Биология просветления - Уппалури Кришнамурти

Я осознаю мысль, когда мое внимание, или осознавание, нарушается. Но внутри нет никакого мыслящего. Верным было бы сказать, что мысли создают мыслителя, когда они пускают корни внутри вас. Но здесь мыслям не позволяют остаться и пустить корни, они просто уходят, так что мыслящий вообще не проникает в твое существо.

Хислоп: Откуда вы знаете, что ушли от структуры общества или мысли? Что побуждает вас говорить, что подобное произошло?

У. Г.: Откуда я это знаю? До этого я создавал этот рубеж в моем сознании; но сейчас больше нет никаких рубежей. Так что в каком-то смысле можно сказать, что я стал частью целостной структуры. Я знаю, что это звучит парадоксально. Я часть этого в том смысле, что для меня важно все, не какая-то особая вещь, идея или человек. Здесь нет выбора и потому нет каких-то особых отношений и таким образом все отношения одинаковы.

Но что такое отношения? Жизнь имеет отношение ко всему. Вы имеете отношение ко мне, а я – к вам. Мы связаны отношениями как два человеческих существа, и это все отношения, которые я знаю. В этом смысле все это «вхождение» и «выход» происходит одновременно. Став индивидуальностью, ты стал частью целого. Так как в моем сознании нет никаких барьеров, никаких границ, я стал единым со всем, что меня окружает. Не то чтобы ты пытался стать единым со всем. Ум мыслит и говорит о единстве жизни, о том, чтобы стать единым с жизнью и тому подобное. Но здесь это не является ментальным или психологическим усилием. Движение жизни там, вовне, создает движение здесь, внутри; например, движение листика вызывает движение и в тебе. Это движение жизни, это и есть единство со всем, что тебя окружает.

Жизнь – это движение. Имеет ли оно направление? Риши Индии говорили, что нет никакого направления. Но это не имеет для меня значения. Меня волнует только жизнь, только движение. Я осознаю только движение, так что как меня может волновать ее направление или ее смысл или цель? Эти вопросы для меня не существуют. Я знаю, так как даже в безмолвии здесь есть движение. Вся жизнь вокруг меня движется, и это вызвало и движение во мне. От мгновения к мгновению я движусь с этой жизнью… и направление меня не волнует. Здесь нет ни прошлого, ни будущего, это просто постоянное движение. Пока есть движение вокруг меня, есть движение и внутри меня; а когда движения вокруг нет, есть только потрясающее безмолвие, подобно тишине в долинах. Это просто аналогия, а не философская концепция.

Хислоп: У меня другой вопрос. В прошлый раз вы говорили, что у вас было ощущение, что вы будто стоите на скале, на краю обрыва, а на другой стороне вершина, и затем вдруг не было больше ничего, и вы обнаружили себя в этом состоянии бытия. Я не совсем это понял.

У. Г.: Память об этом постепенно стирается (говорит с длинными паузами). Мне кажется, они обсуждали сравнивающий ум. Царило безмолвие; это ум осознавал безмолвие, то было не просто осознавание. Когда Кришнаджи сказал: ««То, что есть» – и есть сравнивающий ум», это меня потрясло. Это было мое состояние: то, что есть. Это не было абсолютным безмолвием. И я подумал: «Что я наделал? Четырнадцать лет назад, в 1953-м, у меня был опыт этого великого безмолвия, и я оттуда не сдвинулся ни на дюйм».

На следующий день он сказал, что в этом безмолвии есть энергия, и мое тело вибрировало, оно было похоже на водоворот энергии. А затем, в последний день, он сказал, что в этом безмолвии есть действие, и казалось, что он предоставляет слова для того, чтобы описать мое состояние. Но затем я подумал, что если в этом состоянии есть действие, то я бы никогда это не узнал. Как мне его узнать? Разве ум проецирует это состояние? Подобные вопросы все продолжались и продолжались.

Если действие должно произойти, тогда это безмолвие – действие, и это действие я не мог бы знать. Так что одновременно воздействовали два образа – и это были не две разные вещи, это было одно и то же – и это мешало чему-либо происходить. Это ударило меня в мгновение, и вдруг все это прекратилось.

Вопрос исчез.

Как будто стоишь у пропасти и думаешь, что есть какое-то место, где можно ее перепрыгнуть. Однако невозможно перепрыгнуть долину и оказаться на вершине горы, и некому тебя подтолкнуть, так как сзади никого нет, и прыгнуть не можешь, так как это невозможно – когда это происходит, ты каким-то образом прыгнул, но на самом деле ты не прыгал, и гора вместе с вершиной исчезли; там нет никакой вершины.

Виктория: Эти идеи о горе и вершине очень интересны. Они создают в нас ожидание, и мы ищем это нечто и чувствуем, что движемся к нему; но сам этот поиск вершины становится препятствием и мешает нам понимать реальность. Поэтому пока у нас есть представление того, что есть нечто, чего нужно достичь или понять, это противоречит реальности жизни как таковой. Как говорит Кришнаджи, сама идея ожидания чего-либо – отказ [от реальности].

У. Г.: Мы используем эти концепции как стимулы, но они действуют как наркотик для ума. Ум этого хочет; иначе невозможно жить без этих концепций. Ум создает эти концепции, и мы живем в них, и это именно то, что мешает этому произойти. Ум проецирует этот страх и мешает вам прыгнуть; это не вопрос смелости. Никто вас не подтолкнет, а прыгнуть вы боитесь. Страх исчезает, только когда ума нет. Ум есть страх. Это замкнутый круг. Как вы или кто-либо еще может положить этому конец? Это невозможно. Потому и говорят, что необходима милость, или удача. Дело не в том, что я такой великий или потрясающий человек, что это должно случиться именно со мной; нет, это может случиться с любым.

Хислоп: Возможно, чтобы это случилось со всеми?

У. Г.: Это возможно для всех. Не думаю, что нужны какие-то особые качества или особое обучение. Это может произойти как с хорошим человеком, так и с мошенником. Мораль или добродетель не имеют к этому никакого отношения.

Я не понимаю, как это происходит, но когда происходит, тебе конец; это неописуемое состояние бытия. Но какой толк обществу от такой индивидуальности? Никакого! Это как цветок – на него можно смотреть или делать с ним что хотите, но цветок просто есть – и все.

Хислоп: Давайте вернемся к вопросу о наблюдателе и наблюдаемом. Вы говорите, что исчезает и наблюдатель, и наблюдаемое, и вместе с тем в другой ситуации вы говорите, что есть только наблюдатель без наблюдаемого, и вы говорите о том, как тогда действуют чувства. А в другом случае вы говорите, что наблюдатель также исчезает!

У. Г.: Потому что воздействие случается. Как ты осознаёшь наблюдаемое? Благодаря осознаванию. Когда нет осознавания, то и этого тоже нет. Нет ни наблюдаемого, ни наблюдателя. В этом состоянии и происходит воздействие. Осознавание не знает, что имеет место. Только когда воздействие приводит, например, к состоянию блаженства, или как вы там его называете, оно начинает это осознавать, и каждый раз все по-другому. Это ум хочет назвать это состояние Экстазом, Блаженством, Любовью, Истиной, Реальностью и тому подобным.

Хислоп: А бывает, что наблюдатель отделен от наблюдаемого?

Барри: Если вы полностью поглощены созерцанием цветка, вы не проецируете собственное мнение или знания о нем. Вы так поглощены этим «смотрением», как говорит Кришнаджи, что от него не отделены.

У. Г.: Видите ли, наблюдатель – это ум. Ум создал это состояние интенсивности, но когда вы применяете слово «интенсивность», складывается впечатление, что это глаза интенсивно смотрят на цветок. Однако это не так. На самом деле это ум смотрит на цветок с интенсивностью, а не глаза. В этом разница.

Это ум создал эту ситуацию. Один образ смотрит на другой, и эти отношения мы называем интенсивностью. Но когда смотрят глаза, нет никакой «интенсивности». Глаза не называют то, на что они смотрят; это делает ум.

Так как глаза видят вещи такими, какие они есть, нет никакого установления различий, сравнения, называния и прочего. Это именно ум сравнивает, называет одно более красивым, чем другое, более умным и тому подобным.

Барри: А как насчет действия мысли? Предположим, вы находитесь в месте, где зимой очень холодно, – разве у вас не будет плана действий?

У. Г.: Это животный инстинкт, и он также в нас сидит. Разве я не думаю о том, чтобы переехать в более теплое место на зиму? Но что делать, если я не могу отсюда уехать? Я просто останусь здесь; я буду ощущать, что сегодня довольно холодно, вот и все. В этом разница.

Барри: Я бы пошел и нарубил дров для камина и заранее подготовился бы. Разве это не мышление?

У. Г.: Возможно, я поступил бы так же – попытался бы согреть помещение. Но если ничего сделать нельзя, то что же тогда делать? Видите ли, когда оказываешься в этом состоянии, все расставляется по своим местам; это очень просто, а не сложно, как мы думаем.