Капитализм, социализм и демократия - Йозеф Шумпетер

Взглянув же чуть глубже, мы, разумеется, обнаружим весьма похожие социальные процессы и как их следствие — весьма похожие рабочие движения. Различия между английскими и германскими социалистами в том, что касается общего тона, идеологии и тактики, легко объяснимы. После того, как в 1834 г. Оуэновский Великий национальный объединенный профсоюз [Owenite Grand National Consolidated Trade Union] раскололся и чартизм пошел на убыль, лейбористское движение в Англии более уже не вызывало открытой враждебности. Некоторые из его экономических целей были поддержаны либералами, другие — консерваторами [Особенно поражает возникновение пролейбористских установок в консервативном лагере. С одной стороны, в качестве примера можно сослаться на группу, возглавляемую лордом Эшли (Ashlcy), и на группу Молодая Англия" (тори-демократы под предводительством Дизраэли).]. Законодательные акты, регламентирующие деятельность профсоюзов (1871, 1875 и 1876 гг.), например, были приняты без каких-либо проволочек, которые могли бы спровоцировать рабочий класс на борьбу.

Более того, битва за право представительства рабочего класса в парламенте велась несоциалистическими группировками, а роль рабочих в ней сводилась лишь к одобрительным и осуждающим выкрикам. Все это убедительно свидетельствует о превосходных качествах английских рабочих. Впрочем, то же самое можно сказать и о превосходных качествах английского политического общества. Доказав, что оно способно избежать повторения Французской революции и устранить угрозу, проистекающую от дороговизны хлеба, оно затем долго демонстрировало свою способность держать под контролем социальные ситуации возрастающей сложности и идти на уступки, не теряя лица, — сошлемся хотя бы на Закон о трудовых конфликтах 1906 г. [Сегодня нам не так-то просто представить, какое ошеломляющее впечатление произвела эта мера на людей, которые все еще верили в государство и в правовую систему, построенную вокруг института частной собственности. Ведь такие меры, как ослабление ответственности за сговор применительно к мирному пикетированию, — что практически означало легализацию действий профсоюзов, несущих в себе угрозу применения силы, — и освобождение профсоюзной кассы от ответственности за приносимый ущерб, — что практически означало законодательно признание того факта, что профсоюзы всегда правы, — фактически передавали профсоюзам часть полномочий государства и ставили их в привилегированное положение, чему не могло помешать формальное распространение освобождения от ответственности за ущерб также и на работодателей. Однако этот законодательный акт был принят по результатам отчета, представленного Королевской комиссией 1903 г., когда у власти находилась консервативная партия, а консервативный лидер (Бальфур) в своей речи при третьем чтении этого закона одобрил его, не выказывая ни малейшего неудовольствия. Несомненно, такое отношение во многом объясняется политической ситуацией, сложившейся в 1905 г., однако мое утверждение все равно остается в силе.] Вследствие этого английскому пролетариату потребовалось больше времени, чтобы выработать в себе "классовое сознание" и повторить путь, который пришлось пройти Кейру Харди (Hardy), прежде чем он пришел к идее создания Независимой рабочей партии Великобритании (1893). Однако подъем нового юнионизма [Новый юнионизм означал распространение в середине 90-х годов XIX в. устойчивых организаций, объединявших в своих рядах в основном лишь представителей высококвалифицированных профессий и потому отличавшихся некоей клановой гордостью и буржуазной респектабельностью (некоторые из лидеров 80-х годов, в частности Кроуфорд (Crawiord), всячески подчеркивали ту пропасть, которая отделяет уважаемых людей в тред-юнионах от пролетарских масс) и противопоставлявших себя менее квалифицированным слоям, занимавшим более низкое положение. Эти последние были куда менее уверены в своих способностях чего-то для себя добиться и, следовательно, более восприимчивы к социалистической пропаганде и тому ее тезису, что сами но себе забастовки — оружие ненадежное и они должны сопровождаться политическими требованиями. Есть, таким образом, прямая связь между сплочением более низких слоев трудящихся и переменой отношения профсоюзов к политическим требованиям, с одной стороны, и к социализму, с другой. Именно тогда — всего несколько лет спустя после всеобщей забастовки докеров в 1889 г. — профсоюзные съезды начали принимать социалистические резолюции] фактически ознаменовал собой наступление такого положения вещей, которое мало чем отличалось от немецкого — разве что на словах.

Природа и степень подобных различий может быть продемонстрирована особенно отчетливо на примере Фабианского общества, чьи идеи и методы в этом смысле чрезвычайно характерны. Марксисты наверняка презрительно усмехнутся, поскольку им это покажется чрезмерным преувеличением роли небольшой горстки интеллигентов, которые просто не пожелали стать чем-то большим. На самом деле фабианство в Англии или по крайней мере взгляды, которые оно выражало, играло не меньшую роль, чем марксизм в Германии.

Фабианское общество возникло в 1883 г. и на протяжении всего рассматриваемого здесь периода оставалось группировкой буржуазной интеллигенции [Эта группа, численность которой никогда не превосходила 3–4 тыс. членов, на самом деле была еще малочисленной, поскольку се активное ядро составляло не более 10–20 процентов. Ядро это было буржуазным как по происхождению, так и по установкам, а также по тому, что большинство его членов были экономически независимы, по крайней мере в том смысле, что все они имели хотя бы скромный, но постоянный доход.]. Фабианство было вскормлено на идеях Бентама и Джеймса Милля и продолжало их традицию. Его представители сулили человечеству точно такое же радужное будущее, как и их предшественники — философские радикалы, и принялись за дело рациональной реконструкции и усовершенствования общества в том же духе практического прогрессизма.

Надо сказать, что фабианцы с величайшим уважением относились к фактам, не останавливаясь даже перед проведением обширных исследований, чтобы эти факты добыть, и если кого-то критиковали или предлагали какие-то меры, то позиция их всегда была надежно аргументирована. Однако они совершенно некритично относились к тем основам — культурным и экономическим, — на которых строились их собственные цели. Цели свои они воспринимали как должное, что на самом деле является лишь иным проявлением того, что, будучи добрыми англичанами, они и самих себя воспринимали как должное. Они не в состоянии были понять разницу между трущобой и палатой лордов. Почему и то, и другое — "зло", ясно ведь каждому, разве не так? А большее экономическое равенство, самоуправление в Индии, профсоюзы и свободная торговля — это не менее неоспоримое "добро", и никаких сомнений. Единственной их заботой было устранение зла и сохранение добра, остальное представлялось им пустой тратой сил. Во всем этом сквозило преданное служение государству и нетерпимость к иным взглядам на индивидуальные или национальные ценности — здесь фабианцы, пожалуй, не уступали марксистам, — а также мелкобуржуазное отвращение ко всему аристократическому, включая красоту.