже, он ненавидел, когда Шанталь произносила его имя: «Tууууууулееееейн». Во имя всего святого, это было два слога, а не три сотни.

— Я вполне серьезен, — сказал он.  — Пришло время покончить с этим.

Шанталь медленно глубоко вздохнула.

— Я знаю, что ты расстроен из-за бедной старой мисс Авроры, и говоришь вещи, которые на самом деле не имеешь в виду. Я поняла. Она очень хороший повар… и такого очень, очень трудно найти.

Он заскрежетал зубами так, что ему показалось, что зубы искрошатся.

— Ты думаешь, что она просто повар.

— Ты говорил, что она твой бухгалтер?

Господи, почему он никогда...

— Эта женщина значит для меня больше, чем та, которая выносила меня.

— Не будь смешным. Кроме того, она черная…

Лейн схватил Шанталь за руку и дернул ее к себе.

— Не смей говорить о ней в подобном тоне. Я никогда не бил женщин раньше, но гарантирую, что я выбью из тебя дерьмо, если ты проявишь к ней неуважение.

— Лейн, ты делаешь мне больно!

В этот момент он понял, что горничная застыла в дверном проеме комнаты для гостей, держа в руках стопку сложенных полотенец. Она склонила голову и поторопилась уйти прочь, он оттолкнул Шанталь подальше от себя. Находясь в плохом настроение, впился взглядом в коридор, по которому быстро скрывалась бегунья.

— Все кончено, Шанталь, если ты не заметила.

Она сжала руки вместе, словно в молитве, но он не купился ни на секунду. Поддельные плаксивые попытки ее голоса не поколебали его, она прошептала:

— Мне кажется, что мы должны работать над нашими отношениями.

— Согласен. Этот брак должен завершить свое мучение. Это действительно работа.

— Ты имеешь в виду совсем другое.

— Черт возьми, я имею ввиду именно то, что сказал. Найди себе хорошего адвоката или… так или иначе, ты все равно уйдешь отсюда.

Слезы. Большие толстые слезы, которые заставили засиять ее голубые глаза, как бассейн, наполненный водой.

— Ты не можешь быть таким жестоким.

«Но как бы ни так, она то как раз может быть жестокой», — подумал он. И ему действительно во всех деталях следовало придерживаться брачного контракта, но очень жаль, так грустно, да и фиг с ним. Хорошей новостью было то, что всегда можно было все решить количеством денег, даже если она предъявит ему иск, он сможет выплатить его за год или два.

— Я собираюсь поговорить с матерью, — сказал он.  — А затем позвонить Самуэлю Т. Возможно, он сможет подготовить бумаги для тебя к ужину сегодня вечером.

Ииииии просто, как по волшебству, железные коготки появились снова, глаза высохли.

— Я уничтожу тебя и твою семью, если ты начнешь этот процесс.

Она не знала, что уже разрушила его жизнь. Она стоила ему Лиззи... и многого другого. Но он собирался остановить свои потери на этом, черт побери.

— Будь осторожна, Шанталь, — он не разорвал с ней зрительный контакт. — Я сделаю все, по закону и даже вне его, чтобы защитить то, что принадлежит мне.

— Это угроза?

— Простое напоминание — я Брэдфорд, моя дорогая. Мы заботимся о своих вещах.

Шагая прочь от женщины, Лейн постучал в дверь маминой комнаты. Хотя ответа не последовало, он шагнул в благоухающий люкс и закрыл за собой дверь.

Закрыв глаза, ему нужна была всего лишь минуту, чтобы уменьшить ярость, прежде чем он померяется силами в этом сомнительном воссоединении. Всего лишь секунда, чтобы вернуть себе самообладание. Просто...

Когда он снова открыл глаза, то обнаружил еще один атрибут, который остался совершенно неизменным.

Комната его матери фактически была такой же — в бело-кремовых тонах, как и всегда, с огромными окна с видом на сады, украшенные бальными портьерами из красного шелка, картины Максфилда Пэрриша (англ. Maxfield Parrish, 1870—1966) — американский художник и иллюстратор, знаменитый многочисленными работами на сказочные и мифологические сюжеты. Пэрриш — автор собственной живописной методики, которая заключалась в использовании лишь четырех основных цветов: синего, сиреневого, желтого и черного. Комбинацией из этих цветов он добивался нужного оттенка, а разделением слоев лаком — объемности изображения) светились, как драгоценные камни, на стенах, изысканный французский антиквариат слишком дорогой, чтобы сидеть на нем или использовать должным образом, стоял по углам. Но ничто из этого не задерживало на себе взгляд, чтобы произвести неизгладимое впечатление, как первоначально задумывалось.

Вот кровать с балдахином в глубине спальни была настоящим экспонатом. Сверкающей и великолепной, с балдахином, почти таким же, как Балдахин Бернини в базилике Святого Петра, на массивном постаменте размером с огромную платформу, с резными колоннами, которые поднимались ввысь и верх, украшенный водопадами, ниспадающего бледно-розового шелка. И на этой кровати лежала она, Вирджиния Элизабет Брэдфорд Болдвейн совершенно неподвижно, но хорошо сохранившаяся, как святая, ее длинное, тонкое тело было погребено под обилием атласных одеял и пуховых подушек, бледные светлые волосы уложены в прекрасную прическу, лицо накрашено, хотя она никуда не собиралась и даже не была в сознании.

Рядом с ней на мраморной столешнице витиеватого комода с изогнутыми ножками стоял с десяток оранжевых флаконов с белыми крышками и надписями, располагаясь аккуратными рядами, словно взвод солдат. Он понятия не имел, что было в них и, скорее всего, она тоже этого не знала.

Она была своего рода Южной Санни фон Бюлов (Санни фон Бюлов (урождённая Марта Шарп Кроуфорд, 1931—2008), наследница железнодорожного магната, вышла замуж за Клауса фон Бюлов (б. 1926), который был признан виновным в попытке ее убийства с помощью инсулиновой передозировки, но приговор был отменен из-за апелляции. Второе расследование показало, что он не виновен, после того, как эксперты высказали мнение, что не было никакой инъекции инсулина, а симптомы были вызваны чрезмерным использованием рецептурных препаратов, что ввергло её в вегетативное состояние до конца жизни.), если не учитывать отца, который никогда не пытался ее убить. По крайней мере, не физически.

Этот ублюдок нанес другие виды повреждений.

— Мама, дорогая, — сказал он, шагая к ней. Он приблизился и взял ее прохладную, сухую руку с тонкой как бумага кожей и голубыми проступающими венами. — Мама?

— Она отдыхает, — раздался голос.

Женщина лет пятидесяти с рыжими волосами и бело-серой униформе медсестры вышла из гардеробной. Она идеально вписывалась в декор, и он бы не удивился, если бы его мать наняла ее только на этом основании.