Ушедший мир - Деннис Лихэйн

Она открыла глаза, посмотрела на кровать, на старое кресло рядом со старым радиоприемником, на белые занавески, фарфоровую раковину и перевернутую, опрокинутую лампу.

– Люблю эту комнату.

– Я тоже ее люблю, – сказал он.

– Наверное, это самое счастливое… нет, это точно самое счастливое место, где мне доводилось бывать. – Она взяла его руку и поцеловала ладонь. Провела его рукой по своему лицу и по шее. Выпустила его и снова окинула взглядом комнату. – Но не надейся. Когда придет день и папочка скажет: «Ягодка, пора тебе уже подумать о будущем и передать славное имя Слоунов следующему поколению, нарожать детишек, чтобы было кому занять твое место, когда ты уйдешь», – я сделаю ровно то, чего от меня ждут. – Она поглядела на него таким пронзительным взглядом, что им можно было резать бронзу. – Еще как сделаю, сынок, можешь мне поверить.

Она ушла из мотеля первой. Джо давал ей фору в десять минут. Он сидел у окна, слушая новости по радио. Причал за окном поскрипывал без всяких видимых причин, должно быть от легкого бриза и от старости. Древесина была немилосердно погублена термитами, водой и сыростью. Первый же хороший ветер его повалит, первый же тропический шторм не оставит от этого причала даже воспоминаний.

На дальнем конце причала стоял мальчик.

А еще пару мгновений назад причал был пуст. Теперь уже нет.

Тот самый мальчик. Тот, который резвился под деревьями на декабрьской вечеринке. Джо почему-то был уверен, что увидит его еще раз.

Мальчик стоял к Джо спиной. Головного убора на нем не было. Торчащий вихор, который Джо заметил в прошлый раз, был приглажен, хотя прядь волос все равно вздымалась, словно согнутый палец. Волосы у него были светлые, едва ли не белые.

Джо поднял оконную раму и позвал:

– Эй, ты!

Теплый ленивый бриз гнал рябь по воде, но не трогал волосы мальчика.

– Эй! – снова окликнул Джо, на этот раз громче.

Мальчик никак не отреагировал.

Джо опустил голову и досчитал до пяти, рассматривая трещинки на подоконнике. Когда он поднял голову, мальчик стоял на том же месте и в этот миг как раз отворачивался от Джо. Как и в тот раз, когда Джо увидел его впервые, профиль ребенка был смазан, как будто черты его лица еще не оформились.

Джо вышел из номера, обогнул здание и направился к причалу. Мальчика не было. Просевшие доски скрипели еще сильнее. Джо представил себе, как их уносит волнами. Кто-нибудь построит новый причал. А может, и не построит.

Люди построили этот причал. Они вкапывали столбы, они отмеривали и пилили, сверлили отверстия и били молотками. Закончив работу, они первыми ступили на причал. Они гордились собой. Пусть не сильно, но точно гордились. Они решили построить что-то, и они построили. Нечто появилось, потому что они его создали. Сейчас они, скорее всего, уже поумирали. И причал последует за ними. Однажды этот мотель снесут бульдозеры. «Время, – подумал Джо, – можно лишь взять напрокат, владеть им нельзя».

Параллельно причалу, ярдах в сорока, тянулась песчаная коса, на которой росло несколько деревьев – островок-дитя, который прячется даже при самом маленьком приливе. Мальчик стоял там. Мальчик с белыми волосами, с неразличимыми чертами лица, развернулся к Джо, пристально изучая его закрытыми глазами.

Пока его не поглотили высокие камыши и тонкие деревца.

«Мало мне всего остального, – подумал Джо, – так теперь еще и привидение».

Глава восьмая

Фамильное сходство

Их планы вместе съездить в Рейфорд едва не рухнули, когда Джо вернулся домой из «Вечерней рюмки» и узнал, что у Томаса ветрянка. Мисс Нарциса, отправив мальчика наверх, расхаживала по дому в маске из влажного полотенца, закрывавшего рот и нос. Мисс Нарциса сообщила Джо, что не переболела в детстве ветряной оспой и не собирается подцепить ее теперь, в зрелом возрасте.

– Нет! – сказала она, вскинув одну руку, а другой бросая вещи в холщовую сумку, которую всюду носила с собой. – Нет, нет и нет.

– Конечно нет, – отозвался Джо, втайне надеясь, что она уже заразилась, – это была у него непроизвольная реакция на любого, кто отвергал его ребенка. «Надеюсь, ты вся будешь в пятнах».

Когда она доложила, что наготовила еды на три дня, поставила в холодильник, выгладила четыре его костюма и убрала дом, он напомнил себе, что она ценная помощница.

Стоя у двери, он спросил, стараясь скрыть отчаяние в голосе:

– Когда мы вас снова увидим?

Она обернулась, и ее плоская физиономия показалась ему особенно плоской.

– Когда он выздоровеет.

Джо, который болел в детстве ветрянкой, поднялся в комнату Томаса и сел рядом.

– Я так и знал. Ты вчера был какой-то вялый.

Томас перевернул страницу романа Дюма «Двадцать лет спустя».

– Я очень плохо выгляжу?

– Опусти-ка книжку, приятель.

Томас опустил книгу и повернулся к отцу лицом, которое выглядело так, будто его искусали пчелы, а потом оно обгорело на солнце.

– Отлично выглядишь, – соврал Джо. – Почти незаметно.

Томас прикрыл лицо книжкой:

– Ха-ха.

– Ну ладно, ладно. Выглядишь ужасно.

Томас опустил книгу и поглядел на отца, приподняв бровь.

– Нет, правда, – сказал Джо.

Томас поморщился:

– Вот в такие моменты я жалею, что у меня нет матери.

Джо выбрался из кресла, плюхнулся на кровать и лег рядом с сыном:

– Тебе больно, сынок? Хочешь, я принесу тебе теплого молока?

Томас шлепнул отца, и Джо принялся щекотать его так энергично, что книжка упала на пол. Джо соскочил с кровати, чтобы поднять ее. Потом подошел, собираясь отдать ее сыну, и прочел на лице Томаса странную неуверенность.

– Что случилось? – спросил он, уже не улыбаясь.

– Ты не мог бы мне почитать?

– Я?

– Ну, как раньше. Помнишь?

Джо помнил. Братья Гримм, Эзоп, мифы Древней Греции и Древнего Рима, Жюль Верн, Стивенсон, Райдер Хаггард и, конечно же, Дюма. Он поглядел на сына, пригладил волосы, стоявшие торчком на затылке.

– Конечно.

Он сбросил обувь, забрался на постель и раскрыл книгу.

Когда Томас уснул, Джо отправился в свой кабинет, в глубине дома на первом этаже. Именно по ночам, наедине с самим собой, он размышлял над тем, что сказал ему в пятницу в конторе охранник из Рейфорда. Джо понимал, что это нелепо – нет такого глупца, который попытался бы его убить, – и все-таки задергивал портьеры на французских окнах, хотя сквозь толстое стекло и из-за высокой стены вокруг дома вряд ли кто-нибудь сумеет рассмотреть его (если вообще увидит) с улицы.

Но если этот кто-нибудь, скажем, заберется на стену с винтовкой, то запросто различит за стеклом очертания его головы.

– Черт, – сказал он себе вслух, наливая в стакан из графина шотландский виски, – прекрати. – Он заметил свое отражение в зеркале бара, когда затыкал графин. – Слышишь? Хватит!

Он приказал себе отдернуть занавески, но не сделал этого.

Вместо того уселся за письменный стол, не собираясь ничего делать, разве что вспоминать последнюю встречу с Ванессой, когда зазвонил телефон.

– Черт! – Он снял ноги со стола и поднял трубку. – Алло.

– Это я.

Дион.

– Привет. Как дела?

– В данный момент хуже некуда, Джозеф.

– Объясни-ка поподробнее, Дионисий.

– А-а, понял, – хмыкнул Дион. – Ты хочешь, чтобы я называл тебя Джо.

– Причем всегда, мой дорогой сэр. Всегда. – Джо снова положил ноги на стол.

Они с Дионом дружили с тринадцати лет. Оба не раз спасали друг другу жизнь. Понимали настроения и мысли друг друга лучше, чем многие женатые пары. Джо знал, что из Диона получится в лучшем случае очень средненький босс – из хороших солдат всегда получились такие, а Дион был исключительно хорошим солдатом. Он знал, что Дионовы приступы ярости, пугавшие всех и раньше, со временем усугубляются, и те в их Кругу, кто поумней, их давно опасаются. Еще он знал – а об этом знали очень немногие, – что причиной перепадов настроения и приступов гнева было пристрастие Диона к кокаину, который они раз в месяц завозили из Боливии. Все это о своем друге он знал, и все же Дион действительно оставался его другом. Старинным другом. Единственным человеком, который знал его, когда он еще был чьим-то сыном, чьим-то младшим братом, когда он был еще зеленым, порывистым, несформировавшимся юношей. А он знал Диона, когда тот был куда веселее, толще и живее. Он скучал по тому Диону, но все же верил, что тот еще жив и где-то рядом.

– Слышал, что случилось в Браун-тауне? – спросил Дион.

– Угу.

– Что думаешь?

– Думаю, это Фредди Диджакомо, чертов болван.

– Может, скажешь мне то, чего я не знаю?

– Монтус – наше самое удачное приобретение за последние четырнадцать лет. С того самого дня, Ди, как мы с тобой в деле.

– Это точно.

– В нормальном мире мы бы принесли ему извинения за доставленное беспокойство. А Фредди в качестве епитимьи дали бы по тупой башке камнем и выбросили в залив.

– Верно, – сказал Дион. – В нормальном. Но двое наших погибли. Это необходимо обсудить. Собираемся на сходку завтра.