Соблазнительница (роман) - Картер Браун

– Это начинает выводить меня из терпения, и я ничего не могу с собой поделать. – Я потер рукой затылок. – Час от часу не легче. Открывай дверь, дорогая, и давай, наконец, войдем в твою квартиру.

– Да, конечно. – Она снова облизнула губы, и ключ издал резкий царапающий звук, когда она вставляла его в замок. – Это ты меня нервируешь! – Она медленно повернула ключ и снова заколебалась.

– Ты позволишь мне войти первым? – вежливо спросил я.

– Ты так хочешь? – Она с явным облегчением посмотрела на меня.

– Нет, – ответил я, недобро усмехнувшись. – Спросил из чистого любопытства.

Как только она снова повернулась к двери, я вытащил свой кольт. Она распрямила плечи, а я, наблюдая за ней, позавидовал ее наставнику по актерскому мастерству. Наконец она сделала последнее из того, чего я от нее ожидал, – широко открыла дверь и вошла в квартиру. Препираться было некогда – я навалился на нее сзади, и мы оба тяжело рухнули на пол. Негромкий отрывистый звук – будто вылетела пробка из полуоткрытой бутылки шампанского – раздался откуда-то из глубины комнаты. Я оттолкнул рыжеволосую и стремительно перекатился по комнате, пока больно не стукнулся головой о ножку стола.

Замолчавший было пистолет выстрелил снова, совсем близко от меня прошелестели разлетающиеся щепки – должно быть, пуля задела стол.

Я слышал истерические всхлипывания Доун Деймон недалеко от себя, но ничего не мог для нее сделать – у меня пока были другие проблемы. Зажатый в руке кольт придавал бы мне больше уверенности, если бы я мог хоть что-то видеть в кромешной тьме. Я рисовал в уме ужасную картину – что этот малый нацепил очки с инфракрасными линзами и посмеивается надо мной. Каждый раз, когда я об этом думал, мое тело покрывалось гусиной кожей.

Канули в вечность минуты две. Горестные рыдания рыжеволосой стихли до приглушенных стонов – впрочем, достаточно громких, чтобы я не слышал ничего больше. Я медленно привстал на колени, затем выпрямился, рука моя дотронулась до гладкой поверхности стоявшего рядом стола. Мои пальцы нащупали основание настольной лампы и заскользили дальше, пока не обнаружили выключатель. Затем я нащупал на столе подставку для карандашей, сделанную из чего-то гладкого и тяжелого, скорее всего, из оникса. Я поднял ее и снова дотянулся до выключателя.

Если бы у меня было еще секунд десять, чтобы хорошенько подумать, я бы ни за что не сделал этого – логика говорила, что ничего глупее быть не может, ведь мне понадобилось бы по крайней мере три руки. Я переложил подставку в ладонь правой руки и неуклюже держал ее и револьвер вместе, а левую руку положил на выключатель.

Я поднял правую руку и неловко бросил подставку в зияющую кромешной чернотой пустоту, обступившую меня со всех сторон. Секунду спустя раздался грохот от падения чего-то бьющегося. Я крепко зажмурился, включил лампу и осторожно приоткрыл веки.

Комната была залита светом, особенно сильным после долгих минут полной темноты. Я прищурился, глядя на яркий свет, но он меня не слишком слепил. Оставалось надеяться, что зато он ослепил этого малого, – единственный шанс обнаружить его первым.

Стол стоял у стены гостиной, прямо передо мной была открытая арка, ведущая в кухню. Я видел все до мельчайших, ни к черту не нужных подробностей, – и разбитую подставкой вазу, и сырое пятно над кухонной дверью с облупившейся краской, – все, кроме парня с пистолетом.

Паника охватила меня, пока я безуспешно пытался разглядеть человека-невидимку. Краешком глаза я уловил какое-то движение и быстро обернулся. Огромное кресло было придвинуто к самому окну – и вооруженный малый прятался за ним. Когда внезапный свет ослепил его, он, должно быть, присел за спинку кресла, но теперь возвышался над ней, выпрямившись во весь небольшой рост. Одной рукой он все еще прикрывал глаза, я даже не мог разглядеть его лица – зато заметил его пистолет со странно удлиненным стволом, направленным в мою сторону, и этого было достаточно, чтобы мои рефлексы вновь заработали в нужном направлении.

Дробный треск моего кольта еще долго эхом раздавался по квартире после того, как я кончил стрелять. Я всадил убийце две пули в грудь, он дико замахал руками и стал валиться на спину, но за секунду до того, как его голова скрылась за спинкой кресла, третья пуля пробила аккуратную дырочку ему между глаз. Я выпустил еще одну пулю, пробившую кресло на уровне его груди, – это было уже излишне, но я не мог сдержать расходившиеся нервы.

Тишина звенела у меня в ушах некоторое время, затем я на негнущихся ногах прошел к окну. Я отбросил кресло с дороги, палец на спусковом крючке все еще дрожал в напряженном ожидании. Парень был, разумеется мертв. Он сидел позади кресла, прислонившись к стене спиной, с упавшей на грудь головой. Куда бы я ни посмотрел, всюду была кровь.

Я наклонился, сгреб в кулак его светло-желтые волосы и приподнял голову, чтобы разглядеть лицо. Из третьего черного глаза медленно сочилась кровь, но ее было немного. Физиономия знакомая, на ней практически отсутствовал подбородок, в последний раз я видел обладателя ее в коридоре особняка Гаса Терри. Мне показалось даже, что я слышу его фальшивый английский акцент, эхом прозвучавший у меня в ушах: “Все, что я могу сказать, – это скверный спектакль!” Я отпустил соломенные волосы, и голова снова тяжело опустилась на грудь, звук голоса у меня в ушах словно растаял. Кольт отправился назад в кобуру, а я побрел на другой конец гостиной, где моя рыжеволосая спутница с ввалившимися глазами поднялась наконец с пола и судорожно хваталась за край стола, пытаясь удержаться на ногах.

– Дэнни? – Она сделала жалкую попытку улыбнуться. – Я так рада, что это он, а не ты!

Я изо всей силы ударил ее по лживым губам, удар прозвучал намного громче, чем выстрелы из моего револьвера. Она потеряла равновесие, скользнула вдоль края стола и упала на пол. Я нагнулся над ней, обеими руками схватив за белый кашемировый свитер, и снова поднял на ноги.

– Нет! – взмолилась она, захныкав от боли и ужаса одновременно. – Пожалуйста!

– Ты подставила меня, – проскрежетал я. – Это дерьмо побоялось разговаривать со мной у Гаса, и ты привезла меня сюда, чтобы это пресмыкающееся вырубило меня, как только я войду в дверь. Из кромешной тьмы квартиры мой силуэт прекрасно был виден в дверном проеме, обрисованный сзади ярким светом с лестничной клетки!

– Дэнни, поверь мне, я не знала, что у него есть пистолет! – Плечи ее конвульсивно дернулись. – Я думала, они просто хотят припугнуть тебя, – так они сказали, клянусь!

– Кто сказал?

– Мистер Терри и этот уродец без подбородка. Я закурил и с минуту наслаждался ароматом сигареты, затем спросил:

– Когда это было?

– Сегодня, во время ленча. Мистер Терри сказал, что ты частный детектив без всякого стыда и совести, нанятый специально, чтобы досадить ему. Ты прикидываешься, что занят расследованием убийства Линды Морган, а на самом деле единственное, что ты должен сделать, – это попытаться навесить на него те же обвинения, какие были предъявлены ему пятнадцать лет назад – сводничество и тому подобное.

– Итак, ты утверждаешь, что согласилась помочь, поскольку была убеждена в полной бессовестности частных сыщиков, которых следует проучить? – зло спросил я.

Рыжая отвела глаза.

– У меня не было другого выхода, – тихо произнесла она. – Но они говорили, что хотят просто предупредить тебя, – может, слегка побить. Мистер Терри сказал, что этого будет вполне достаточно, чтобы напугать тебя до смерти. Мне нужно было подыграть тебе, какую бы дикую историю ты мне ни рассказал, и любыми средствами заманить тебя сюда.

Я с неохотой подумал, что оправдания ее звучат вполне правдоподобно.

– Почему у тебя не было выхода? – спросил я. Она с минуту колебалась, затем быстро сбегала в спальню. Через две секунды она вынесла оттуда лакированный портсигар.

– Вот почему, – почти беззвучно проговорила она, протягивая мне его.

Внутри лежало пятнадцать или около того сигарет, одного вдоха было достаточно, чтобы почувствовать запах наркотика.

– Марихуана. – Я закрыл портсигар и бросил его на стол. – Вон на какую приманку он тебя поймал?

– Да, – мрачно согласилась она.

– Но по-моему, марихуана сама по себе не формирует зависимость…

– Кто тебе такое сказал, папочка?

– Я слышал, – произнес я неуверенно. – Имеется в виду, что легче бросать. Привычка к героину намного сильней – страшная ломка и прочие ужасы, когда лишают наркотиков. Здесь этого нет, просто усилие воли – и ты освободился, бросил, и все. – Я лихо прищелкнул пальцами.

– А в чем же ты видишь удовольствие, папочка? – страстно выдохнула она. – Вести здоровый образ жизни и предпринимать долгие прогулки пешком каждый раз, когда эта жизнь опротивеет тебе до смерти? Занимайтесь теннисом! – передразнила она всеамериканскую провинциальную матрону. Ее заплаканное лицо выражало неприкрытую враждебность. – Да лучше я умру, чем опущусь до этого!