Ямайский флибустьер - Виктор Губарев

— Понятно, — кивнул Флетчер. — Больше вопросов не имею.

— Остается побеседовать с капитаном баркалоны, — сказал бомбардир Кун, отбрасывая носком башмака подбежавшего к нему краба. — Мне думается, он мог бы написать папаше трогательную записку, текст которой мы ему продиктуем, и в ней уведомить о размере выкупа, который мы назначим за его освобождение.

— Да, это разумно, — поддержал Буйвола Рок Бразилец. — Сколько же денег мы запросим за дона Мигеля и его слуг?

— Чем больше, тем лучше, — буркнул Фрэнсис Тью.

— Я полагаю, что сумма эта должна превосходить ту, которую мы взяли, в два раза, — сказал Бэзил Блейк. — Если дон Антонио готов был заплатить за каких-то негров двенадцать тысяч песо, то что ему стоит уплатить за своего сына десять тысяч?

— Ого! — покачал головой Длинный Пьер. — Сумма впечатляющая! Только найдется ли в его кошельке столько монет?

— Пусть поищет, — ответил Блейк.

— Да, это разумно, — повторил ранее произнесенную фразу вожак. — Итак, джентльмены, остановимся на десяти тысячах? Кто — за? Кто — против?

— Боюсь, дон Мигель будет против, — заметил Джон Боулз.

— Не беда, — усмехнулся Бразилец. — Готов биться об заклад, что при голосовании испанец окажется в меньшинстве.

Когда Мигелю Бенавидесу, приведенному на допрос, намекнули о том, что его голова будет оценена флибустьерами в десять тысяч песо, он действительно запротестовал — жестко, решительно, как человек, не сомневающийся в абсолютной абсурдности требований тех, от кого они исходили. Пираты предоставили ему возможность высказаться, но в вопросе о сумме выкупа идти на какие-либо уступки наотрез отказались.

— Нам понятно ваше стремление уменьшить размер выкупа, — сказал Бразилец бесстрастным голосом, — но, тем не менее, ваша семейка должна будет заплатить за вас десять тысяч. Сейчас сюда принесут бумагу, перо и чернила, и вы напишите своему отцу письмо. В нем вы коротко объясните дону Антонио, каким образом его судно и двенадцать с половиной тысяч песо попали в руки пиратов, а затем добавите, что за ваше освобождение мы просим уплатить нам выкуп — десять тысяч. В эту сумму включен выкуп и за остальных пленников. Если же деньги не будут доставлены в указанное место в указанный срок, всех вас постигнет страшная кара… Ну, дон Мигель, что вы на это скажите?

— Я могу лишь повторить то, что сказал ранее: у отца нет в наличие таких больших денег. Даже если бы ему удалось наскрести такую сумму, это означало бы до нашей семьи полное разорение. Мы стали бы нищими.

— Года два назад один ученый монах прочитал мне целый трактат о нестяжательстве, — промолвил капитан флибустьеров. — Бедность, уверял он, является высшим идеалом христианина, и только бедные, как истинные праведники, доживут до грядущего тысячелетнего царства Святого Духа, благодатного царства справедливости. Если это так, то вам нечего бояться грядущей нищеты. Бояться надо богатства, ибо оно и только оно — одно из главных орудий Антихриста.

— Зачем же, в таком случае, вы стремитесь к нему? — спросил дон Мигель.

Рок Бразилец запрокинул голову и захохотал.

— Хороший вопрос, черт возьми! Но ответить на него легче, чем вы думаете… Во-первых, надо иметь в виду, что мы давно уже продали души дьяволу. Деньги, золото — вот те божества, которым мы молимся. Во-вторых, в отличие от вас, торгашей, мы не занимаемся накопительством. Сокровища, которые попадают к нам в руки, мы пропиваем и проматываем, помня, что жизнь наша — скоротечна и прожить ее лучше всего в угаре, легко и весело.

— Каждому — свое, — прошептал испанец.

— Что? — не расслышал Рок.

— Каждому — свое, — повторил Бенавидес более громко.

— Вот именно! Каждый из нас занимается своим делом. Вы — своим, мы — своим. Поэтому не будем терять время попусту и перейдем к делу… Эй, Робин! Ты принес бумагу и все, что нужно для письма?

Метис, до этого скромно стоявший за спиной Джона Боулза, поспешно подскочил к капитану и протянул ему письменные принадлежности, найденные на баркалоне.

— Передай их сеньору Бенавидесу, — распорядился Рок. — А, он связан… Развяжи ему руки и заодно подкати к нему два бочонка.

— Сеньор капитан, — сухо промолвил дон Мигель, глядя прямо в глаза Бразильца, — из вашей затеи ничего не выйдет… Я не хочу и не буду писать это письмо.

Вожак флибустьеров изобразил на лице крайнюю степень удивления.

— Не будете? — Он медленно поднялся с бочонка, на котором сидел, и, сделав три коротких шага, остановился перед пленником. — Неужели?

— Да, сеньор капитан. Ибо, в любом случае, вы убьете нас — меня и моих людей.

— Мы не столь кровожадны, как вы думаете, — успокоил испанца Бразилец. — Если наши требования будут вьполнены, то, Бог свидетель, мы не тронем вас и отпустим на все тридцать два румба.

— Я вам не верю. Мне кажется, что вы — люди Коллинза, нашего торгового партнера на Ямайке. Этот прохвост должен был прислать сюда корабль с невольниками, а прислал, как я понимаю, вас.

— О ком это он говорит, Рок? — вежливо полюбопытствовал Весельчак Томми. — О Красной Роже? Так это он нашептал тебе о баркалоне и о том, что она привезет к устью Рио-Веласкес?

Рок Бразилец недовольно поморщился.

— Да… Но до тех пор, пока приз не был взят, я, естественно, не хотел разглашать имя моего осведомителя.

— Значит, я не ошибся, — скривив губы, с горечью произнес дон Мигель. — Коллинз изменил данному нам слову и теперь, когда преступление совершилось, постарается с вашей же помощью замести следы.

— Послушай, испанец, — раздраженно промолвил Рок. — Мне плевать, каким образом Красная Рожа будет выкручиваться из создавшегося положения. Он навел нас на добычу, и он получит за это свой кусок. Речь сейчас не о нем, а о тебе. Я еще раз повторяю: если твоя семья согласится уплатить за тебя выкуп, ты получишь свободу. Если нет — конец твой будет скорым и бесславным.

Дон Мигель повернул голову в сторону бухты и с тоской посмотрел на «Санта Барбару», стоявшую на якоре близ устья Черепашьего ручья.

— Я должен подумать, — наконец, произнес он.

Пираты, присутствовавшие на допросе и до этого момента проявлявшие известную сдержанность, вдруг не на шутку рассердились и начали наперебой выкрикивать в адрес Бенавидеса угрозы.

— Довольно волынить! — грязно выругавшись, прогнусавил Фрэнсис Тью. — Дайте этой каналье по зубам, а потом — перо и чернила, и пусть он напишет то, что мы ему продиктуем!

— Правильно! — поддержал Рыжебородого Оливье Обри. — Он что, невинная дамочка, которую надо так долго уговаривать?

Рок Бразилец опустил на плечо Бенавидеса руку и, глядя ему прямо в глаза, резюмировал:

— У тебя нет выбора, испанец. Терпение моих друзей лопнуло, а это значит, что они готовы сделать с тобой то, чего не делают даже ведьмы на своих шабашах. Подумай хорошенько и честно ответь самому себе на вопрос: что лучше — быть нищим и живым или богатым, но мертвым? Подумал? По-моему, у живого нищего есть одно преимущество перед дохлым богачом, а именно: нищий, пока живет, еще сохраняет надежду на приобретение богатства в будущем, тогда как богатому мертвяку уже ничего не нужно. Ничто ему не любо, и нет у него ни настоящего, ни будущего.

Дон Мигель мельком взглянул через плечо пирата на своих слуг, застывших, словно идолы, в тревожном ожидании, потом тяжело вздохнул и еле слышно промолвил:

— Да, пожалуй…

— Что — пожалуй? — переспросил Рок.

— Пожалуй, вы меня убедили.

Вожак флибустьеров удовлетворенно хлопнул в ладоши и, посмеиваясь, с видом Цезаря изрек:

— Убедить — победить… Эй, Робин! Подай сеньору Бенавидесу бумагу, перо и чернила.

Глава 7

Асьенда «Райское яблоко»

Асьенда «Райское яблоко», притаившаяся на склоне невысокого, пронизанного покоем живописного холма, с трех сторон была окружена девственными лесами, поражавшими буйством ярко-зеленого цвета и обилием дичи. К западу от нее, насколько хватало глаз, тянулась широкая и плоская равнина, на сочных травах которой паслись тысячи, а может быть, десятки тысяч голов крупного рогатого скота; с севера на юг равнину пересекала извилистая река, получившая от испанцев имя Святой Марты.

Хозяин асьенды, дон Антонио Бенавидес, облюбовал эти глухие, малозаселенные места лет за десять до описываемых здесь событий, решив устроить в устье упомянутой реки тайную стоянку для своих судов, специализировавшихся на перевозках контрабандных грузов. Со временем он построил на левом берегу реки, примерно в двух лигах от побережья, добротный двухэтажный дом с красивым внутренним двориком, конюшню, кузню, сапожную мастерскую, бараки для слуг и рабов и обширный корраль. Когда работы, связанные с обустройством асьенды, были завершены, сюда из Баямо перебралось все семейство дона Антонио: донья Исабель — жена Бенавидеса, и двое детей — Мигель и Глория. Донья Исабель была женщиной скромной, безыскусной и общительной. Добрая католичка, во всем стремившаяся руководствоваться божьими заповедями и здравым смыслом, она, тем не менее, питала необъяснимую слабость к суевериям, фантастическим историям и сверхъестественным ужасам. Дочь ее, шестнадцатилетняя Глория, унаследовавшая от отца прямолинейность и шаловливый темперамент, а от матери — приятные черты лица и тонкую восприимчивость, отличалась от своих сверстниц излишней доверчивостью к людям и романтической мечтательностью. Последнее обстоятельство указывало на то, что она была не слишком хорошо подготовлена к самостоятельной жизни и не могла найти свое место в окружавшем ее нелепом, суетном и жестоком мире.