Ангельское личико - Лили Феррари

Марионетта услышала топот бегущих ног, затихший где-то в стороне Фриз-стрит. Кричала она сама. Рука была мокрой. Девушка все еще боялась пошевелиться. Она поняла, что шептал ей человек с характерным гнусавым голосом: мол, теперь Аттилио на нее и не взглянет, ни один мужчина на нее не взглянет… Она узнала этот голос. Все еще в ужасе, Марионетта смотрела вслед напавшему на нее мужчине, который давно скрылся из виду. А когда отняла руку от щеки, то задрожала, увидев, что с нее капает кровь.

Кто-то бежал к ней. Это оказалась девушка, работающая барменшей в «Дог энд дак».

— Что с вами? — спросила она. — Я слышала крик… — И замолчала, узнав Мариоиетту. — О, приветик, Нетта, это ты здесь… — Девушка вдруг осеклась, уставившись на ее лицо.

Марионетта подняла голову и протянула к ней окровавленную руку.

— Анна, — сказала она, — Анна, помоги мне.

Но Анна с округлившимися об ужаса глазами попятилась и закричала:

— Твое лицо, Нетта! Твое лицо! — Ее несмолкающий, полный страха крик эхом отозвался в самых дальних уголках аллеи, но тут милосердная темнота опустилась на Марионетту, и она упала на землю.

Глава третья

— Ну, мне не слишком понравилось, — заявил Марио, раскрывая зонтик, когда они вышли из вестибюля «Одеона» в сырость Лейстер-сквер. — Кроме Джин Симмонс, разумеется.

— Да ладно тебе! — Марионетта шутливо подтолкнула брата. — Тебе не нравится, потому что там нет сотни песен в исполнении Марио Ланца!

Он фыркнул.

— А ты утверждаешь, что это лучший фильм года, поскольку там играет Дерк Богард.

Она взяла Марио под руку, и они под одним зонтиком, тесно прижавшись друг к другу, направились в Сохо.

— Я еще могу изменить свое мнение, — улыбнулась Марионетта, — ведь еще только март! А, здравствуйте, миссис Рокка, как поживаете? — Она на секунду приостановилась, заставив себя улыбнуться. Меньше всего ей сейчас хотелось болтать с бывшей соседкой Сильвии, даже если бы не было дождя.

— Добрый вечер, Марионетта, — ответила старушка и более благосклонно взглянула на Марио. — Слышала твое соло в церкви на той неделе, Марио. Просто замечательно.

Тот подтолкнул сестру, сохраняя серьезное выражение лица.

— Благодарю вас, миссис Рокка. Я стараюсь.

— Старается, надо же! — Миссис Рокка с насмешливой улыбкой повернулась к своей спутнице, еще одной пожилой женщине в мокрой косынке. — Это сын синьора Перетти, знаете, тот, который поет в церковном хоре.

Марио начал вежливо оттеснять сестру в сторону.

— Извините, миссис Рокка, мы немного торопимся…

— Какие-нибудь новости о Сильвии? — крикнула старушка вслед Марионетте, решив не позволить молодым Перетти так легко от нее отделаться.

Марионетта вздохнула и остановилась.

— Никаких, миссис Рокка. Я не видела ее уже много месяцев.

— А… Жаль. Такая хорошая семья.

— Нам пора идти, миссис Рокка. Приятно было встретиться! — Марио тащил сестру прочь. — Надо же, как я врать умею! — пробормотал он довольно громко.

— Марио! — одернула его шокированная Марионетта, когда они бежали по залитой дождем улице, скрываясь от назойливой соседки. — Нельзя быть таким грубым!

— А, плевать! — Красивое лицо брата исказилось от гнева. Он пнул ногой мусорный ящик, и крышка свалилась на землю. — Глупая склочная старуха!

— Она жила рядом с Сильвией, не забывай.

Но Марио все не успокаивался.

— Она чертовски хорошо знает, что случилось с Сильвией! Она была среди тех сук, которые выгнали ее из квартиры!

Марионетта вздохнула.

— Что им еще оставалось? Сильвия совсем распустилась. Начала приводить мужчин в квартиру. Они должны были что-то делать.

— Она одна из нас! — В свете фонаря Марио выглядел настоящим итальянцем. С возмущением он воскликнул: — Они не должны были выбрасывать ее на улицу!

Марионетта похлопала его по руке. Брат казался моложе своих восемнадцати лет.

— С Сильвией все в порядке, — проговорила она спокойно. — Я ее видела на Шафтсбери-авеню. Кто-то сказал мне, что она сняла комнаты на Лайзл-стрит и наняла горничную. Она живет неплохо по всем статьям.

Брат мрачно рассмеялся.

— Ты хочешь сказать — неплохо для проститутки.

Марионетта старалась забыть ту Сильвию, которую она однажды вечером мельком видела на улице, — бледное, усталое лицо в обрамлении меха (давняя мечта Сильвии). Она выглядела убитой, несмотря на новое пальто и дорогую завивку, и очень одинокой. К своему вечному стыду, Марионетта спряталась в подъезде, чтобы избежать встречи со старой подругой, и оттуда наблюдала за маленькой фигуркой, направляющейся к Чаринг-Кросс-роуд. Унылое зрелище.

— Интересно, встречается ли она еще с Лино, — произнесла Марионетта вслух.

— Каким Лино? — заинтересовался Марио.

— Ривальди или Ринальди? Не уверена. В школе он был на класс старше. Работает в «Изола Белла».

— Он ухаживал за Сильвией?

Сестра пожала плечами.

— Сильвия ему всегда нравилась. Он жил в квартале Ньюпорт, но так часто болтался около наших домов, надеясь увидеть Сильвию, что миссис Рокка однажды прогнала его метлой. — Она улыбнулась воспоминанию. — Но не думаю, чтобы он встречался с ней сейчас.

Марио все еще кипел.

— Все равно, этой старухе нечего было вмешиваться. Выгнала Сильвию на улицу, а теперь, видите ли, хочет знать, как она!

Марионетта промолчала и крепче прижалась к брату. Марио злится не из-за неуместного любопытства миссис Рокка. Она слышала, как старуха шепотом проговорила им вслед:

— Бедная девочка. Такой ужасный шрам, совершенно ее изуродовал…

Марионетта уже привыкла к такого рода замечаниям и научилась не реагировать на них так, как брат. Она понимала, что люди вовсе не хотят быть жестокими. Просто, видя ее лицо, они пугались, вели себя странно, словно этот шрам, от угла глаза до рта, делал ее неполноценным человеком. Как будто она не была способна заметить выражение ужаса на их лицах, когда поворачивалась к ним изуродованной щекой. Девушка научилась делать вид, что все нормально, не замечать, как они смотрят на нее, открыв рты, или, что еще хуже, стараются не смотреть на нее и все равно смотрят на безобразный красный шрам. Она узнала, что если человек изуродован или инвалид, если он в какой-то степени не такой, как все, то именно ему выпадает задача облегчить жизнь другим, убедить их не обращать на твое уродство внимания, говорить утешительные слова, чтобы они не чувствовали себя неловко.

Никогда теперь она не отвернется при виде ветерана без ноги или руки или тех бывших летчиков с ужасными шрамами от ожогов, иногда заходящих в кафе. Сейчас ей казалось — у них есть нечто общее. Ладно, она не сражалась с немцами, но ей тоже приходится нести груз людской жалости, а это, несомненно, превосходит все ужасы войны. Что-то изменилось в Марионетте, она стала жестче, как будто потеряла невинность. И все по вине Моруцци.