Воспоминания склеротика - Борис Смирнов

      Однако судьбе было угодно, чтобы я не стал артистом еврейского театра. Это был 1948 год. Мы все радовались и гордились, узнав об образовании государства Израиль, тем более, что Советский Союз признал его одним из первых. Но после приезда Голды Мейер в Москву, когда в синагоге старые евреи устроили настоящий митинг с криками: - мы ждали тебя три тысячи лет. После того, как российские сионисты подняли голову, в столице начались весьма неприятные истории. Сталин с таким положением дел не хотел мириться. Убийство Михоэлса уже совершилось ещё до всех этих событий. А тут пошли разговоры о закрытии еврейского театра. В начале сорок девятого года мы разъехались на зимние каникулы, а когда вернулись, театр был закрыт, великий актер Вениамин Зускин и ряд его коллег арестованы. Арестован был и директор нашего училища Беленький, а само училище расформировано.

      После столь неудачной попытки получить профессию актера я вернулся домой. Некоторые студенты нашего училища были приняты в другие театральные учебные заведения. Я и не пытался этого делать. Во-первых, у меня не было никаких связей, а во-вторых, мама себя очень плохо чувствовала после сложной операции по удалению груди и тяжелого лечения.

      В Симферополе, ежемесячно меняя работы, не находил ничего интересного. Единственное, что приносило радость, это возврат в театральный коллектив Дома учителя. Ребята там подобрались веселые и дружные. Нас связывала не только совместная работа и любовь к театру, но и теплые приятельские отношения.

      В летний период мы выезжали на обслуживания посевной, а затем и уборочной компаний, группами, под эгидой Дома народного творчества. Руководил этим делом некий Юрий Михайлович Бергер. Он, как организатор, занимался обеспечением всех питанием и ночлегом. Ну, с ночлегом было просто. У нас с собой подушка, тонкий матрац и легкое одеяло. Так что, после концерта, разложив наши постели прямо на сцене, мы вповалку укладывались спать и спали, как короли, на мягких перинах. А ещё лучше было расположиться на душистом сене, где видна вся вселенная, смотреть на черное небо, усыпанное звездами, и мечтать о будущем. С питанием было сложнее. В конторе колхоза нам выписывали продукты, которые имелись на складе, и мы удовлетворялись тем, что приносил наш заботливый руководитель. Однажды, кроме хлеба, молока и меда, но довольно в большом количестве,  ничего не принесли. Мы сели в кружок, поставив медный таз с медом в середину, и приступили к трапезе. Поскольку ничего другого не было, мы наелись меда до тошноты. После ужина, как и полагается, вышли на улицу покурить.  Но что же такое случилось? От табака во рту медный привкус. Я сначала подумал, что это пачка папирос порченая, но оказалось, что то же самое ощущают и мои товарищи. Несколько дней мы не могли курить, справедливо полагая, что во всем виноват мед из медного таза, ну уж, а на сам мед очень долго и не смотрели.  Наш руководитель  переживал за нас, но попытался  компенсировать моральный ущерб тем, что по возвращении из поездки рекомендовал меня в качестве актера в Крымский областной театр кукол. 

КУКЛЫ

Вернее, так: для зрителя это чудо ожившего

предмета; для актера радость его оживления.

С. В. Образцов

Игра куклы – это чудо оживления неживого.

     Театр кукол в Симферополе находился в здании бывшего кинотеатра «Пионер», который ещё раньше, то есть до войны, назывался «Юнгштурмом». После телефонного звонка Бергера я вошёл в маленькое здание театра, или вернее, в служебную его часть. Руководство, в лице директора Трушкина и главного режиссера Андрея Петровича Трапани, не заботясь о том, чтобы я запомнил этот день, встретило меня очень дружелюбно и ласково. Как я понял позже, мне и не нужна была протекция.  Дело в том, что, не только в тот период, но, пожалуй, и по сегодняшний день, театр кукол остро нуждается в мужском актерском составе. Вечно не хватает, как это принято говорить в театре, «штанов».  После прослушивания ко мне подбежали мои будущие коллеги и, как будто мы уже знакомы сто лет, потащили меня на репетицию спектакля «Дашенька»  в инсценировке Александры Шуриновой, создателя Крымского театра кукол. Пьеса была сделана  по народной сказке «Морозко». Оказывается, уже не первый день шли репетиции без исполнителя роли Деда Мороза, текст которого читал своим тонким и нежным, почти женским голосом, режиссер. Все надеялись на чудо, без которого спектакль не мог быть закончен. Этим чудом оказался я. У меня, надо сказать, был довольно приятный и сильный лирический баритон. К тому же я неплохо пел. Слух и ритм отличные (я успешно сдал в своё время экзамены в музыкальное училище) и хороший диапазон. Так что, я с одинаковым успехом мог позволить себе, валяя дурака, петь и «варяжского гостя», и «индийского». Работа над спектаклем ещё шла за столом. И актеры, совершенно искренне, выражали свой восторг по поводу моих способностей и радостно поздравляли меня с прекрасным началом в их творческом коллективе. А когда заведующий музыкальной частью попробовал со мной песню Деда Мороза, то все пришли к выводу, что такого дурачка упустить никак нельзя. Никто не спрашивал моего согласия. Мне подсунули лист бумаги и я, в каком-то опьянении, смутно представляя, чем всё это может окончиться, написал заявление о приеме на работу. В течение первого месяца, пытаясь работать с куклой и беспрерывно опуская руку от ноющей боли в её мышцах,  я подал десяток просьб об увольнении. Главный режиссер их мгновенно рвал и без всяких объяснений отправлял меня на репетицию, где я в новом спектакле «Сармико» играл главную роль, несмотря на то что кукла в моих руках была похожа скорее на калеку, чем на героя. Устав бороться с главным режиссером больше, чем от репетиций, я, несмотря на боль в пояснице от высоко поднятой руки,  смиренно согласился терпеть. Мне уже было всё равно, как ведет себя кукла, соблюдает ли она нужный уровень, то есть, как говорили кукольники, «держит пол», смотрит ли она на партнера или в потолок, запрокинута вправо или влево. Помощник режиссера (в симферопольском театре их называли бригадирами) Николай Николаевич Раневский мне говорил: -- что ты так переживаешь? Медведей учат на велосипеде кататься, а ты со временем будешь водить куклу наизусть. -- Конечно, он был прав. Но мое желание уйти было связано не только с тяжестью освоения куклы, дело в том, что я не видел особого интереса в работе. Конечно, тот восторг, который я испытал на спектаклях Образцова, остался в моей памяти. Особенно «Обыкновенный концерт», как тогда ещё назывался известный спектакль, да и гоголевская «Ночь перед рождеством». Всё это вводило меня в сомнение, и я, в конечном итоге, решил смириться и посмотреть, что будет дальше.