Хаос на пороге (сборник) - Антология

– Как это все связано с папой?

Быстрее, быстрее. Все слишком медленно.

– Я как раз к этому подхожу, – промямлил Ваксман, избегая смотреть ей в глаза. – Просто хотел объяснить все сначала…

– По-моему, вы просто тянете время, потому что вам стыдно за то, что вы сделали.

Тот осекся.

Умница.

Ваксман невесело усмехнулся.

– Да уж, вся в тебя. И такая же нетерпеливая.

– Вы собираетесь перейти к сути? – ледяным тоном, с напряжением в голосе спросила мама. Мэдди взяла ее за руку, и женщина судорожно сжала ладонь дочери.

Ваксман глубоко вдохнул и выдохнул.

– Хорошо, – с нарочитым смирением, ровным голосом проговорил он. – Дэвид был болен, это факт. Как вы помните, он умер во время операции. Вам сказали, что это последняя надежда, хотя шансы очень невелики.

Мама и Мэдди кивнули.

– Вы говорили, что из-за сложности операции ее можно сделать только в клинике компании, – добавила мама. – Мы еще подписали бумаги об отказе от претензий.

– Правда в том, что мы не пытались спасти жизнь Дэвида. Его болезнь достигла такой стадии, когда и лучшие врачи в мире ничего не смогли бы сделать. На самом деле мы прибегли к глубокому сканированию его мозга, чтобы сохранить нечто иное.

– К глубокому сканированию? Что это значит?

– Возможно, вы слышали об одном из амбициозных проектов компании – считывание нейронной структуры человеческого мозга и ее воспроизведение в виде программного кода. То, что психи из Института сингулярности называют «оцифровка личности». Нам так и не удалось…

– Скажите наконец, что вы сделали с моим мужем?!

Ваксман выглядел несчастным.

– Сканирование нейронной активности с такой степенью детализации… приводит к уничтожению самой ткани.

– Вы наживую резали его мозг?!! – Мама порывисто шагнула к Ваксману, который поднял руки, тщетно пытаясь защитить себя. Но экран ноутбука вновь ожил, и она остановилась.

Боли не было. Совсем, совсем, совсем. Но неизвестность впереди – ужасная, ужасная неизвестность впереди.

– Он умирал, – проговорил Ваксман. – Только абсолютно уверившись в этом, я принял такое решение. У нас был пусть крошечный, но шанс сохранить уникальный талант Дэвида, его интуицию, его гений, и мы не хотели…

– Вы не хотели терять своего лучшего специалиста, – перебила Мэдди. – Вы решили сохранить его в виде алгоритма, засунуть его мозг в банку. Чтобы он продолжал работать на вас и приносить вам деньги даже после смерти.

После смерти, смерти, смерти. СМЕРТИ.

Ужасно.

Ваксман молча опустил голову и закрыл лицо ладонями.

– Мы действовали с максимальной осторожностью. Для воспроизведения и компьютерного моделирования выбирались только те участки, которые мы считали связанными с проектированием интегральных схем. Наши юристы составили меморандум, где обосновывалась правомерность наших действий – ноу-хау является интеллектуальной собственностью компании, оно не было частью личности Дэвида…

Мама вновь едва не вскочила с места в негодовании, но Мэдди удержала ее. Ваксман испуганно моргнул.

– И что же, много вы еще из него выжали? – процедила мама.

– Сначала нам казалось, что все идет по плану. Искусственный интеллект, воспроизводивший извлеченные из мозга Дэвида профессиональные навыки и умения, функционировал как метаэвристический алгоритм, задававший направления поиска решений для наших программ. Эффективность оказалась очень высока, самому Дэвиду такая скорость и не снилась, к тому же в отличие от человека системе не требовался отдых.

– Но вы не ограничились только этим? Загрузили не только интуицию папы?

Свадебное платье – переплетение линий. Поцелуй – контакт. Прикроватная тумбочка, прачечная-автомат, дыхание зимнего утра, щеки Мэдди горят от ветра красными яблочками, две одновременно вспыхнувших улыбки – и тысяча других вещей, составляющих течение жизни, сложное и замысловатое, словно обмен данными между транзисторами в нескольких нанометрах друг от друга.

– Да. – Ваксман наконец поднял взгляд. – Алгоритм иногда давал сбои, возникали странные ошибки. Мы решили, что неточно определили нужные нам области сознания Дэвида. Мы начали подгружать в компьютер и другие, все больше и больше.

– И в итоге вернули к жизни его личность, – проговорила мама. – Вы воскресили его, заточенного внутри машины.

Ваксман сглотнул.

– Ошибки прекратились, но зато начались странные всплески сетевой активности. Сперва мы ничего не подозревали – для работы Дэвиду, то есть алгоритму, был необходим доступ к различным исследованиям в Интернете.

– На самом деле он пытался отыскать нас с мамой, – проговорила Мэдди.

– Но он не мог говорить, так? Воспроизвести области, ответственные за речь, вы и не подумали.

Ваксман покачал головой.

– Не то чтобы не подумали. Это было сознательное решение. Если ограничиться математикой, геометрией, логикой, топологией микросхем, вообще абстрактным мышлением, опасности нет – так нам казалось. Пока мы не затрагиваем области языка, речи, связанных с ними конкретных воспоминаний, это не касается личности Дэвида. Но мы ошибались. Мозг – голономная структура. Каждая его часть содержит в себе информацию о целом. С нашей стороны было самонадеянностью полагать, что мы сможем отделить технические знания от личности их носителя.

Взглянув на экран, Мэдди улыбнулась.

– Нет, вы ошиблись не в этом. Во всяком случае, не только в этом.

Ваксман в недоумении посмотрел на нее.

– Вы недооценили, как сильно папа нас любит.

– Первый раз такой большой помидор вижу, – восхитилась бабушка. – У тебя настоящий дар, Мэдди.

Стоял теплый летний день, и они все втроем работали в саду. Бэзил, помахивая хвостом, грелся на солнышке рядом с кустами томатов. Этот клочок земли в северо-западном углу участка несколько месяцев назад расчистили специально для Мэдди.

– Чем больше, тем лучше, – откликнулась она. – Папа говорит, нам надо научиться повышать урожайность, как только можно.

– Опять эти глупости, – проворчала бабушка, но продолжать не стала, зная, как внучка воспринимает недоверие к прогнозам отца.

– Пойду, покажу ему.

– Выгляни заодно – не доставили еще резервный аккумулятор, который Дэвид просил купить? – напомнила мама.

Не обращая внимания на качающую головой бабушку, Мэдди вошла в дом. Она открыла наружную дверь – на крыльце действительно лежала здоровенная коробка. Девочка с трудом затащила ее внутрь и оставила пока у лестницы в подвал. Сервер, содержащий в себе сознание папы, находился там. Внушительная черная махина с мигающими огоньками потребляла огромное количество энергии. «Логоритмс» и Ваксман не хотели отдавать, но Мэдди напомнила им, что случилось, когда они в прошлый раз отказались пойти ей с мамой навстречу.

– И не вздумайте оставить себе копии, – предупредила она. – Он вам не принадлежит.

По словам папы, скоро мог наступить день, когда понадобится и собственный генератор, и резервные батареи, и умение самим выращивать себе еду – чем больше, тем лучше. Мэдди не сомневалась, что отец прав.

Поднявшись в свою комнату, она села за компьютер и быстро с трепетом просмотрела свою почту. В эти дни ее страхи не имели ничего общего с жестокостью бывших одноклассниц. Отчасти Мэдди теперь даже жалела Сьюзи, Эрин и прочих и одновременно завидовала им. Занятые своими детскими играми, они даже не догадывались об истинном положении вещей, не представляли, что привычный мир вот-вот непоправимо и страшно изменится.

Пришел новый дайджест новостей – скорректированный вариант того, что папа составил когда-то для автоматического отбора по определенным темам.

* Авторитарный правитель страны-изгоя, по слухам, хочет обрести «цифровое бессмертие»

* Пентагон отрицает информацию о проекте «Супер-стратеги» на базе личностей умерших военачальников

* По прошествии года со смерти диктатора смягчения драконовской политики не произошло

* Новая система автоматического контроля на атомных станциях сделает участие человека излишним

Факты складывались в общую картину, хотя другим людям не дано было ее увидеть. Для них события оставались разрозненными и не связанными друг с другом.

Мэдди вызвала окошко чата. Бабушкин дом был теперь весь опутан высокоскоростной локальной сетью.

– Смотри, пап! – Она подняла помидор к камере над монитором.

Она знала, что некоторые стороны личности отца уже никогда не восстановятся. Он пытался однажды объяснить, каково это – существовать внутри машины, с пробелами и дырами в памяти и самосознании. Как он чувствует себя то неизмеримо выше обычного человека, то ниже последней железяки. Как бестелесность и свобода, которую она дает, смешиваются с постоянным болезненным чувством не-бытия, потери вместе с материальной оболочкой некой точки опоры. Невероятные возможности и в то же время – полная беспомощность.