Но кому уподоблю род сей? - Евгений Поляков

Однако, конечно же, найдутся люди, не желающие слушать никаких доводов в отношении даже мельчайших противоречий церковному преданию, наипаче же в отношении нашей работы. В этом нет ничего удивительного, ибо не напрасно же пророчество Павла: «Будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням.». (2 Тим 4:3,4).

В этой связи вспомним: «Другую притчу предложил Он им, говоря: Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем плевелы? Он же сказал им: враг человек сделал это. А рабы сказали ему: хочешь ли, мы пойдем и выберем их? Но он сказал: нет, — чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти то и другое до жатвы; и во время жатвы Я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите в снопы, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою.» (Мф 13:24-30).

Подавляющее большинство притчей, символов и аллегорий остается без прямого истолкования Писанием же. С этой точки зрения притча о плевелах представляет собой исключение: «Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего.» (Мф 13:36-40). Казалось бы, что все ясно — притча истолкована. Однако, обратите внимание, что на предложение рабов: «хочешь ли, мы пойдем и выберем их?», — домовладыка сказал: «нет, — чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти то и другое до жатвы.»

Сравним теперь сию притчу с церковной историей так, как она представлена самой церковью. Действительно, плевелов было много: гностицизм, монтанизм, манихейство, арианство, несторианство, учение Оригена, — мы перечислили лишь самые главные ереси, не упомянув еще с десяток других. Но, что характерно, все сии ереси неизменно искоренялись, а учение церкви всегда представлялось чистым от еретического влияния, а сама церковь непорочной. Церковь всегда побеждала ереси, а, между тем, из притчи о плевелах следовало бы, что плевелы должны расти наравне с пшеницей до жатвы — кончины века сего. Помимо этого церковь, если все-таки предположить ее непорочность, взялась за задачу, которую домовладыка запретил выполнять, повелев оставить расти то и другое. Нет ли тут какого-то несоответствия Иисусовой притче? А если, несмотря на поразительные успехи церкви в борьбе с ересями, прав все-таки Иисус, то что суть плевелы, которым должно пребывать до жатвы и которые и поныне пребывают?..

В качестве примера можно рассмотреть Оригена, формулировавшего свое учение в первой половине III века. Ныне, судя уже по тому, что некоторые формулы, являющиеся неотъемлемым достоянием церковного богословия, были впервые произнесены Оригеном, можно без особых сомнений составить представление о том, какую роль играл этот мыслитель и богослов в церковной истории IV и V веков. Конечно, были и несогласные с ним мнения, но Дух Святый, Который, как утверждается, водительствовал отцами в принятии важнейших решений по вопросам вероучения, никак не проявил Себя в смысле осуждения учения Оригена на первых четырех Вселенских Соборах. Может быть, Он был более озабочен осуждением Ария и Нестория? Так или иначе, но руки «непорочной» Церкви дошли до Оригена только лишь на пятом Вселенском Соборе (553), в решениях которого записано: «Если кто не анафематствует... Оригена с нечестивыми [его] сочинениями... да будет анафема.» Так был вырван очередной «плевел». Однако мы спросим, почему вдохновитель пятого Собора молчал на первых четырех? И еще спросим, не боялась ли «непорочная» церковь, выбирая плевелы, выдергать вместе с ними пшеницы? почему церковь боялась оставить расти то и другое до жатвы? или отцы пятого Собора почли себя жнецами на вплотную приблизившейся при кончине века жатве? И еще мы не можем не спросить: неужели же христианский закон — даже если и совсем закрыть бревнами глаза на запрет судить — менее справедлив, нежели закон иудейский, о котором сказано одним из фарисеев: «Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают. что он делает?» (Ин 7:51). Сии, впрочем, были слова фарисея, с мнением коего не надо, быть может, считаться, но вот слово Того, Который Один лишь верен (ср. Рим 3:4): «Как малого, так и большого выслушивайте,.. ибо суд — дело Божие.» (Вт 1:17). Выслушать Оригена, как понимает читатель, у отцов пятого собора не было возможности. Не было у них и желания прочесть Павла. Впрочем, Павел ясно показывает, что говорит это вовсе не для беззаконных: «Разве вы не знаете, братия (ибо говорю знающим закон), что закон имеет власть над человеком, пока он жив?» (Рим 7:1). И еще надо было бы прочесть такие слова: «никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя; а живем ли — для Господа живем; умираем ли — для Господа умираем; и потому, живем ли или умираем — всегда Господни. Ибо Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы (в отличие от закона] владычествовать и над мертвыми и над живыми. А ты что осуждаешь брата твоего? Или и ты, что унижаешь брата твоего? Все мы предстанем на суд Христов.» (Рим 14:7-10). Ну, да ладно, каким судом судили они, таким и будут судимы.

Вспомним и такое пророчество Павла: «Я знаю, что по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не жалеющие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут учить превратно, дабы увлечь учеников за собою.» (Деян 20:29,30). Павел не написал, но подразумевал, что «[сразу] по отшествии...» Отметим и еще, что волки все-таки суть не из среды самой церкви, но войдут извне — не Константин ли это великий? Так что плевелы, похоже, продолжают буйно расти, как о том и написано, заглушая пшеницу, и все развивается по предсказанному, включая и то, что, «отступив, некоторые уклонились в пустословие, желая быть законоучителями, но не разумея ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают.» (1 Тим 1:6,7).

К пустословию, о котором говорит Павел, мы, понятное дело, не можем отнести без разбора все, что так или иначе отсутствует в Писании. Но те догматы и каноны, которые явно не имеют в своей основе ничего общего со Священным Писанием или же, тем более, ему прямо противоречат, те измышления, которые приводят при игнорировании Писания к явной или скрытой, внутренней или внешней антитетичности, с неизбежностью, вызывающей упоминаемое Павлом неразумение предмета учения и извращение целостности и истинности утверждения, должны быть нами отринуты без всяких сомнений.

Является ли сие требование чем-то особенным, новым, лишь ныне нами вымышленным? Нет, конечно же, ибо еще и Павел увещевал, говоря именно о том, что измышляется человеками: «Братия! говорю по рассуждению человеческому: даже человеком утвержденного завещания никто не отменяет и т прибавляет к нему.» (Гал 3:15), — не тем ли более предосудительно изменять или отменять Завет Божий?! Апостол недвусмысленно призывал, «чтобы вы научились не мудрствовать сверх того, что напиcaно.» (1 Кор 4:6). Мудрствование же в рамках Священного Писания вовсе не возбранено ни Павлом, ни кем другим. Но еще много раньше Павла сказано: «Всякое слово Бога чисто; Он — щит, уповающим на него. Не прибавляй к словам Его, чтобы Он не обличил тебя, и ты не оказался бы лжецом.» (Прит30:5,6). Последнее сказано в первую, пожалуй, очередь для тех, кто по собственному произволу вводил в Писание «для ясности речи» слова, извращающие смысл богодухновенного текста.

Здесь, как нам кажется, уместно привести такие слова: «Люди истинно благочестивые и любомудрые должны уважать и любить только истину и отказываться от последования мнениям предков, если они худы, — такова обязанность внушаемая разумом... Если же вы, подобно бессмысленным, обычаи предпочитаете истине, то делайте, что можете. Правители, предпочитающие мнение истине, не более могуществены, как и разбойники в пустом месте.» (Иустин «Апологии» 1.2,12).

Мы понимаем, что, по крайней мере, в нравственной, в духовной сфере все, что не истинно, то ложно, и все, что не ложно, то истинно. Это же Иисус формулировал так: «Кто не со Мной, тот против Меня; и кто не собирает со Мной, тот расточает.» (Мф 12:30; Лк 11:23), равно как Он говорил ученикам: «Кто не против вас, тот за вас.» (Мк 9:40). Основываясь на этом, и называя вещи своими именами, мы должны сказать, что ложь остается ложью даже в устах искренне считающего ее за истину апологета. А посему не удается уйти от вопроса Иова: «Надлежало ли вам ради Бога говорить неправду и для Него говорить ложь?» (Иов 13:7).

Между тем, время таково, что используя слова все того же Павла, переадресовав их, правда, современникам нашим, можно сказать: «О сем надлежало бы нам говорить много; но трудно истолковать, потому что вы сделались неспособны слушать. Ибо, судя по времени, вам надлежало бы быть учителями; но вас снова нужно учить первым началам слова Божия, и для вас нужно молоко, а не твердая пища. Всякий, питаемый молоком, несведущ в слове правды, потому что он младенец; твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр 5:11-14).