Наследство Пенмаров - Сьюзан Ховач

— Ты меня обманул. Все эти месяцы, когда мы были так близки…

— Я тебя не обманывал. Я просто сдержал обещание, данное Филипу.

— Оставь мою мать в покое, — сказал Джонас очень злобно и вздорно. — Убирайся с нашей земли, или я тебя побью.

— Я тебе не верю, — надувшись, заявила Ребекка. — Я больше не хочу тебя видеть.

— Очень хорошо, — сказал я, приходя в ярость. — Я больше сюда не приду. Никогда, ты поняла? И на этот раз «никогда» означает «никогда», а не «позже», поэтому, когда тебе станет одиноко, не подходи ко мне, встретив меня в Сент-Джасте. Если ты не можешь доверять мне, как женщина доверяет мужчине, которого любит, то пошла к черту твоя любовь, она мне не нужна.

— А как я могу доверять тебе? — закричала она на меня. — Я никогда не могла доверять тебе, никогда! Ты никогда не любил меня так, как я тебя любила, у тебя всегда была какая-то женщина на стороне…

— Только потому, что я не мог добиться от тебя того, что мне было нужно, не опустившись на колени!

В этот момент ко мне со сжатыми кулачками приблизился Джонас.

— Замолчи! — заорал он. — Замолчи, или я ударю тебя в нос!

Я едва его слышал. Я все еще смотрел поверх его головы на Ребекку.

— Больше я не собираюсь просить на коленях о твоей благосклонности, — сказал я в ярости. — Держи ее при себе. Я найду женщин лучше тебя, стройнее тебя, у которых гораздо больше желания угодить.

Я замолчал. Наступила тишина. Ребекка все еще смотрела на меня, глаза ее расширились, в них было сомнение.

— Молодых женщин, — добавил я.

Она вздрогнула, но и только. Развернувшись, я обошел дом вокруг, подошел к машине и, изо всей силы нажав на газ, уехал из ее жизни.

9

Через две недели она мне написала. Это была натянутая, формальная записка, в которой она говорила, что сожалеет о произошедшей сцене и хотела бы опять меня видеть.

Я не ответил.

Вскоре она снова мне написала. На этот раз письмо было длинным и путаным, полным страсти и мольбы о прощении. Не приду ли я поужинать на ферму в любой день, когда захочу?

Я разорвал и выбросил письмо.

Через несколько дней она позвонила из телефонной будки в Пензансе.

— Послушай, Джан, — сказала она, — Я совершила ошибку. Я сознаю это. Пожалуйста, поверь мне, я на самом деле раскаиваюсь. Я теперь всегда буду тебе доверять, обещаю. Я никогда больше не скажу, чтобы ты не приходил. Это была ошибка.

— Слишком много ошибок, дорогая, — сказал я. — Это была последняя капля. Извини. — И я поспешно положил трубку, опасаясь, что могу поддаться слабости и, простив ее, помчаться к ней на ферму Деверол.

— Если моя невестка миссис Хью позвонит опять, — приказал я Медлину, — то скажите ей, что меня нет. Я не хочу с ней разговаривать.

— Да, сэр, — с уважением сказал дворецкий.

Теперь меня уважали все. Почему бы и нет? Времена переменились. Теперь я больше не был нищим ничтожеством с позорным прошлым, который работал за жалованье в имении своего богатого брата. Я был хозяином Пенмаррика, жил в доме, который любил всеми силами своей души; я был одним из самых богатых людей в Корнуолле, мог поступать как мне вздумается и ходить куда угодно. Гадкий утенок, как ему и положено, превратился в прекрасного лебедя, и никто не радовался этому прекрасному превращению больше меня.

И все же…

Невероятно, как это человеческое существо умудряется никогда не довольствоваться тем, что у него есть. Подари человеку землю, он станет томиться по луне.

— Теперь тебе опять пора жениться, — деловито сказала мне по телефону Лиззи, когда однажды вечером я позвонил ей, чтобы избавиться от одиночества. — Почему бы тебе не приехать в Кембридж на Рождество? Я могу собрать для тебя целую кучу прелестных девушек, мы прекрасно проведем время! Приедешь?

— Я не могу оставить маму одну на Рождество.

— Я ей напишу и тоже приглашу.

— Лиззи, она не поедет. Ты же знаешь, она не хочет уезжать с фермы.

— Тем хуже для нее. Я не понимаю, почему ты должен страдать из-за ее эгоизма.

— Я не страдаю…

— Нет, страдаешь! Она мучает тебя так же, как раньше мучила Филипа! На самом деле, Джан, я не понимаю, почему это ты вдруг стал так чувствителен по отношению к ней! Почему ты не можешь ее хоть раз оставить? Она оставила тебя на целых шесть лет, когда ты был ребенком!

— Когда она мне была нужна, она появилась, — сказал я. — Когда я был ребенком, она не была мне нужна. Кто угодно может воспитывать ребенка до шести лет, а у меня была очень добрая няня. Но потом, когда мне стала нужна мать, она появилась.

— Ерунда! — сердито воскликнула Лиззи и с грохотом бросила трубку.

На следующий день она опять позвонила. Говорила спокойно, раскаивалась и убеждала. Сказала, что сожалеет, что разозлилась; она разозлилась, потому что разочаровалась; ей так хотелось, чтобы я приехал на Рождество, но, может быть, я прав и мне не стоит уезжать из Корнуолла. И все же, если мне захочется приехать в начале следующего года…

— …Тут есть одна девушка, с которой мне особенно хотелось бы тебя познакомить. Честное слово, у нее есть все: красота, ум, талант, очарование…

— Я пока не собираюсь жениться, — отвертелся я, и это было правдой. Хотя в Пенмаррике мне было одиноко, разрыв с Ребеккой настроил меня против брака и сделал большим циником по отношению к женщинам. — Подожду, пока мне исполнится тридцать пять, прежде чем опять надевать брачное ярмо.

Но я не стал ждать, пока мне исполнится тридцать пять. Я едва дождался своего тридцать второго дня рождения и весной следующего года влюбился. Двадцатого мая 1937 года я встретил Изабеллу, и после этого никакая сила не удержала бы меня от стремительного брака.

Глава 9

30 августа 1200 года он женился, получив согласие ее отца, на Изабелле Ангулемской, невесте, обещанной Хью Брауну.

А.Л. Пул. «Оксфордская история Англии: от «Книги судного дня» Вильгельма Завоевателя до Великой хартии вольностей»

Возможно, Иоанн недолго раздумывал над вопросами политики. По слухам. Изабелла приворожила его.

У.Л. Уоррен. «Иоанн Безземельный»1

Изабелла!

— Не может быть, чтобы вас так звали! — запротестовал я. — Теперь детей не называют Изабеллами!

— А разве я должна быть, как все?

Родители назвали ее Изабеллой, что значит «прекрасная».

— Разве они не попали в точку? — спросила она. — Бедняжки, они так привержены условностям.

У нее не было ни братьев, ни сестер.

— Поэтому у них произошел срыв, и они дали мне имя из четырех слогов, — объяснила она. — Они уже тогда догадывались, что повторить подвиг деторождения больше не смогут. Бедняжки, успех ударил им в голову.

Изабелла! Ее пепельные волосы струятся по плечам блестящим бело-золотым нежнейшим потоком, у нее невероятные, широко поставленные зеленые глаза с карими крапинками, высокие скулы и подвижный, пухлый, соблазнительный рот.

— Конечно, я знаю, что не самая красивая в мире, — шутила она. — Я осознаю свои скромные возможности.

Она была очень молода.

— Нет-нет, я не скажу вам, сколько мне лет, а то я вам разонравлюсь. Лучше я буду женщиной без возраста. В сорок лет я буду выглядеть точно так же, как и сейчас.

Она говорила так, словно сорок лет были старостью.

Изабелла! Умная, острая на язык Изабелла, умевшая вести простые, бесхитростные разговоры…

— На самом деле я совершенная дурочка, — говорила она. — Родители заплатили кучу денег, чтобы отправить меня в ужасную частную школу, чтобы у меня были все преимущества, которых не было у них, например, чтобы зимой я носилась по хоккейной площадке… Фи! И что из этого вышло? Я даже не смогла получить аттестат об окончании школы. Если бы вы знали, как безнадежно тупа я в математике…

И только много позже я узнал, что в ее школе математику преподавали настолько плохо, что никто не смог сдать экзамена.

Я встретил ее, когда возвращался домой из Лондона.

Это было в год коронации, и, подобно тысячам других, мы все собрались в Лондоне ради великого события. Уильям, Чарити, Адриан и я приехали с запада, Лиззи с семьей прибыли с юга, из Кембриджа, а Эсмонд, который только что унаследовал после отца титул маркиза Лохъялла, приехал из Итона, чтобы присутствовать среди других пэров королевства в Вестминстерском аббатстве и произносить традиционные клятвы верности новому суверену. Конечно, все мы страшно гордились оттого, что он будет играть такую роль в церемонии, пусть даже минутную, а больше всех им гордилась Мариана, которая специально для этого приехала из Франции. Тогда она увидела сына впервые за несколько лет. Муж ее умер незадолго до этого, и она стала планировать встречу с сыном, подкрепленная сознанием того, что между ними больше никто не стоит, а когда они наконец воссоединились в Лондоне, Эсмонд, как мне кажется, был не менее ее тронут последовавшей за тем драматической сценой. Но все же я не сомневаюсь, что впоследствии его, как и всех остальных, шокировала ее нескрываемая любовь к сухому мартини и после утомительной роскоши коронации он был рад распрощаться с матерью и вернуться в Итон. Мариана, расставаясь с ним вновь, много плакала, и если бы не было кого-то, кто платил по ее счетам в Монте-Карло, мне кажется, она осталась бы в Англии. Но она все-таки поклялась, что порвет связи с Монте-Карло и приедет жить к Эсмонду в Эдинбург, но, когда я вез ее в аэропорт, мне стало ясно, что окончательного решения о своем будущем она еще не приняла. Она была в весьма слезливом и сентиментальном настроении.