Три любви Михаила Булгакова - Борис Соколов

Наконец, все вместе – Балбачан. Эта фамилия всем киевлянам была хорошо известна. В это время происходила острая борьба Петлюры с гетманом. Балбачан была фамилия одного из петлюровских атаманов. Это было время, описанное позже Булгаковым в его романе «Белая гвардия» и в пьесе «Дни Турбиных» (в романе Балбачан выведен под именем полковника Болботуна. – Б. С.).

Так коммуна и жила. Каждый в ней работал или учился в своей области. И все было бы относительно спокойно, если бы ночью не случалось странное волнение и шум. Вставала Тася, одевалась, бежала в аптеку. Просыпались сестры, бежали в комнату к Михаилу. Почему? Оказалось, что Михаил был морфинистом, и иногда ночью после укола, который он делал себе сам, ему становилось плохо, он умирал. К утру он выздоравливал, но чувствовал себя до вечера плохо. Но после обеда у него был прием, и жизнь восстанавливалась. Иногда же ночью его давили кошмары. Он вскакивал с постели и гнался за призраками. Может быть, отсюда и стал в своих произведениях смешивать реальную жизнь с фантастикой.

А потом наступили грозные события: пал гетман, власть сначала захватили, а потом выпустили петлюровцы, пришла советская власть.

Работа венерического врача шла успешно. Только в последний месяц, когда в июле 1919 года большевики объявили поголовную мобилизацию, Булгаков проживал где-то в «нетях» на даче под Киевом. Этим он избежал мобилизации. С появлением добровольцев он опять пришел в квартире, но объявил, что оставаться в Киеве больше не намерен, а поедет на Кавказ, где поступит на военную службу. И булгаковская коммуна распалась. Миша хотел ехать со мной (Карум приехал в Киев, чтобы забрать из Киева жену и вместе с ней вернуться в Феодосию, где он преподавал в военном училище. – Б. С.).

Я пробыл в Киеве пять дней. На шестой я отыскал вагон, куда мы погрузились с Варенькой, Мишей и Тасей. Вагон прицепили к поезду, который шел в Таганрог, и 30 августа 1919 года мы двинулись в путь».

Скорее всего, Карум датирует здесь по старому стилю, по новому же это было 12 сентября. А 30 августа по новому стилю в Киеве еще были красные. Также нельзя исключить, что он вообще путает хронологию, сознательно или нет, а в действительности он мог приехать в город позже, уже после вторичного захвата города добровольцами в октябре. Если второе предположение верно, то исчезает нелепость, содержащаяся в утверждении, что Булгаков собирался поступить в Белую армию, но хотел это сделать именно на Кавказе. Почему на Кавказе? Ведь он мог свободно поступить в любую часть или учреждение, располагавшуюся в Киеве. Булгаков на советской службе в Киеве никогда прежде не состоял, и препятствий к поступлению в Добровольческую армию у него как будто не было. Другое дело, если Карум прибыл в Киев только в октябре, вскоре после вторичного занятия его добровольцами, а Булгаков появился в городе незадолго до него, перейдя от красных к белым во время октябрьских боев и уже поступив в какую-то белую часть или отряд. Тогда обращение Булгакова к своему зятю представляется вполне логичным. Как раз в октябре Деникин вынужден был перебрасывать многие части с Украины и из Центральной России на Северный Кавказ для борьбы с активизировавшимся там партизанским движением. Туда могли отправить и булгаковскую часть. В этих условиях Михаил вполне мог обратиться к помощи Леонида, чтобы максимально комфортно отправиться вместе с женой к новому месту службы – ведь до Таганрога Булгаковым и Карумам можно было ехать вместе.

Между прочим, Татьяна Николаевна иначе, чем Карум, излагала обстоятельства отъезда Булгакова на Кавказ: «Его мобилизовали. Дали френч, сапоги, шинель и отправили во Владикавказ. Я его провожала». Карум же утверждает, что служить белым Булгаков пошел добровольно и Тася уехала вместе с ним.

Отмечу также, что о жизни Таси и Михаила в Киеве в 1918–1919 годах Карум рассказывал главным образом со слов своей жены Вари, поскольку уже в конце декабря 1918 года вместе с младшим братом Михаила Булгакова Иваном отправился из Киева в Одессу, а потом в Новороссийск и вернулся в Киев только тогда, когда город заняли белые. Поэтому о том, что Михаил с Тасей прятались от красных на даче под Киевом, он мог узнать только от Вари. Но не исключено, что Леонид Сергеевич знал о службе Булгакова в Красной Армии, но не стал сообщать этот факт, дабы не компрометировать брата жены (факт службы в Красной Армии в сопоставлении с последующей службой у белых означал дезертирство). Он не хотел уподобляться автору «Белой гвардии», который создал очень узнаваемый портрет Тальберга-Карума, служившего сначала гетману, а потом белым.

Вероятно, такой же наркотический приступ, о котором говорит Карум, был запечатлен Булгаковым в «Белой гвардии» под видом ночного кошмара Алексея Турбина, раненого петлюровцами: «Турбин стал умирать днем двадцать второго декабря. День этот был мутноват, бел и насквозь пронизан отблеском грядущего через два дня Рождества… Он лежал, источая еще жар, но жар уже зыбкий и непрочный, который вот-вот упадет. И лицо его уже начало пропускать какие-то восковые оттенки, и нос его изменился, утончился, и какая-то черта безнадежности вырисовывалась именно у горбинки носа, особенно ясно проступавшей»; «Только под утро он разделся и уснул, и вот во сне явился к нему маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку и глумливо сказал: – Голым профилем на ежа не сядешь!.. Святая Русь – страна деревянная, нищая и опасная, а русскому человеку честь – только лишнее бремя. – Ах ты! – вскричал во сне Турбин. – Г-гадина, да я тебя. – Турбин во сне полез в ящик стола доставать браунинг, сонный, достал, хотел выстрелить в кошмар, погнался за ним, и кошмар пропал».

Тасе практика, полученная у мужа, пригодилась после развода с ним, когда она стала работать медсестрой.

Сам Булгаков гораздо позднее, в октябре 1936 года, заполняя анкету при поступлении в Большой театр, написал: «В 1919 году, проживая в г. Киеве, последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город». Фактически это замаскированное признание того, что писатель был мобилизован не только армией Украинской Народной Республики, но также и красными, и белыми – именно эти власти сменяли друг друга в Киеве в 1919 году до отбытия Булгакова во Владикавказ (хотя вопрос анкеты формально касался только «контрреволюционных» правительств, но Булгаков-то писал о «всех властях»).

В «Необыкновенных приключениях доктора» после пропуска части текста в дневнике герой возобновляет записи уже на Северном Кавказе, где доктор в рядах деникинских войск в качестве начальника медицинской службы 3-го Терского конного полка принимает участие во взятии Чечен-аула, причем это событие в рассказе отнесено к сентябрю. Писатель Д.А. Гиреев в свое время установил детальное совпадение сделанного Булгаковым описания боя за Чечен-аул и перечня участвовавших в нем частей белой армии с результатами позднейших исторических исследований. Действительно, тогда деникинской армии пришлось бороться с восставшими горскими народами, опасавшимися восстановления империи и ликвидации их фактически обретенной независимости в случае победы белых. Они объединились в имамат во главе со столетним Хаджи-Узуном, причем в союзе с ними действовали и отряды коммунистической ориентации. Но хронология событий в булгаковском рассказе искажена, причем вполне сознательно. В действительности 3-й Терский полк во взаимодействии с другими частями взял Чечен-аул не в сентябре, а в ходе боев 28–29 октября 1919 года. И Булгаков прекрасно помнил, когда именно это происходило. В дневнике в ночь с 23 на 24 декабря 1924 года он записал: «…вспоминал… картину моей контузии под дубом и полковника, раненного в живот.