Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Видум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Против такой аргументации было трудно возражать. После назначения митрополита Никодима на должность Экзарха издание «Вестника» затруднилось, он настаивал, чтобы каждый номер посылался ему предварительно на просмотр. «Это моё право как Экзарха, митрополит Антоний этого не делал, так как он не интересовался «Вестником», а я интересуюсь». В результате я прекратил его редактировать, и он приостановился. В один из своих приездов в Париж митрополит Никодим спросил меня, почему я больше не занимаюсь изданием. Я объяснил ему, что посылать предварительно «Вестник» на просмотр технически невозможно, а главное, что я готов заниматься изданием при одном условии, что в нём не будет никакой «советчины». «Хорошо, её не будет, но и моё условие ответил он, – никакой «антисоветчины»!» В другой раз, кажется, в связи с моей рецензией на книгу Росслера о Русской Церкви, он мне сказал: «Чего Вы печатаете такие статьи, да ещё под своим именем, ведь это официоз? Печатали бы в другом месте». Я последовал его предложению и стал печатать у Никиты Струве, под собственным именем. А когда меня начали спрашивать, почему, отвечал, что в нашем «Вестнике» нельзя, вот поэтому и печатаюсь в «Вестнике РСХД» [573] .
Владыка живо интересовался историей, особенно историей Церкви. Жаль, что постоянная занятость практическими делами помешала ему написать объёмистую работу по истории Церкви. Он был эрудитом в этой области, мог с ходу дать подробную справку о любом русском архиерее, жившем за последние 300 лет.
Владыка был выдающимся богословом; его перу принадлежит более двухсот статей. Но порой ему приходилось творить в узких рамках определённого жанра. Например, составлять речи при вручении посоха новопоставленным епископам. Таких «крестников» у него был не один десяток, и будь он даже семи пядей во лбу, повторы неизбежны. А если ещё учесть его загруженность…
И тогда на помощь приходили другие перья – «оперившиеся» птенцы его гнезда. Мы считали за честь составлять «заготовки» для владыки. Получив машинописную «болванку», митрополит начинал правку текста, что-то вычёркивал, что-то добавлял – «мои мысли – не ваши мысли». И так постепенно из соавтора он превращался в автора…
Но однажды святитель, вечный «заложник протокола», оказался в жесточайшем цейтноте. В 1976 г. исполнялось 30 лет со времени возрождения Ленинградской духовной академии. Такая круглая дата обязывала владыку не только возглавить юбилейные торжества, но и огласить слово на торжественном акте 9 октября, в день памяти Св. Иоанна Богослова. И не простое приветствие, а программную речь – о задачах современного богословия. А времени в обрез – митрополит приедет из Москвы только утром, к литургии, а после богослужения – торжественное заседание.
За три дня до праздника меня приглашают в кабинет ректора. Архимандрит Кирилл (ныне – митрополит Смоленский и Калининградский) вводит молодого преподавателя в курс дела; нужно срочно написать доклад для митрополита. И не просто «заготовку», а на достойном уровне: чтобы святитель «вошёл в тему» – в машине за 20 минут, от вокзала до академии. Времени на правку у него не будет.
Отложив все дела, берусь за работу. С чего начинать? Выхожу из здания академии и иду в лаврский парк. И тут вспоминаю долгие прогулки с владыкой по этим самым дорожкам и его размышления на предложенную тему. К счастью, бумага и карандаш были с собой: успевай только записывать! Владельцы собак, прогуливавшие своих лохматых питомцев, вероятно, дивились на встречного: с виду вроде бы нормальный, а идёт не глядя, натыкается на деревья и, что-то бормоча, строчит… Несколько кругов по парку, и доклад готов; осталось лишь его написать. На это ушло ещё два дня. Ректорский наказ был выполнен; прочтя написанное, святитель добавил несколько строк, оставив текст нетронутым; зачем спорить со своими же мыслями?
Напечатанный в 3-м номере «Журнала Московской Патриархии» за 1977 г., текст доклада «забронзовел» и стал «каноническим». Вскоре профессиональные атеисты-пропагандисты, как голодные шакалы, стали растаскивать его на цитаты и мусолить в брошюрах типа «Тупики православного модернизма» (М., 1979, автор М.П. Новиков). Впрочем, такая же судьба постигла речь владыки Никодима на годичном акте в ЛДА (ЖМП. 1970. № 12) и многие другие его тексты. Долгие годы разные шамары, гордиенки и прочие шахновичн кормились его церковно-публицистическим наследием. Иных уж нет, а те уже… перестроились. Кто-то стал «религиоведом», а пламенный борец с «религиозными пережитками» – Н.С. Гордиенко – нынче заделался «независимым» экспертом и на многочисленных судебных процессах защищает интересы свидетелей Иеговы…
И ещё одна забавная подробность. В дискуссиях, возникавших порой в те годы в преподавательской среде, ссылка на авторитет владыки Никодима была решающим аргументом. И когда оппонент, стремясь опровергнуть какое-то моё высказывание, процитировал абзац из юбилейного доклада 1976 г., мне ничего не оставалось сделать, как только с ним согласиться…
Преемник митрополита Никодима по кафедре – митрополит Антоний – был загружен текучкой не так сильно, и вполне мог бы творить «нетленку» от себя. Но на каком-то уровне закрепляется привычка «опираться на кадры»…
… Секретарь епархии доверительно сообщает: митрополит Антоний просил подготовить проект доклада «Миссия и евангелизация в Восточной Европе». Он будет опубликован на самом верху – во Всемирном совете Церквей! Какая могла быть в те годы евангелизация в Советском Союзе? Я решил составить проект доклада «с подковыркой». Проштудировал труды тогдашних «классиков» и выудил цитаты из ранних «творений» Маркса, Ленина и даже Фиделя («три бороды – три составные источника»). Общий смысл цитат: верующие – тоже люди и имеют право на свободу вероисповедания. Подковырка в том, что нынешние вожди отошли от принципов своих же предшественников и подавляют эти права.
Мой коллега по перу – профессор-протоиерей Николай Гундяев – тоже был задействован на этом послушании;
