Супершпионы. Предатели тайной войны - Гвидо Кнопп

Талантливый старшеклассник, переехавший со своими родителями в город Айзенах в Тюрингии, вскоре прочувствовал всеобщую политическую радикализацию на собственной шкуре. Сын евангелического, но вместе с тем социал-демократического пастора, худощавый Клаус в гимназии по сравнению со своими соучениками находился в трудном положении. Учителя и гимназисты старших классов в Германии традиционно не были поклонниками Веймарской Республики.

Письменное признание, которое двумя десятилетиями спустя напишет Клаус Фукс в офисе британского военного министерства содержит примечательный случай из его гимназических лет: «Мое единственное политическое действие, которое я припоминаю, произошло во время дня празднования провозглашения Конституции Веймарской Республики, когда подавляющее большинство учеников пришло в гимназию с кокардами цветов кайзеровского Рейха. Когда они заметили у меня кокарду с цветами Республики, ее у меня, конечно же, мгновенно сорвали.»

Откуда взялось это мужество плыть против течения, даже если его за это колотили всем классом? Ключом к этому проявившемуся еще в дни юношества самосознанию был переживший его самого образ отца — священника Эмиля Фукса, который навсегда остался самым важным для его детей.

«Мой человек всегда был не человеком церкви, но человеком Веры. Очень глубокой веры, веры, которую я уважаю, хотя и не разделяю.» Эти трезвые фразы из видеоинтервью Фукса «Штази» рассказывают о личности Клауса Фукса гораздо больше, чем обращенный за это время в железобетонный социализм ученый сам собирался выразить перед камерой.

Эмиль Фукс был центральной и постоянно доминирующей фигурой для всех своих детей. Набожный лютеранский пастор, который в 1912 году одним из самых первых евангелических священников стал членом немецкой Социал-демократической партии, перенес свои социалистические идеи как на своих двоих сыновей Герхардта и Клауса, так и на двоих дочерей Элизабет и Кристель. Кроме того, он настойчиво внушал им максиму Мартина Лютера о том, что во всех случаях нужно следовать лишь голосу собственной совести, что Клаус особенно близко принял к сердцу.

Его признание 1950 года начинается словами: «Мой отец был священником, и мое детство было очень счастливым. Решающим было то, что мой отец всегда поступал так, как он считал правильным, и он всегда говорил нам, что мы должны идти своим путем, даже если он с ним не будет согласен.»

Что с самого начала отличало «красных лис» («Фукс» по-немецки означает «лиса» — прим. пер.), как с самого начала называли Фуксов — как отца, так и сыновей — и за рыжий цвет волос и за политическую ориентацию, это была их способность к непоколебимости веры даже при самых враждебных нападках извне. Целая цепь совпадений посодействовала тому, что эта способность стала оружием «шпиона века».

Крупномасштабная фигура отца, кажется, заполнила и пустоту, оставленную матерью. О ней Клаус Фукс позднее никогда не проронил ни слова даже самым близким своим друзьям. В октябре 1931 года Эльза Фукс, обуреваемая патологической депрессией, покончила с собой. Она выпила соляную кислоту. Ее последними словами были: «Мама, я прийду.» Лишь намного позже семья узнала, что мать Эльзы тоже окончила жизнь самоубийством. Трагическая звезда и дальше нависала над женщинами этой семьи: одна из двоих сестер Клауса тоже сама лишила себя жизни, а другая попала в психиатрическую больницу.

Необычайный математический талант был замечен учителями в пусть политически неудобном, но очень прилежном Клаусе еще в старших классах гимназии. В 1928 году он завоевал премию города Айзенаха. После выпускных экзаменов талантливый сын пастора решил изучать физику в Киле, где Эмиль Фукс после смерти жены получил место профессора теологии в педагогическом институте.

Так Клаус Фукс стал жителем этого северогерманского портового города, где кроме него выросли еще две знаменитые фигуры из мира теней шпионажа: Рихард Зорге — русский супершпион в Токио, и Вильгельм Канарис, шеф военной разведки Гитлера, смертельно запутавшийся между сопротивлением режиму и исполнением долга.

В 1932 году английский физик Джеймс Чедуик в журнале «Nature»(«Природа») опубликовал работу о существовании неизвестной до сих пор составной части атома. Молодой студент физики в Киле Клаус Фукс, несомненно, не уделил этому внимания. Атомная физика еще считалась тогда экзотической побочной дисциплиной, а Клаус Фукс уделял больше внимания своей проснувшейся страсти к политике, чем лекциям и книгам. Но открытие Чедуиком нейтрона стала новой точкой отсчета в путешествии первооткрывателей в невидимый мир атома.

Еще в том же году физикам-атомщикам как в США, так и в Институте Кайзера Вильгельма в Берлине пришла в голову мысль, что путем «обстрела» атомного ядра новыми открытыми частичками можно освободить скрытую в нем огромную энергию. На горизонте все еще маленькой по всему миру семьи еще не особо признанных физиков-атомщиков, появилась возможность практического использования полученных знаний. Никто не знал, как она будет выглядеть, но то, что этим может быть освобождена гигантская энергия, предсказал еще Эйнштейн своей формулой в 1905 году.

В Киле Клаус Фукс был захвачен потоком гражданской войны между левыми и правыми в преддверии прихода нацистов к власти. Верный девизу отца — делать всегда то, что подсказывает совесть, Фукс сражался в рядах «Рейхсбаннеров» — полувоенной организации социал-демократов — против коричневорубашечников СА. Многие его политические друзья удивлялись самому факту, что худой очкарик с тонкими руками и ногами тоже воевал на улицах за цели социал-демократов. «Здесь я порвал с философией моего отца, ведь он был пацифистом», - вспоминал гордо он семнадцать лет спустя.

Хотя кровавая политическая борьба в Берлине шла и между самим левыми силами, это не так сильно отражалось на взаимоотношениях социал-демократов и коммунистов в отдаленном Кильском университете. Молодой активист «Рейхсбаннеров» Фукс, прилежно распространяя листовки, часто в спорах открыто становился на сторону коммунистов. «Рейхсбаннеров» злила такая открытая позиция по отношению к красным соперникам. Но лояльность или даже поддержание партийной дисциплины мало что означали для пылкого обожателя русских революционеров. Он спрашивал себя, какой смысл в том, чтобы им не бороться вместе против нацистов?

Решающий разрыв с СДПГ, партией его отца, произошел в 1932 году. Социал-демократы в связи с выборами рейхспрезидента отказались от участия своего претендента в пользу престарелого героя Первой мировой войны фельдмаршала Гинденбурга, чтобы предотвратить победу Гитлера — кандидата от НСДАП. Фукс в 1950 году объяснял это так: «Моим аргументом было то, что мы не сможем остановить Гитлера, сотрудничая с другими буржуазными партиями, а только путем единства рабочего класса. В этот момент я решил отвергнуть официальную политику моей партии и предложил себя в качестве оратора коммунистическому кандидату во время выборов рейхспрезидента.»

СДПГ исключила из партии недисциплинированного бунтаря. Через несколько дней Фукс пришел в кильское бюро КПГ и написал заявление на прием в партию, как, кстати, поступили в том же году все его братья и сестры. Они последовали зову своей совести. Если бы их отец сам не был бы старым социал-демократом, он мог бы гордиться своими детьми.

Быть коммунистом скоро оказалось в Германии опасным для жизни делом. В уважаемом Университете Кристиана Альбрехта в Киле студенты-нацисты устроили забастовку против ректора, верного идеям Веймарской Республики. Группы боевиков СА угрожали безопасности студенческого городка. Слухи о политических убийствах быстро распространялись среди напуганных левых студентов. Фукс отважно сопротивлялся торжествующим коричневорубашечникам, был сильно избит и брошен в реку.

Это было предупреждением для «красных лис». Семейный совет в связи с избиениями Клауса Фукса принял решение больше не говорить о политике. В «государстве фюрера» знания о партийной активности членов семьи могли стать для них опасными. Это важный момент в жизни Клауса Фукса — молчание и конспирация стали добродетелями, спасающими жизнь.

27 февраля 1933 года в Берлине вспыхнуло здание Рейхстага. Для нацистов пришло время кровавых расправ с их противниками. «После поджога Рейхстага мне пришлось уйти в подполье», - описывал Фукс начало жестоких чисток. «Мне повезло, что на следующее утро после пожара я рано покинул дом, чтобы на поезде приехать на встречу коммунистических студентов в Берлине. Это единственная причина, почему я избежал ареста. Я точно помню, как я открыл в поезде газету, и мне сразу стало ясно значение случившегося. Я знал, что теперь начнется борьба в подполье. Я снял с куртки значок коммунистической партии — «серп и молот», и засунул ее в карман.» Там ему пришлось лежать еще долго, ведь до того времени, когда Фукс снова признается открыто в своей приверженности коммунизму, пройдет еще 17 лет.